* * *
Опять октябрь на краски тороват,
На ласки присмиревшего светила,
На бабье лето после Покрова,
На всё, что нас друг другу посвятило.
Ах, меценат, кутила-воротила!
Какие даровал ты нам права,
Пока заиндевелая трава
Блаженство этих дней не прекратила.
Придавишь столбик Цельсия к нулю –
Я всё равно тебя не разлюблю,
Презрев режим бездарно-календарный.
И, преданный тобою холодам,
Тебе же дань прощальную отдам
Улыбкой безобманно благодарной.
* * *
Когда нам природа подарки дарила,
Меня ненасытностью не наделила.
Мне много не надо. Я малым доволен.
Здоровье? Да я, слава богу, не болен.
Любовь? Поначалу её не хватало,
Потом и её не хватать перестало.
Богатство? А с кем, извините, тягаться?
Работа вполне заменяет богатство.
Успехи? Пожалуй, бывали успехи,
А ради успехов терпелись помехи.
И только одна ненасытная жадность
Во мне поселилась под именем Жалость.
Жалею детишек. И женщин жалею,
От жалости к немощным старцам – шалею.
Жалею заброшенных, сирых, убогих –
Я думал, немногих, а вышло, что многих…
Состражду. Терзаюсь. На помощь бросаюсь.
И только себя пожалеть опасаюсь.
* * *
Я на заседании сижу.
Где-то там – стоит моя работа.
На часы томительно гляжу,
Терпеливо слушая кого-то.
Ждёт меня работа битый час.
Неумолчно длятся словопренья.
Поминутно, безоглядно мчась,
Неустанно истекает время.
Раньше мне казалось – как река,
А теперь – в теченье океанском
Видится уже издалека
Сопряженье времени с пространством.
И Земля, сквозь космос напролом
Мчащаяся по своей орбите,
Неспроста сравнима с кораблём
На волнах тревожащих событий.
Как давно, а кажется – вчера
Юнгой поднимался я на шканцы,
Весело шумели флюгера,
Били склянки, возрастали шансы!
Но всё больше, за кормой бурля,
Разрасталась времени громада…
Я матрос на корабле «Земля»,
Старый, но матрос. Работать надо.
Волей неизбежных перемен
Быть уже и мне поближе к трапу,
Но пока мой час не прогремел,
Радуюсь рабочему этапу.
С ритмом жизни свой сверяя ритм,
Сердце каждой новой вахте радо…
Наконец начальство говорит:
«Хватит заседать. Работать надо».
* * *
Как много пишущих людей!
Казалось мне, для их творений
Ни тем не хватит, ни идей,
Ни вдохновенных воспарений…
Казалось, выпиты слова,
И мало выпало в осадок,
И стихотворная молва
Вся сплошь в обидах и досадах.
Но мальчики стихи несут,
Пенсионер поэму пишет,
И сам я к ним иду на суд,
И опыт мой на ладан дышит.
Проблемы ставятся ребром,
И цену обретает снова
На столкновеньях зла с добром
Стократ испытанное слово.
* * *
Завлит, завлиту, о завлите…
Портреты – в профиль и анфас…
А я в восьмом ряду. Я зритель.
И я смотрю, смотрю на Вас.
Вы Мельпоменою влекомы,
Я – раб житейской суеты,
Но почему мне так знакомы
Все Ваши милые черты?
Могу при всём честном Ростове
Признаться искренне сейчас,
Что я задолго до застоя
Подозревал, что знаю Вас.
Вы мне дарили вдохновенье,
Вводили в мир прелестных Муз…
Я помню чудное мгновенье,
Когда пришёл впервые в ТЮЗ…
Святое творческое бремя
Влачил и я, как мог, с трудом…
Да, были люди в наше время,
Но дело, видите ль, не в том.
Не для того, чтоб мир забавить,
Пишу собранье пёстрых строк.
Я Вас люблю. К чему лукавить?
Я лучше выдумать не мог!
* * *
Хочу тебя видеть, услышать, растрогать,
Хочу твою силу, и слабость, и строгость,
Хочу твою думу, и слово, и дело,
Хочу, чтобы ты мне в глаза поглядела,
И чтобы касалась, и чтобы казалось,
Что нежные пальцы снимают усталость, –
Хочу осторожно, тревожно, безбожно…
А большего мне и хотеть невозможно.
