Николай
Рубцов

* * *

А между прочим, осень на дворе. 

Ну что ж, я вижу это не впервые. 

Скулит собака в мокрой конуре, 

Залечивая раны боевые.

Бегут машины, мчатся напрямик

И вдруг с ухаба шлёпаются в лужу. 

Когда, буксуя, воет грузовик, 

Мне этот вой выматывает душу.

Кругом шумит холодная вода, 

И всё кругом расплывчато и мглисто, 

Незримый ветер, словно в невода, 

Со всех сторон затягивает листья...

Раздался стук. Я выдернул засов. 

Я рад обняться с верными друзьями. 

Повеселились несколько часов, 

Повеселились с грустными глазами.

Когда в сенях опять простились мы, 

Я первый раз так явственно услышал, 

Как о суровой близости зимы 

Тяжёлый ливень жаловался крышам.

Прошла пора, когда в зелёный луг 

Я отворял узорное оконце –  

И все лучи, как сотни добрых рук, 

Мне по утрам протягивало солнце...

Берёзы

Я люблю, когда шумят берёзы,

Когда листья падают с берёз.

Слушаю – и набегают слёзы

На глаза, отвыкшие от слёз.

Всё очнётся в памяти невольно,

Отзовётся в сердце и в крови.

Станет как-то радостно и больно,

Будто кто-то шепчет о любви.

Только чаще побеждает проза,

Словно дунет ветер хмурых дней.

Ведь шумит такая же берёза

Над могилой матери моей.

На войне отца убила пуля,

А у нас в деревне у оград

С ветром и дождем шумел, как улей,

Вот такой же жёлтый листопад...

Русь моя, люблю твои берёзы!

С первых лет я с ними жил и рос.

Потому и набегают слезы

На глаза, отвыкшие от слез...

1957

Букет 

Я буду долго

Гнать велосипед.

В глухих лугах его остановлю.

Нарву цветов.

И подарю букет

Той девушке, которую люблю.

Я ей скажу:

– С другим наедине

О наших встречах позабыла ты,

И потому на память обо мне

Возьми вот эти

Скромные цветы!..

Она возьмёт.

Но снова в поздний час,

Когда туман сгущается и грусть,

Она пройдет,

Не поднимая глаз,

Не улыбнувшись даже...

Ну и пусть.

Я буду долго

Гнать велосипед,

В глухих лугах ею остановлю.

Я лишь хочу,

Чтобы взяла букет

Та девушка, которую люблю...

* * *

В белой рубашке в осоке лежу,

Катится древняя Шуя.
Каждым неярким лучом дорожу,
Каждым цветком дорожу я.

То потуманнее, то посветлей,
Тихо, немного уныло
Та же звезда, что над жизнью моей,
Будет гореть над могилой...

В горнице моей светло… 

В горнице моей светло.

Это от ночной звезды.

Матушка возьмёт ведро,

Молча принесёт воды...

Красные цветы мои

В садике завяли все.

Лодка на речной мели

Скоро догниёт совсем.

Дремлет на стене моей

Ивы кружевная тень.

Завтра у меня под ней

Будет хлопотливый день!

Буду поливать цветы,

Думать о своей судьбе,

Буду до ночной звезды

Лодку мастерить себе... 

В дозоре

От брызг и ветра

                        губы были солоны, 

Была усталость в мускулах остра, 

На палубах,

                вытягиваясь,

                                   волны 

Перелетали

                через леера. 

Казался сон короче вспышки залповой, 

И обострённость чувств такой была, 

Что резкие звонки тревог внезапных 

В ушах гремели,

                        как колокола! 

Но шёл корабль, отбрасывая волны, 

С сердитым воем мачты наклоня, 

И в хлопьях пены, взмыленная словно, 

Лишь закалялась тяжкая броня. 

И понял я – 

                    сумей вначале выстоять! 

И ты разлюбишь кров над головой, 

Цветами пусть

                    тебе дорогу выстелют, 

Но ты пойдёшь

                      по этой,

                                 штормовой!..

