Гоним. Годен
Гоним. Годен.
Мне по силам эта высота.
Первый, в этом кислороде
Выгорят уста.
Вдох не слышен.
Лик младенца падает в траву.
Сердце катится, и хищный
Профиль наяву.
Душу на кон!
Врат не видно – опустить прицел.
До луны одна атака
В два десятка тел.
Не до слова.
Не до хрипа. Близко до чего ж! –
С нами рубище христово
Алое, как нож.
Ползти по наклонной
«Не нужно прощаться. У жизни четыре угла.
Так было не раз, что срывали безвременно с места», –
Словами отца говорила тревожная мгла,
И падала полночь на детские плечи отвесно.
«Маршрутов не счесть, но короче всегда по прямой.
Наклонная ждёт, не давая до срока согнуться.
Я скоро вернусь. Не бывает судьбы роковой.
Бывает звезда, что лежит, словно сахар, на блюдце».
Высокий и сильный, он прыгнул в холодную муть,
За миг растворившись в горниле событий и зрелищ.
Хотелось уснуть. Неужели удастся уснуть?
А как же звезда, чьё соседство ни с кем не разделишь?
Она, как и прежде, белеет на фоне стола,
Сумев защитить от висящей за окнами хмури.
Отец говорил, что у жизни четыре угла.
Но он промолчал, что они никого не вернули...
*
Ползти по наклонной, забыть, что промок и продрог.
Спускаться туда, где живут, наш покой карауля.
У Вовки в кармане запёкшийся в кровь сахарок.
А в чёрном нагане на взводе последняя пуля.
Он мог бы остаться – когда под рукой джавелин,
Врагу нужен тот, кто заполнит квадраты в планшете.
Но Вовка всегда говорил, что у нас ковыли
Накроют и спрячут, да так, что никто не заметит.
Ну что там, дозорный? – молчать бесхребетно, родной.
Ты должен увидеть – он знает про близкую крипту.
Такие, как Вовка, имеют один позывной.
Пусть тот, кто не слышал, за них прочитает молитву.
Стреляют от злости, за то, что сумевший уйти
О бьющих в упор никогда больше даже не вспомнит.
Стреляют от страха. А Вовка сегодня один
И ближе других к раскалённой от времени домне.
Ползти по наклонной любой бы, наверное, смог.
Да только всему невозможно остаться бессмертным.
У Вовки в ладонях застыл непривычный мирок
Из маленькой спички, а, может быть, будущей вербы.
Как просто дождаться, она по весне расцветёт,
Раскинет серёжки – смешно, неуклюже, неловко.
И вряд ли расскажет, какой на поверку излёт,
И чей сахарок никогда не попробует Вовка.
Несолдат
Пустынной ночью жалиться Арбату,
К бездушному прижавшись фонарю,
Легко, когда родившись не солдатом,
Ты чувствуешь себя невиноватым
За то, что не был никогда в строю,
Что не бежал туда, где горячо и страшно,
И не прислушивался к хрусту кирзача,
Что кто другой сошёлся в рукопашной,
Такой бесхитростный, пусть глупый, но отважный,
И рубит неприятеля сплеча.
А ты ему завидуешь, укрывшись
Холодными лучами с головой,
И чувствуешь, как медленнее дышишь,
Когда тебя скрипучий голос свыше
Зовёт, как будто брякает конвой.
Ты молишься тому, кто за тебя в ответе.
Родившись в час иной, и ты бы так же смог.
Не знаешь, что у Бога на примете
Всегда лишь тот, кто не боится смерти
И не бежит, когда взведён курок.
Капрал
Красные, синие, потёрто-зелёные.
Все на одно лицо, и даже крайние.
Будто бы не было команды «вольно» – был
Окрик в сторону каждого глухой, капральный.
Скажут снести царя – заметут, не ведая
Тех, кто за спинами прячет в ухмылке рот.
Марши бравурные – скорой победы нимб.
Что ему красной лошади в полбедра тавро.
Чья же фузея здесь со штыком, кремнёвая?
Впору, на первый взгляд, суконная епанча.
Братцы! За Русь пресвятую всем плёво нам
Жизнь положить окрест расшитого в медь плеча.
Пусть не отец родной и не сойдёт за батюшку.
Ус намотать на гвоздь даже с огнём невмочь.
Только алтынный шрам – знать, не мала кишка! –
Да холодится крест – присяги звон междустроч.
Зря говорят вокруг: не в коня довольствие.
Рёбра ласкает мысль о молодом бытье.
Любо считать – всякий горазд геройствовать;
А завсегда пропасть – утишиться во Христе.
Трёхцветный
Безжалостно. За горы, как за шкаф,
Сползает обессиленное солнце,
Горниста среди встречных не признав,
Ни знаменосца.
Застыло войско так, что не разжать
Забрал. И до зари грифоны смолкли.
Но каждый нерв на кончике ножа
Взведён – не волк ли!
Не здесь ли, выгнув спину, щерит пасть,
Черной, сродни стремительному клику,
В мгновенье ока норовя напасть
В рычании диком?
Прислушаться – по венам, как по рву,
Остывшая сбегает прямо в бездну.
И каждый пень всплывает на ветру
Крестом ли, жезлом?
Рассеется. Туман сойдёт на нет.
Взыграет звон кольчуги кольцемедной.
Покажется предчувствие извне
Гонцом победным.
И каково! Насколько красен конь
На вздыбленном холме среди поющих
Литавр. Любить его за непокой –
Великодушье.
Ведь это он зовёт за облака,
На голубом их дробью выбивая:
«Смотрите, пилигримы, реет флаг –
Жива Святая!»
© Олег Катеринцев, 2016–2022.
© 45 параллель, 2022.