Олег
Бутенин

Осенняя элегия

Философия осени – грусть, серым будням предтеча.
Свежий ветер трезвит, и в ходу целый день крепкий чай.
Воротник бы к затылку прибить, чтоб не падал на плечи.
Да под Моцартовский «ре-минор» вкруг вороны кричат.

Дождь прошедший листву по старинной брусчатке расклеил,
На унылых кустах акварелью коричневый грим.
Под порывами ветра рябина в озябшей аллее,
Как кривляющийся в шапито дурачок панто-мим.

Все спешат по домам как-то сгорбленно и виновато.
В город сумрачно-матовый долгие сны забрели.
Столб фонарный в фатально-оранжевом всплеске заката –
Как пылающий чёрный жираф на картине Дали.

Вниз по багровой реке

Река багровая, суровая.
По небу сполохи пунцовые
Агонией лошадок загнанных,
Не одолевших переправ.
Сквозь блеск «Винчестеров» да «Магнумов»
Видна верёвочка пеньковая
И хитроумно-леденцовая
Мораль воинственных держав.

Река багровая, солёная.
Она полна порогов бешеных.
Вверху я вижу солнце алое,
Карминных облаков резьбу.
И чтоб наполнить воды шалые,
Где группы крови перемешаны,
Вновь «тётка», (как тарань сушёная)
Затеет смертную косьбу.

Река багровая, капризная.
По берегам деревья чёрные.
Стоят стволами автоматными
К воде чудовищной впритык.
Трава ремнями сыромятными,
И окоёмы прокопчённые,
И тропка грязно-ненавистная
Ведут в высокий борщевик.

Река багровая, нечистая.
Здесь бродит сила бестолковая.
Ассиметрично-губошлёпая
От злости или от тоски.
Орланы здесь белоголовые
Гнездятся, множатся, бесчинствуют.
Да по кровавым лужам шлёпают
И пьют из проклятой реки.

Река багровая, уставшая
Полна коричневыми водами.
Уже не далеко до неба ей
И солнышка, но вот конфуз…
Есть где-то Стикс. И там под сводами
Пещерными, во мгле пропавшими,
Харон тройную плату требует,
За то, что в лодке перегруз.

Танго

Танцуй, как будто жизнь на волоске.
Как будто миг до смертного исхода.
И мы пройдём с тобой рука в руке
Мораль дресс-кода.

Я в чёрном, ты как солнце на заре
В атласном платье огненно-кровавом.
Пусть спящих птиц разбудим во дворе –
Мы будем правы.

Я поведу. Ты будь моей рабой,
Наложницей хозяину послушной.
И в жарком танго нам вдвоём с тобой
Не будет душно.

Назад два шага и навстречу шаг,
Моей рукой твоя спина обвита.
И пусть звучит до одури в ушах –
«La Cumparsita».

Твой жгучий взгляд эффектно-нарочит,
В смущении раскланялись пионы.
И страсть щемящей музыкой звучит
Бандонеона.

На чувственной спине теней игра:
«Te amo, моя дивная креолка».
Скользит атлас с упругого бедра
Кровавым шёлком.

Но будет день

Как пёс бродячий, в подворотне ветер
То заскулит, то воет, то свистит.
Как будто размышляет, что же спеть им,
Прохожим, что замешкались в пути.

А тьма ползёт от края и до края,
И от холодных струй спасенья нет.
Но под дождём, до нитки промокая,
Я предвкушаю радуги рассвет.

И пусть янтарный берег не приснится,
И будет соткан сон из чепухи.
Я точно знаю, чародеи птицы
Вплетут в зарю мажорные штрихи.

И вот уже у сплина не во власти
Я распахну окно навстречу дню.
И загадаю рандеву со счастьем,
Уныние из дома прогоню.

Переосмыслю жизнь и мироздание.
Открою в сказку дверь своим ключом.
А утро красит нежной охрой здания...
И солнца заяц прыгнет на плечо.

Кавказ

Пока не прекратит земля движенье,
Всё будет так: работа, дом, досуг.
Но всё, я выхожу из окруженья –
Без белых флагов и поднятых рук.

Ни праздный день, ни будние напасти,
Не злят систему нервную мою.
Мне ближе rock, чем оперные страсти,
Как гном пред Алатырь-горой стою.

И пусть туман без края, он от Бога.
Замёрзли руки, морось – всё в игнор.
Чегет, Эльбрус, канатная дорога,
И бесконечна цепь кавказских гор.

И вниз, и в путь, и так себя мне жалко,
Как будто кто меня приворожил.
Кипящий Терек с каменистой Малкой –
Да как же я без вас доселе жил.

Ночь в Джилы-Су, рассвет на Бермамыте,
Отсюда звёзды ближе, слаще сны.
И пропадает сдержанность в пиите,
Когда в руках лоснятся хычины.

Здесь лермонтовским «Демоном» гордятся.
В конце земной юдоли попрошу:
«Позволь, Господь, как гению стреляться,
И быть убитым под горой Машук».

Дождь февраля

Ты снова без зонта,
А дождь февральский льёт.
И к ночи в царстве льда
Лишь скрип дерев и стоны.
Святая простота,
Ты веришь, что блеснёт
Полярная звезда
И будет по сезону

Котов подвальных ор.
Ты воспеваешь март,
Но он не возрождён –
Вкруг шоу ледяное
И бешенный хоррор.
В его колоде карт
Червей нет и бубён,
Лишь трефы. Роковое

Рождение зари.
Мышиным цветом даль,
И чернота реки
Не радует нисколько.
Твори Господь. Твори!
Какая здесь мораль…
Ломает позвонки
Февраль деревьям только.

Не грусти, за окном ещё лето

Не грусти. За окном ещё лето,
И тепло во дворе, даже душно.
Мы давно не живём по приметам,
Не сбываются, значит не нужно.

Жизнь не клеится, ждём перемены.
Может клей поменять – больше толку?
Всё обмены, замены, измены...
Но в безлунной ночи воешь волком.

Совершенство искать – эфемерно.
Быстро срок отмеряют минуты.
Только в сказках бывают, наверно,
Великаны в стране лилипутов.

Пусть уже холодают рассветы,
Дров в костёр, если надо, подбросим.
Слышишь шёпот с далёкой планеты:
«Не грусти. Завтра всё же не осень».

Одинокая

В город, уставший от ветра
И от фривольных наречий,
В шляпе из чёрного фетра
Тихо спускается вечер.

Без театральных оваций
Вспыхнет холодной зарницей,
Как суетной папарацци,
В доме чужом растворится.

Тихо скользнёт за гардины
К шёлку вечернего платья,
Точно влюблённый мужчина
Женщину примет в объятья.

И, философствуя мудро –
Лучше б «опаской» по венам –
Бросит несчастную утром...
Ладно, привыкла к изменам.

Апрель

Ну вот и всё. Ручей ломает наст.
И звёздный ковш роняет с неба слёзы,
И долгожданным голосом прогнозы
В апрельский день снимают шубы с нас.

Пусть чавкнет грязь, запрыгнув на сапог,
И взгляд скользнёт по листьям прошлогодним,
И пусть деревья с осени в исподнем:
Но лучик солнца – как тепла залог.

Я объявил усталости бойкот.
Я рад и мухе в кухне на плафоне.
Прошла пора кошачьих какофоний,
И у подъезда спит блудливый кот.

Уснул апрельский вечер у крыльца,
С небес звезда игриво и любовно
Мне подмигнула из созвездья Овна,
Пророча май с созвездием Тельца.