* * * 

В минуты музыки печальной

Я представляю жёлтый плёс,

И голос женщины прощальный,

И шум порывистых берёз,

И первый снег под небом серым

Среди погаснувших полей,

И путь без солнца, путь без веры

Гонимых снегом журавлей...

Давно душа блуждать устала

В былой любви, в былом хмелю,

Давно понять пора настала,

Что слишком призраки люблю.

Но всё равно в жилищах зыбких –

Попробуй их останови! –

Перекликаясь, плачут скрипки

О жёлтом плёсе, о любви.

И всё равно под небом низким

Я вижу явственно, до слёз,

И жёлтый плёс, и голос близкий,

И шум порывистых берёз.

Как будто вечен час прощальный,

Как будто время ни при чём...

В минуты музыки печальной

Не говорите ни о чём.

1966

* * *

В святой обители природы,

В тени разросшихся берёз

Струятся омутные воды

И раздаётся скрип колёс...

Усни, могучее сознанье,

Но чей-то свист и чей-то свет

Внезапно, как воспоминанье,

Моей любви тревожит след!

Прощальной дымкою повиты

Старушки-избы над рекой...

Незабываемые виды!

Незабываемый покой!

А как безмолвствуют ночами

Виденья кроткие! Их сон

И всё, что есть за их молчаньем,

Тревожит нас со всех сторон!

И одинокая могила

Под небеса уносит ум,

А там полночные светила

Наводят много, много дум...

Ветер с Невы

Я помню холодный

                ветер с Невы 

И грустный наклон

                твоей головы.

Я помню умчавший тебя

                вагон 

И жёлтые стены

                со всех сторон.

Я помню свою

                сумасшедшую ночь 

И волны, летящие

                мимо и прочь!

Любовь, а не брызги

                речной синевы, 

Принёс мне холодный

                ветер с Невы...

Видения на холме 

Взбегу на холм

                     и упаду

                                в траву,

И древностью повеет вдруг из дола.

И вдруг картины грозного раздора

Я в этот миг увижу наяву.

Пустынный свет на звёздных берегах

И вереницы птиц твоих, Россия,

Затмит на миг

В крови и жемчугах

Тупой башмак скуластого Батыя!..

Россия, Русь – куда я ни взгляну...

За все твои страдания и битвы –

Люблю твою, Россия, старину,

Твои огни, погосты и молитвы,

Люблю твои избушки и цветы,

И небеса, горящие от зноя,

И шёпот ив у омутной воды,

Люблю навек, до вечного покоя...

Россия, Русь! Храни себя, храни!

Смотри опять в леса твои и долы

Со всех сторон нагрянули они,

Иных времён татары и монголы.

Они несут на флагах чёрный крест,

Они крестами небо закрестили,

И не леса мне видятся окрест,

А лес крестов

                    в окрестностях

                                         России...

Кресты, кресты...

Я больше не могу!

Я резко отниму от глаз ладони

И вдруг увижу: смирно на лугу

Траву жуют стреноженные кони.

Заржут они – и где-то у осин

Подхватит это медленное ржанье,

И надо мной –

                    бессмертных звёзд Руси,

Высоких звёзд покойное мерцанье...

1960

Журавли

Меж болотных стволов красовался восток огнеликий.. 

Вот наступит сентябрь – и покажутся вдруг журавли! 

И разбудят меня, как сигнал, журавлиные крики 

Над моим чердаком, над болотом, забытым вдали. 

Вот летят, вот летят, возвещая нам срок увяданья 

И терпения срок, как сказанье библейских страниц, –  

Всё, что есть на душе, до конца выражает рыданье 

И могучий полёт этих гордых прославленных птиц! 

Широко на Руси машут птицам прощальные руки. 

Помраченье болот и безлюдье знобящих полей –  

Это выразят всё, как сказанье, небесные звуки, 

Далеко разгласит улетающий плач журавлей! 