* * *
И снова вечер, снова ты
Ко мне спускаешься на землю.
Своей вчерашней маяты
С тобою рядом не приемлю.
Я снова бодр
И снова юн,
Как будто буря, злобно воя,
Тревогу прежнюю мою
Несёт, как тучу, стороною.
К тебе я руки протяну,
Ты их пожмёшь неуловимо,
И я воспряну, отряхну
С души недуг неумолимый.
О, будь благословенна ты,
Судьбой дарованная милость,
Что с недоступной высоты
В мои объятия спустилась!
* * *
Г. С.
И в этот хлопотливый день рожденья,
И в грустные, и в радостные дни
Благодарю тебя за снисхожденье
К моим стихам, что суете сродни.
Они, запечатлевшие мгновенья
Усталого томления души,
В тебе одной снискали вдохновенье
И только этим были хороши.
И пусть в предощущении заката
Всё чаще сердце бьётся виновато
Под бременем незавершённых дел –
Оно уже хотя бы тем богато,
Что отдал я его тебе когда-то
И забирать назад не захотел.
* * *
Как чудо, неподвластное перу,
Развеялась мечта об изобилье.
Заморские спешат автомобили
По адресу: Россия – точка – ру.
А сказки те, что делали мы былью,
Грядущему пришлись не ко двору.
Они сверкают серебристой пылью
На хмуром историческом ветру.
И всё же в уходящем поколенье
Осталось, молодым на удивленье,
Упрямство веры в торжество добра.
Как знать, быть может, в будущих былинах
Бесчисленное множество пылинок
Преобразится в горы серебра.
* * *
Терпение – достоинство из тех,
Которые у многих под сомненьем.
Оно в соединенье с невезеньем
Порой воспринимается как грех.
Но думается мне, что неуспех
Успешно исцеляется терпеньем,
И кто владеет этим утешеньем,
Тому не нужно временных утех.
В иных желаньях мы нетерпеливы,
Нам ведомы соблазны и порывы,
Но как печален их прощальный свет!
Терпение нас думать заставляет,
Оно в беде нам душу просветляет
И оставляет в ней достойный след.
* * *
Ты пушкинскую Музу волновал,
Тебя Мицкевич воспевал в сонетах,
Ты Лесю Украинку вдохновлял –
Неужто вновь нуждаешься в поэтах?
А если нет – зачем же этот блеск,
Простёртый до невидимых пределов,
И зелень, и дворцы, и нежный плеск,
И синева, лишённая пробелов?..
Ведь это всё – поэзия сама!
Пиши ли, не пиши – она пребудет.
Уеду прочь, умру, сойду с ума –
Она в других мечту мою пробудит.
Стократ воспетый, ты неповторим,
О баловень поэтов, Южный Крым!
* * *
Ещё своей не сознавая воли
И ничего ещё не потеряв,
Мы предъявляем счёт кромешной боли
Многострадальным нашим матерям.
И хоть негласным уговором взрослых
Надолго мы от мук отделены,
Нам не уйти ни от предчувствий грозных,
Ни от сознанья собственной вины.
Умножив материнские страданья
На все несовершенства бытия,
Какого ждёшь от жизни оправданья?
Обрушится на плечи мирозданье –
И ты увидишь бездну опозданья…
И грянет боль ответная твоя!
* * *
У чувства есть недремлющая память,
Незрима и неслышима она,
Но только в слове запечатлена,
Как в порохе не вспыхнувшее пламя.
Всё кончено, исчерпано до дна,
И жалких крох слезами не разбавить,
Воображенью лишь дано представить,
Какие наступают времена…
Искусство потускнеет понемногу,
И чувство, им рождённое, уснёт,
Не внемля поэтическому слогу.
Но слово вспомнит негу и тревогу,
И снова кто-то выйдет на дорогу,
И сквозь туман кремнистый путь блеснёт.
* * *
Наталье Апушкиной
Вовек не позабыть, как в утончённом стиле,
Во имя светлых дней блистая мастерством,
Отменно «Молотом» собратьев молотили,
А тем, кто подрастал, досталось и серпом.
