Привет, Зима!
Ты заварила мне ноябрь
На палых листьях и снегах.
Остановила календарь
От нас с тобой в пяти шагах.
И мы теперь сидим вдвоём –
Пьём терпкий чай и говорим.
И наш уютный старый дом
С моей мечтой соизмерим.
И я шепчу: Моя душа,
Ноябрь – это только дверь.
Он – как вопрос Упанишад,
Он – словно плач и скрип потерь.
И он совсем не виноват,
Что он, увы, уныло-сер.
Он – лишь натянутый канат
Над сонной грёзою химер.
И ты киваешь: Милый друг,
С тобой вполне согласна я.
Ноябрь натянут, будто лук.
Стрела помчит до февраля.
А там – и март, затем – апрель
И славный, чистый, юный май.
И небо синее – под гжель,
И солнца жаркий каравай.
Войдём в ноябрьскую тишь,
Проникнем сквозь зеркальный дым…
Ты говоришь, и говоришь.
А после – оба говорим.
А бледный день уже истлел,
И осень скрылась за дома…
И вывожу я на стекле:
Привет, Зима!
На последний сольдо
Отставной полковник спецотряда «Ключ»
Выходит из храма,
Идёт прямиком в бар.
Он знает: раз уж есть альпеншток – можно гнаться по следу туч.
А идти прямо –
Это особый дар.
У стойки его ждёт звёздноокая Мэл –
Танцовщица на столах.
Когда она в чьи-то объятья роняет одно из своих тел,
Он не видит себя в зеркалах.
Но полковник – тёртый карась,
Любая тоска ему по плечо.
Он с детства помнит, что «никто, кроме nice»,
Как шутил когда-то говорящий сверчок.
И полковник говорит себе «ОК»,
Выходит из бара,
Идёт прямиком в храм.
Отец Чарльз не пускает его на порог.
Падре забыл, что на каждого, кто заслужил кару,
Есть тот, кто скажет «Воздам!».
И полковник говорит себе «так…».
Берёт все деньги плюс последний сольдо и последний пятак.
Покупает белоснежный фрак,
А для Мэл – расписное сари.
Он отбрасывает себя, как ящерка – хвост,
Он наконец-то держит себя в полный рост.
Потому что на корабле, отплывающем завтра,
Они вместе уйдут в те края, куда даже Макарий
Не гонял минотавров.
На сухих ветвях ноября
Сидя верхом на воздушном змее,
опускаю перископ вниз.
На земле не осталось лазеек,
в которых можно спастись.
А вверху проплываешь ты –
невидимая! – прозрачная, как рыба-сальпа.
Что ж, каждый из нас – только полбеды;
взмываю. И мы одни.
Под нами, небось, какая-то Тегусигальпа,
а может, это огни
потаённого святого града.
Но ты шепчешь: Нет, мы направляемся в Вешний Волох.
И пишешь на ветре губной помадой,
что путь наш будет счастлив и долог.
И вдруг я чувствую, как чертовски не хватает весны,
понимаю, что если мы снились Господу, то сейчас у него кончаются сны,
что мы сбились с пути и толка,
и всё зазря,
и вот-вот
нас всех скопом сожрёт
какой-нибудь Вавилон, или Аркаим, или Земля Нод…
Но здесь ты улыбаешься и вырезаешь заколкой
на сухих ветвях ноября:
«Весна приходит только к тому, кто ждёт».
Дорога до города Бра
Старый учёный велосипед
Как-то вез мудреца Жи Ши.
Они с детства практиковали июньский балет –
Просто так для души.
У велосипеда было четыре ноги,
Но ему хватало и двух колес.
А мудрец сжимал в руках отточенные стихи –
Чтоб продираться в зарослях проз.
Балет – верное дело
Для тех, кто примирился с сутью вещей.
Ведь каждый из нас не только часть целого,
Но и сам по себе ничей.
И они ехали – такие прекрасные прямо с утра,
Не оглядываясь, потому что знали: мы идём следом,
И говорили друг другу: Это дорога добра,
Это дорога до Бра.
А в этом
Заброшенном городе Бра
Всегда лето.
Люди Луны
Детские сны чудесами полны.
Грёзы скользят – безмятежны.
С неба спускается племя луны.
Ветры стучат в барабан.
Катится ночь по пределам земли.
Тьма неоглядна, безбрежна,
Но по окраинам – где-то вдали
Брезжит рассветный туман.
Лунный народ разлетелся окрест –
Детям качать колыбели.
Выгоним зиму, закроем подъезд,
И заживём без пурги.
Завтра весна закружит по дворам
На расписной карусели.
Солнце поставит над городом храм
Из золочёной фольги.
Ясные звёзды глядят в колыбель,
Светятся тени в тумане.
На небе – речка, за речкой купель.
Тени идут через брод.
Лунные люди уходят к луне.
Утро вот-вот – и воспрянет.
Были они или чудилось мне –
Кто же теперь разберёт?..
Разнотравье
Помнишь, летом мы бродили по некошеной долине,
Где шмели гудели важно колдовским напевом навьим?
Солнце сладкое катилось по густой небесной сини,
И земля вокруг качалась безмятежным разнотравьем...