Вот замолкли –  и вновь сиротеют холмы и деревни, 

Сиротеет река в берегах безотрадных своих, 

Сиротеет молва заметавшихся трав и деревьев 

Оттого, что – молчи – так никто уж не выразит их!

* * *

Загородил

Мою дорогу

Обоз. Ступил я на жнивьё.

А сам подумал:

Понемногу 

Село меняется моё!

Теперь в полях

Везде машины

И не видать худых кобыл,

И только вечный

Дух крушины

Всё так же горек и уныл.

Идут, идут

Обозы в город

По всем дорогам без конца,

Не слышно праздных

Разговоров,

Не видно праздного

Лица!..

Зачем?

Она совсем ещё ребенок –

И ясен взгляд, и голос тонок.

Она совсем ещё дитя –

Живёт играя и шутя.

– Давай походим тёмным лесом!

– Давай разбудим соловья!

Там у дороги под навесом

Моя любимая скамья.

– Давай сбежим скорее в поле!

– Давай посмотрим на зарю!.. –

Я подчиняюсь поневоле

И тоже что-то говорю.

Но чувства борются во мне,

Я в жизни знаю слишком много,

И часто с ней наедине

Мне нелегко и одиноко.

И вот она уже грустна,

И вот уже серьёзней встречи,

Совсем запутает она

Клубок моих противоречий!

Зачем же мы ходили лесом?

Зачем будили соловья?

Зачем стояла под навесом

Та одинокая скамья? 

Звезда полей

Звезда полей во мгле заледенелой

Остановившись, смотрит в полынью.

Уж на часах двенадцать прозвенело,

И сон окутал родину мою…

Звезда полей! В минуты потрясений

Я вспоминал, как тихо за холмом

Она горит над золотом осенним,

Она горит над зимним серебром…

Звезда полей горит, не угасая,

Для всех тревожных жителей земли,

Своим лучом приветливым касаясь

Всех городов, поднявшихся вдали.

Но только здесь, во мгле заледенелой,

Она восходит ярче и полней,

И счастлив я, пока на свете белом

Горит, горит звезда моих полей…

Зимняя ночь

Кто-то стонет на тёмном кладбище,

Кто-то глухо стучится ко мне,

Кто-то пристально смотрит в жилище,

Показавшись в полночном окне.

В эту пору с дороги буранной

Заявился ко мне на ночлег

Непонятный какой-то и странный

Из чужой стороны человек.

И старуха-метель не случайно,

Как дитя, голосит за углом,

Есть какая-то жуткая тайна

В этом жалобном плаче ночном.

Обветшалые гнутся стропила,

И по лестнице шаткой во мрак,

Чтоб нечистую выпугнуть силу,

С фонарём я иду на чердак.

По углам разбегаются тени...

– Кто тут?.. – Глухо. Ни звука в ответ.

Подо мной, как живые, ступени

Так и ходят... Спасения нет!

Кто-то стонет всю ночь на кладбище,

Кто-то гибнет в буране – невмочь,

И мерещится мне, что в жилище

Кто-то пристально смотрит всю ночь...

Ива

Зачем ты, ива, вырастаешь

            Над судоходною рекой 

И волны мутные ласкаешь

            Как будто нужен им покой?

 Преград не зная и обходов,

            Как шумно, жизнь твою губя, 

От проходящих пароходов

            Несутся волны на тебя!

 А есть укромный край природы,

            Где могут, родственно звуча, 

В тени струящиеся воды

            На ласку лаской отвечать...

* * *

Когда душе моей

                            сойдёт успокоенье 

С высоких, после гроз, немеркнущих небес, 

Когда душе моей внушая поклоненье, 

Идут стада дремать под ивовый навес, 

Когда душе моей земная веет святость, 

И полная река несёт небесный свет, 

Мне грустно оттого,

                            что знаю эту радость 

Лишь только я один. Друзей со мною нет...

* * *

Лошадь белая

В поле тёмном.

Замерзает внизу река.

На ночёвку

В избе укромной

Я устроился у старика.