Когда же путч над «i» свои расставил точки,
Поставив жирный крест на молоте-серпе,
Вступили кто гуртом, а кто поодиночке
В исконный СПР и в новый СРП.
Теперь мы с Вами члены нового Союза,
И я желаю Вам не ведать прежних бед,
А главное – чтоб Вас не покидала Муза,
И много новых книг, и много добрых лет!
Закончить же хочу попятистопней:
Литература тяжела порой…
Пятнадцатое мая. День субботний.
Наталье III – Николай II.
* * *
Болезнью века стало многословье,
Инфляция пустых и праздных фраз.
Но сердце мне тревожит каждый раз
Внезапно наступившее безмолвье.
И потому с волненьем и любовью
Включаю плёнку, чтоб услышать вас,
Ушедшие, чьи голоса подчас
Былое совмещают с нашей новью.
И говорю оставшимся в живых:
Не рвите этой драгоценной нити,
Мой слабый голос тоже сохраните
И голоса свои, друзей своих…
Пусть памяти они придутся впору.
Но я хотел бы, чтоб не очень скоро.
* * *
Старые песенки ходят по свету –
Что ваши шлягеры или хиты?
Спросу всё меньше, а сносу-то нету
Этим причудам былой красоты.
Не переписывают на кассету –
Слишком бесхитростны, слишком просты…
Но сохраняются песенки эти
Отзвуком счастья в наивном куплете.
* * *
Пребудет как прекрасное преданье
В поэзии российской на века
Георгия Иванова строка:
«Когда прозрачны краски увяданья…»
Всего четыре слова. Но пока
Багрец и охра льются щедрой данью
И синеву венчают облака,
Всё потакает сладкому страданью.
В желанной муке звуком звук пронзать:
«Прозрачны краски» – можно ли сказать
Точней, проникновеннее и проще!
Прощальной лаской душу теребя,
На грани сентября и октября
Печалятся трепещущие рощи.
* * *
Желает сердце продолжать работу –
Ему в таком желанье не перечь.
И пусть невнятной будет для кого-то
Из глубины пробившаяся речь.
Она, не признавая поворота,
В прямом и честном русле будет течь.
Покуда в землю самому не лечь,
Живая речь – подённая забота.
Но сколько слов, едва покинув рот,
Бесславно, неуслышанно умрёт,
Одну строку оставив на бумаге…
А всё же речь строку переживёт
И на её бумажном саркофаге
Гнездо для жизни новых слов совьёт!
* * *
За всё добро спасибо вам, родные,
Растившие, кормившие меня.
Я постигаю, кажется, впервые
Высокое понятие – родня.
В те годы беспощадные, крутые,
Когда нежна была душа моя,
Заботы ваши, самые простые,
Достойны были лучшего, чем я.
Над вами тучи грозные клубились,
С годами вы слабее становились,
Не остудив заботливых сердец…
И всё же вы узнали под конец,
Что сам я по призванию кормилец
И даже по признанию – отец.
* * *
Умри со мною, мужество моё,
Но ни минутой, ни секундой раньше,
Чем хладнокровно, без крикливой фальши
Меня насквозь пронижет остриё.
Хватило б духу только на житьё –
Не от меня зависит, как там дальше…
О, не покинь же, мужество, не дай же
Оплакать мне отсутствие твоё!
Нет в этом ни тщеславья, ни гордыни,
Но о какой мечтать ещё твердыне,
Когда за жизнь испытана одна?
Окликни же меня последним зовом,
И я отвечу благодарным взором,
Что наша чаша выпита до дна.
Последняя осень XX века
Пока настоящее прошлым не стало,
И воля жива, и душа не устала,
И стынущим варевом солнца политы
Сквозь марево краски прощальной палитры, –
Печали не надо. И грустного взгляда
Не надо бросать на прогалины сада,
А надо, светло улыбнувшись, оставить
Минувшие дни, уходящие в память,
И жить наступающим нынче рассветом,
И ветром, и воздухом, в полдень согретым,
И дождиком, если заладит под вечер,
И встречей, которою вечер отмечен,
И радостью, если доставить удастся
Тому, кто ещё не устал в ней нуждаться, –
И в прожитом пусть остаётся, как веха,
Последняя осень двадцатого века.
© Николай Скрёбов, 1976 – 2015.
© 45-я параллель, 2015.