А потом пришла прохлада. Потянулись ветры к югу.
Солнце землю озирало взглядом сумрачно-плакучим.
И с деревьев полетела медно-ржавая кольчуга.
И бледнело наше небо среброкрылым разнотучьем…
А теперь туман сползает ниже самой низкой крыши,
И пурга на лыжах мчится над печальным побережьем.
Жаль, не можем мы вмешаться в то, что нам даётся свыше…
И округу укрывает монотонным разноснежьем.
Знаешь, зимы преходящи. Снова жгучим апельсином
Глянет солнце из-за тучек. Мы тропу свою направим
В пробудившиеся дали, в первоцветные долины,
Чтоб услышать, как колышет ветер вешним разнотравьем.
Лети!
Я стою под часами.
Жду её.
По бульвару бредёт толпа – со знамёнами, крестами и парусами.
И дождик льёт.
Я стою под часами.
Придёт ли, нет?
Что-то неладное с небесами –
Сверху сыплет погасший свет.
Вечер фонарен –
Яшма, опал, нефрит.
Часы – это просто воздушный шарик.
Выпускаю. Летит.
Быть может
Простите меня, что врываюсь подчас
В ваш деликатный покой.
Я знаю, что вся вы – в изяществе фраз
И в фимиаме левкой.
У вас за плечами скользит херувим,
Слагая ваш свет на лету.
И каждый, кто прежде был вами любим,
Приколот булавкой к листу.
Но я обхожу вашу тень стороной
По дальней зыбучей заре.
Я знаю, что вы освещаете мной
Снега на своём январе.
Подайте мне знак, укажите мне путь,
Развейте ласкающий мрак.
И впредь мне когда-либо глаз не сомкнуть,
Но это, поверьте, пустяк.
Мне жаль, что я вами давно дорожу,
Что вы – стережётесь меня.
Но нет миража, чтоб не вёл к рубежу,
И я, всей душой леденя,
Однажды скажу вам, что прямо сейчас
Разрушу ваш скит на века.
А вы мне тихонечко, не напоказ,
Быть может, кивнёте слегка.
Талое танго
Талые воды стекали бурлящие,
Талое сердце стучало неистово,
Талое танго пылало над пристанью,
И танцевали матросы с рыбачками.
Дамы с собачками помолодевшие
Взгляды на пары бросали мечтательно.
Тихо роняло лучистую платину
Ломкое небо во тьму побережную.
Аккордеон из миров неизмеренных
И из времён, что, возможно, не сбудутся
Так – что рассветами полнились улицы –
Ласково пел о сияньи апрелевом.
Бледный Пьеро по распахнутым клавишам
Нежно струился крылатыми пальцами.
В талое танго стремительно, вальсово
Солнце врывалось смешливою барышней.
Славный Пьеро, из какой параллельности
Ты – в нашей тусклости, в нашей безликости?
Не умолкай же! И сможем мы вырасти.
И довзрослеем до мудрости, зрелости.
«Я уже здесь. Ваше время поблизости»,–
Молвил он тихо, едва угадали мы.
Талое небо печалилось далями.
Талое солнце скрывалось за пристанью.
Девочка на шаре
Девочка на шаре,
Силачи и гири.
Флейты и гитары –
Песенка о мире.
Площадь городская;
Небосвод янтарен.
Кто же ты такая,
Девочка на шаре?
Сорок лет куда-то –
Стройными рядами.
Никакого слада
С этими годами.
Ты парила рядом
Звёздочкой небесной.
Где же ты, наяда?
Где ж ты, кентавресса?
Я бродил повсюду –
Полем да бульваром.
Был монахом. Буду
Завтра я корсаром.
Для тебя в котомке –
Расписное сари.
Где ж ты, незнакомка,
Девочка на шаре?
Волшебных снов
Укатали Сивку крутые горки.
Она снимает сбрую, закрывает шторки,
Пишет в инете:
«Волшебных снов!».
У неё по планете
Куча знакомых лошадок, зебр и ослов.
И ей тоже из чудесного далека
Присылают смайлик – машущее копытце: «пока-пока!».
Облака
Становятся золотистыми – так сияет луна.
А ведь где-то язва, чума, война...
Сивка не может уснуть – ей кажется, во всём виновата она.
Как звёзды осени кружат!
Как звёзды осени кружат!
На праздный юг не улетая…
Отряд спасённых негритят
Спешит в чертоги Дар Валдая.
А Дар Валдай – седой, как дым, –
Острит кинжальный мрак И-Цзина.
И мир воскреснет золотым,
Присягу даст Отцу и Сыну,
И Духу света и добра.
А ведь не дале как вчера,
Ты помнишь: вьюга, снег и сырость…
И канительно мгла носилась,
Мешая бритвами оккам
Печаль, сомнения и виски.
И всё рыдали василиски
По близлежащим кабакам…
И палый лист искал фиесты
И жался жалобно к окну.
И сизый ветер выл в подъездах,
Как Змей Горыныч на луну…
Как звёзды радужно кружат!
Вот-вот и осень залатает
Миры Шалтая и Валдая…
День выжат. День рукопожат.
И тает.
© Олег Паршев, 2022.
© 45-я параллель, 2022.