Я сказал ему:

– Злится стужа!

И пугает собачий лай...

Он взглянул,

Покурил, послушал

И ответил мне: – Ночевай!

Ночеваю!

В моём окошке

Звёзд осенних полным-полно!

А на сердце

Скребутся кошки*…

---

*Стихотворение «Лошадь белая...»,

было, похоже, не окончено.

В разных источниках даются разные варианты.

Составительница подборки  Вита Пшеничная (Псков)

предложила альманаху-45 именно этот текст... 

На кладбище 

Неужели

            одна суета

Был мятеж героических сил

И забвением рухнут лета

На сиротские звёзды могил?

Сталин что-то по пьянке сказал –

И раздался винтовочный залп!

Сталин что-то с похмелья сказал –

Гимны пел митингующий зал!

Сталин умер. Его уже нет.

Что же делать – себе говорю, –

Чтоб над родиной жидкий рассвет

Стал похож на большую зарю?

Я пойду по угрюмой тропе,

Чтоб запомнить рыданье пурги

И рождённые в долгой борьбе

Сиротливые звезды могил.

Я пойду поклониться полям...

Может, лучше не думать про всё,

А уйти, из берданки паля,

На охоту

            в окрестности сёл...

1960

Наступление ночи

Опять заря

Смеркается и брезжит 

На мёрзлый снег, 

На крыши деревень, 

И в гробовом 

Затишье побережий 

Еще один 

Пропал безвестный день.

Слабеет свет... 

Вот-вот... ещё немножко. 

И, поднимаясь 

В меркнущей дали, 

Весь ужас ночи 

Прямо за окошком 

Как будто встанет 

Вдруг из-под земли!

И так тревожно 

В час перед набегом 

Кромешной тьмы 

Без жизни и следа, 

Как будто солнце 

Красное над снегом, 

Огромное, 

Погасло навсегда!

О Пушкине

Словно зеркало русской стихии,

Отстояв назначенье своё,

Отразил он всю душу России!

И погиб, отражая её... 

1965

Осеннее

Есть пора –  

Души моей отрада:

Зыбко всё, 

Но зелено уже! 

Есть пора

Осеннего распада, 

Это тоже 

Родственно душе!

Грязь кругом, 

А тянет на болото, 

Дождь кругом, 

А тянет на реку, 

И грустит избушка 

Между лодок 

На своем ненастном 

Берегу...

Облетают листья,

Уплывают

Мимо голых веток

И оград,

В эти дни

Дороже мне бывают

И дела,

И образы утрат!

Слез не лей

Над кочкою болотной 

Оттого, что слишком 

Я горяч!

Вот умру – 

И стану я холодный,

Вот тогда, любимая,

Поплачь.

И хотя отчаянья 

Не надо, 

Ты пойми, 

По-новому уже, 

Что пора

Осеннего распада –  

Это тоже 

Родственно душе!

Осенний вечер

Вечер. Плывёт по дорогам 

Осени стужа и стон. 

Каркает около стога 

Стая озябших ворон.

Скользкой неровной тропою 

В зарослях ветреных ив 

Лошадь идёт с водопоя 

Голову вниз опустив.

Вызванный небом без мерки, 

Словно из множества сит, 

Дождик, холодный и мелкий, 

Всё моросит, моросит…

Отплытие

Размытый путь. Кривые тополя.

Я слушал шум – была пора отлёта.

И вот я встал и вышел за ворота,

Где простирались жёлтые поля,

И вдаль пошёл... Вдали тоскливо пел

Гудок чужой земли, гудок разлуки!

Но, глядя вдаль и вслушиваясь в звуки,

Я ни о чём ещё не сожалел –

Была суровой пристань в поздний час.

Искрясь, во тьме горели папиросы,

И трап стонал, и хмурые матросы

Устало поторапливали нас.

И вдруг такой повеяло с полей

Тоской любви, тоской свиданий кратких!

Я уплывал... всё дальше... без оглядки

На мглистый берег юности своей.

