Нина
Злаказова

Разговор небожителя со временем

«... а ты вошла и заняла весь горизонт и все дали...»

Б. Пастернак — И. Высоцкой, черновик письма

... Как хорошо это – няня, дуэнья, француженка,

моя геометрия не принесёт вреда...

Весёлый надзор твой – и перспектива сужена

в точку пространства, не знающую стыда.

Ничто не коснётся тайны.

Спасибо за невмешательство!

Кто не осудит, не будет подсуден сам,

и как ни разглядывай – въедливо, злобно, тщательно,

через дорогу от чувства другие растут небеса.

Марбург

История становится землёю,

готический когда-то прерван май,

недомалёван... выцветшим собою

уже легко хватает через край.

И крыши острые – для верного безумства,

опрятные торопят вечера

полуистлевших сумерек коснуться –

и на органном бархате играть.

Затихни, Марбург!

Знаю эти песни –

и клавиш глубь, распаханную вдаль,

и очевидно времени, что здесь мы

как тени всё же есть...

Какая в том беда,

что мы с тобой не проявились в краске?..

Печать луны на шахматном полу

свидетельством заверенным – не гаснет –

и незаметна глазу поутру.

* * *

Готовность к бегу: и араб, и конь,

дичится глаз, и сорвана уздечка,

и спрятанное слово 

жжёт ладонь,

бумажный лист – язык огня над свечкой.

Как прерыванье истинных немот,

как полубред обветренного сада,

так в грудь ночную падать – сквозь него –

горячим звёздам

путь иной не задан.

Пустая клеть, когда бы не свеча!..

не дар едва понятного призванья –

разглядывать в упор, и отвечать

на немоту чернильницы – слезами.

Февраль заплачет, дуб заговорит

не истреблённым корневищем слова,

и к небожителю судьба благоволит,

от смерти заговаривает снова.

* * *

на фунт помолу нужен фунт навозу...

Н. Асеев

на фунт помолу нужен фунт навозу –

и песенная детская игра,

а песенка о жизни невозможной,

о розовом коне, ет цетера

сочтёмся славою – по смерти слава ближе,

но как представишь: Англетер, петля...

ещё один искал любовь в Париже,

не из соблазна, только жизни для

* * *

свобода, данная себе

как отпущение, быть может,

соблазнов слуха – сталь, хребет

и колея дороги ложной

и как не сбиться, не попасть

в такие ломки переделок,

пусть языка лишает страсть

и вольнодумство вешних веток

путём метафор мчится мысль,

сменяющих одна другую...

сначала музыка, а мы

очертим мелом тень густую

* * *

к весне ангина, воспаленье дёсен,

шалфей, всегда горячий самовар,

и бесполезно звать, когда уносит

дым папиросный в сторону слова -

бормочет под зелёным абажуром...

живи дитя дитём, не вырастай

и береги слова: однажды сдуру

окликнешь – и придёт ответ:

отстань

Зеркальные мастерские

колодезный март подливает горячий воск,

стережёт подо льдом плакучее-летнее-синее

ты не любишь зеркальные зябкие мастерские:

время бежит с карниза,

пробивая защитный лоск

тебе бы понравились старинные зеркала,

те, что почти невинны, текучи и беззащитны

бесполезный век, который прошлому не засчитан,

выглядит как подарочный серебряный шоколад

заверните красиво! пускай увидят потом

седые дорожки вытертой амальгамы,

потревоженный дамский профиль, целый, как яблоко, дом –

между стеной и зеркалом, между двумя веками

зеркальная фабрика марта: осколки плывут, дрожат

тысячи солнечных зайцев пляшут и бьются,

и самый ловкий в тени соседнего гаража

чумазый мороженый снег выкладывает на блюдце

осколки зеркала в мусорных баках – ищи-свищи –

свет мой, зеркальце! может, из тех осколков

сложится синее счастье...

голубятни, старые гаражи

и солнечным кружевом голуби – не сосчитать, сколько

* * *

и тысячи упрямых зайцев

из баков мусорных глядят,

ряды неправильных китайцев,

воскресных утр киношный ряд

и дремлет мир фабричных стёкол,

девчачьих брошенных зеркал –

и отражают неба столько,

что если б мог, нарисовал

и облачным недомоганьем

перед грозою полон бак,

и небо круглыми боками

готовит бешеный набат –

скажи мне, свет мой, кто, какую... –

и зеркало дрожит в ответ

полоской света и тоскует,

и зайчик прячется в траве

* * *

что-то вспомнит зеркало, отразит

день, дорогу ветхую, рябь осин,

небо в мелких оспинах ветровых,

под дождём не выпрямить головы

век который, Господи? долгий век,

не разыщешь звёздочек в синеве

* * *

земля несёт фрагмент небесной фрески,

и трещины, края разъединившей,

нет и следа, и небо плещет ниже,

чем горизонт,

и пахнет свежим лесом,

и сыростью, и временем, какого

ещё на свете нет и не бывало,

и звук не ожидает пьедестала –

и божий мир отыскивает слово

невзвешенное где-то рядом бродит

на уровне груди

и ничего не весит,

и ходит беспрепятственно сквозь вещи,

и белый свет от вечности свободен,

и ни в какие руки не даётся

осколок зеркала луны

на дне колодца