Первый снег

Ах, кто не любит первый снег

В замёрзших руслах тихих рек,

В полях, в селеньях и в бору,

Слегка гудящем на ветру!

В деревне празднуют дожинки,

И на гармонь летят снежинки.

И весь в светящемся снегу,

Лось замирает на бегу

На отдалённом берегу.

Зачем ты держишь кнут в ладони?

Легко в упряжке скачут кони,

И по дорогам меж полей,

Как стаи белых голубей,

Взлетает снег из-под саней...

Ах, кто не любит первый снег

В замёрзших руслах тихих рек,

В полях, в селеньях и в бору,

Слегка гудящем на ветру!

1955

Повесть о первой любви

Я тоже служил на флоте!

Я тоже памятью полн

О той бесподобной работе –

На гребнях чудовищных волн.

Тобою – ах, море, море! –

Я взвинчен до самых жил,

Но, видно, себе на горе

Так долго тебе служил...

Любимая чуть не убилась, –

Ой, мама родная земля! –

Рыдая, о грудь мою билась,

Как море о грудь корабля.

В печали своей бесконечной,

Как будто вослед кораблю,

Шептала: «Я жду вас... вечно»,

Шептала: «Я вас... люблю».

Люблю вас! Какие звуки!

Но звуки ни то ни сё, –

И где-то в конце разлуки

Забыла она про всё.

Однажды с какой-то дороги

Отправила пару слов:

«Мой милый! Ведь так у многих

Проходит теперь любовь...»

И всё же в холодные ночи

Печальней видений других

Глаза её, близкие очень,

И море, отнявшее их. 

Поезд

Поезд мчался с грохотом и воем,

Поезд мчался с лязганьем и свистом,

И ему навстречу жёлтым роем

Понеслись огни в просторе мглистом.

Поезд мчался с полным напряженьем

Мощных сил, уму непостижимых,

Перед самым, может быть, крушеньем

Посреди миров несокрушимых.

Поезд мчался с прежним напряженьем

Где-то в самых дебрях мирозданья

Перед самым, может быть, крушеньем,

Посреди явлений без названья...

Вот он, глазом огненным сверкая,

Вылетает... Дай дорогу, пеший!

На разъезде где-то у сарая

Подхватил, понёс меня, как леший!

Вместе с ним и я в просторе мглистом

Уж не смею мыслить о покое, –

Мчусь куда-то с лязганьем и свистом,

Мчусь куда-то с грохотом и воем,

Мчусь куда-то с полным напряженьем,

Я, как есть, загадка мирозданья.

Перед самым, может быть, крушеньем

Я кричу кому-то: «До свиданья!»

Но довольно! Быстрое движенье

Всё смелее в мире год от году,

И какое может быть крушенье,

Если столько в поезде народу? 

Природа

Звенит, смеётся, как младенец, 

И смотрит солнышку вослед. 

И меж домов, берёз, поленниц 

Горит, струясь, небесный свет. 

Как над заплаканным младенцем, 

Играя с нею, после гроз 

Узорным чистым полотенцем 

Свисает радуга с берёз, 

И миротворный

                      запах мёда 

По травам катится волной, –  

Его вкушает вся природа 

И щедро делится со мной! 

И вольно дышит

                        ночью звёздной 

Под колыбельный скрип телег... 

И вдруг разгневается грозно 

Совсем как взрослый человек.

Прощальная песня

Я уеду из этой деревни...

Будет льдом покрываться река,

Будут ночью поскрипывать двери,

Будет грязь на дворе глубока.

Мать придёт и уснёт без улыбки...

И в затерянном сером краю

В эту ночь у берестяной зыбки

Ты оплачешь измену мою.

Так зачем же, прищурив ресницы,

У глухого болотного пня

Спелой клюквой, как добрую птицу,

Ты с ладони кормила меня?

Слышишь, ветер шумит по сараю?

Слышишь, дочка смеётся во сне?

Может, ангелы с нею играют

И под небо уносятся с ней...

Не грусти! На знобящем причале

Парохода весною не жди!

Лучше выпьем давай на прощанье

За недолгую нежность в груди.

Мы с тобою как разные птицы!

Что ж нам ждать на одном берегу?

Может быть, я смогу возвратиться,

Может быть, никогда не смогу.

Ты не знаешь, как ночью по тропам

За спиною, куда ни пойду,

Чей-то злой, настигающий топот

Всё мне слышится, словно в бреду.

Но однажды я вспомню про клюкву,

Про любовь твою в сером краю

И пошлю вам чудесную куклу,

Как последнюю сказку свою.

Чтобы девочка, куклу качая,

Никогда не сидела одна.

– Мама, мамочка! Кукла какая!

И мигает, и плачет она...

Прощальное

Печальная Вологда

                          дремлет

На тёмной печальной земле,

И люди окраины древней

Тревожно проходят во мгле.

Родимая! Что ещё будет

Со мною? Родная заря

Уж завтра меня не разбудит,

Играя в окне и горя.

Замолкли весёлые трубы

И танцы на всём этаже,

И дверь опустевшего клуба

Печально закрылась уже.

Родимая! Что ещё будет

Со мною? Родная заря

Уж завтра меня не разбудит,

Играя в окне и горя.

И сдержанный говор печален

На тёмном печальном крыльце.

Всё было весёлым в начале,

Всё стало печальным в конце.

На тёмном разъезде разлуки

И в тёмном прощальном авто

Я слышу печальные звуки,

Которых не слышит никто... 

Пусть поют поэты!

                           Мне трудно думать:

Так много шума.

А хочется речи

Простой, человечьей

О чём шумят

Друзья мои, поэты,

В неугомонном доме допоздна?

Я слышу спор,

Я вижу силуэты

На смутном фоне позднего окна.

Уже их мысли

Силой налились!

С чего ж начнут?

Какое слово скажут?

Они кричат,

Они руками машут,

Они как будто только родились!

В каких словах

Воспеть тебя, о спутник!

Твой гордый взлёт – падение моё.

Мне сообщил об этом литсотрудник,

В стихи перо направив,

Как копьё.

Мол, век ракетный,

Век автомобильный,

А муза так спокойна и тиха!

И крест чернильный,

Словно крест могильный,

Уверенно поставил на стихах.

На этом с миром

И расстаться нам бы,

Но отчего же

С «Левым маршем» в лад

Негромкие есенинские ямбы

Так громко в сердце бьются и звучат!

С весёлым пеньем

В небе безмятежном,

Со всей своей любовью и тоской

Орлу не пара

Жаворонок нежный,

Но ведь взлетают оба высоко!

И, славя взлёт

Космической ракеты,

Готовясь в ней летать за небеса,

Пусть не шумят,

А пусть поют поэты

Во все свои земные голоса!

Сергей Есенин

Слухи были глупы и резки:

Кто такой, мол, Есенин Серёга,

Сам суди: удавился с тоски

Потому, что он пьянствовал много.

Да, недолго глядел он на Русь

Голубыми глазами поэта.

Но была ли кабацкая грусть?

Грусть, конечно, была... Да не эта!

Вёрсты всё потрясённой земли,

Все земные святыни и узы

Словно б нервной системой вошли

В своенравность есенинской музы!

Это муза не прошлого дня.

С ней люблю, негодую и плачу.

Много значит она для меня,

Если сам я хоть что-нибудь значу.

Скачет ли свадьба...

Скачет ли свадьба в глуши потрясённого бора,

Или, как ласка, в минуты ненастной погоды

Где-то послышится пение детского хора, –

Так – вспоминаю – бывало и в прежние годы!

Вспыхнут ли звёзды – я вспомню, что прежде блистали

Эти же звёзды. А выйду случайно к парому, –

Прежде – подумаю – эти же вёсла плескали...

Будто о жизни и думать нельзя по-другому!

Ты говоришь, говоришь, как на родине лунной

Снег освещённый летел вороному под ноги,

Как без оглядки, взволнованный, сильный и юный,

В поле открытое мчался ты вниз по дороге!

Верил ты в счастье, как верят в простую удачу,

Слушал о счастье младенческий говор природы, –

Что ж, говори! Но не думай, что, если заплачу,

Значит, и сам я жалею такие же годы.

Грустные мысли наводит порывистый ветер.

Но не об этом. А вспомнилось мне, что уныло

Прежде не думал: «Такое, мне помнится, было!»

Прежде храбрился: «Такое ли будет на свете!»

Вспыхнут ли звёзды – такое ли будет на свете! –

Так говорил я. А выйду случайно к парому, –

«Скоро, – я думал, – разбудят меня на рассвете,

Как далеко уплыву я из скучного дому!..»

О, если б завтра подняться, воспрянувши духом,

С детскою верой в бессчётные вечные годы,

О, если б верить, что годы покажутся пухом, –

Как бы опять обманули меня пароходы!.. 

1970

Тайна

Чудный месяц горит над рекою,

            Над местами отроческих лет, 

И на родине, полной покоя,

            Широко разгорается свет... 

Этот месяц горит не случайно

            На дремотной своей высоте, 

Есть какая-то жгучая тайна

            В этой русской ночной красоте! 

Словно слышится пение хора,

            Словно скачут на тройках гонцы, 

И в глуши задремавшего бора

            Всё звенят и звенят бубенцы...

Так случилось

Так случилось, что в сумерках лета, 

За дворами, где травы шумят, 

Ты гуляешь с другим до рассвета, 

Как со мною три года назад.

Я тебя упрекать не намерен, 

Если ты не расстанешься с ним, 

Только жаль, что я слишком поверил 

Обещающим письмам твоим.

Скоро, скоро на шумном вокзале 

У раскрытых железных ворот 

Ты простишься со мной без печали, 

Я обратно уеду на флот.

Бог с тобой! Не одна ты на свете. 

Лишь по трапу на борт поднимусь, 

Освежит мою голову ветер, 

И развеется горькая грусть.

Но и всё ж под ветрами морскими 

Еще долго опять и опять 

Буду я повторять твоё имя 

И любимой тебя называть...

Тихая моя родина

В. Белову

Тихая моя родина!

Ивы, река, соловьи…

Мать моя здесь похоронена

В детские годы мои.

– Где тут погост? Вы не видели?

Сам я найти не могу. –

Тихо ответили жители:

– Это на том берегу.

Тихо ответили жители,

Тихо проехал обоз.

Купол церковной обители

Яркой травою зарос.

Тина теперь и болотина

Там, где купаться любил…

Тихая моя родина.

Я ничего не забыл.

Новый забор перед школою,

Тот же зелёный простор.

Словно ворона весёлая,

Сяду опять на забор!

Школа моя деревянная!..

Время придёт уезжать –

Речка за мною туманная

Будет бежать и бежать.

С каждой избою и тучею,

С громом, готовым упасть,

Чувствую самую жгучую,

Самую смертную связь.

Уборщица рабочего общежития

Пришла, прошлась по туалету

Стара, болезненно-бледна.

Нигде глазам отрады нету,

Как будто здесь была война!

Опять какая-то зараза

Сходила мимо унитаза!

Окурки, пробки, грязь... О, боже,

За что казнишь, меня, за что же!

В ребятах тоже

                     нет веселья!

Улыбки сонно ей даря,

Ещё качаются с похмелья,

Отметив праздник Октября!

1959

* * *

Уединившись за оконцем,

Я с головой ушёл в труды! 

В окно закатывалось солнце, 

И влагой веяли пруды.

И вдруг являлся образ предка 

С холмов, забывших свой предел, 

Где он с торжественностью редкой 

В колокола, крестясь, гремел!

Как жизнь полна! Иду в рубашке, 

А ветер дышит всё живей, 

Журчит вода, цветут ромашки, 

На них ложится тень ветвей.

И так счастливо реют годы, 

Как будто лебеди вдали 

На наши пастбища и воды 

Летят со всех сторон земли!

И снова в чистое оконце 

Покоить скромные труды 

Ко мне закатывалось солнце, 

И влагой веяли пруды...

* * *

Уже деревня вся в тени.

В тени сады её и крыши.

Но ты взгляни чуть-чуть повыше

Как ярко там горят огни!

Одна в деревне этой мглистой 

Христова бабушка жива, 

И на лице её землистом 

Растёт какая-то трава!

И всё ж прекрасен образ мира, 

Когда вокруг на сотни вёрст 

Во мгле сапфирного эфира 

Засветят вдруг рубины звёзд,

Когда деревня вся в тени, 

И бабка спит, и над прудами 

Шевелит ветер лопухами, 

И мы с тобой совсем одни...

Философские стихи

За годом год уносится навек,

Покоем веют старческие нравы, –

На смертном ложе гаснет человек

В лучах довольства полного и славы!

К тому и шёл! Страстей своей души

Боялся он, как буйного похмелья.

– Мои дела ужасно хороши! –

Хвалился с видом гордого веселья.

Последний день уносится навек...

Он слёзы льёт, он требует участья,

Но поздно понял, важный человек,

Что создал в жизни

ложный облик счастья!

Значенье слёз, которым поздно течь,

Не передать – близка его могила,

И тем острее мстительная речь,

Которою душа заговорила...

Когда над ним, угаснувшим навек,

Хвалы и скорби голос раздавался, –

«Он умирал, как жалкий человек!» –

Подумал я и вдруг заволновался:

Мы по одной дороге ходим все. –

Так думал я. – Одно у нас начало,

Один конец. Одной земной красе

В нас поклоненье свято прозвучало!

Зачем же кто-то, ловок и остёр, –

Простите мне – как зверь в часы охоты,

Так устремлен в одни свои заботы,

Что он толкает братьев и сестёр!

Пускай всю жизнь душа меня ведёт!

– Чтоб нас вести, на то рассудок нужен!

– Чтоб мы не стали холодны как лёд,

Живой душе пускай рассудок служит!

В душе огонь – и воля, и любовь! –

И жалок тот, кто гонит эти страсти,

Чтоб гордо жить, нахмуривая бровь,

В лучах довольства полного и власти!

– Как в трёх соснах, блуждая и кружа,

Ты не сказал о разуме ни разу!

– Соединясь, рассудок и душа

Даруют нам светильник жизни – разум!

Когда-нибудь ужасной будет ночь,

И мне навстречу злобно и обидно

Такой буран засвищет, что невмочь,

Что станет свету белого не видно!

Но я пойду! Я знаю наперёд,

Что счастлив тот, хоть с ног его сбивает,

Кто всё пройдет, когда душа ведёт,

И выше счастья в жизни не бывает!

Чтоб снова силы чуждые, дрожа,

Все полегли и долго не очнулись,

Чтоб в смертный час рассудок и душа,

Как в этот раз, друг другу улыбнулись... 

1964

Цветы и нива

Цветы! Увядшие цветы! 

Как вас водой болотной хлещет, 

Так нынче с чуждой высоты 

На вас водою серой плещет! 

А ты? По-прежнему горда? 

Или из праздничного зала 

За пищей в прошлые года 

Твоя душа летать устала? 

И неужели, отлюбя, 

Уж не цветёшь, где праздник блещет, 

Бежишь домой, а на тебя 

Водою серой с неба плещет? 

Сырое небо, не плещи 

Своей водою бесприютной! 

А ты, сорока, не трещи 

О нашей радости минутной! 

Взойдёт любовь на вечный срок,

Душа не станет сиротлива. 

Неувядающий цветок! 

Неувядающая нива!

Элегия

Стукнул по карману – не звенит.

Стукнул по другому – не слыхать.

В тихий свой, таинственный зенит

Полетели мысли отдыхать.

Но очнусь и выйду за порог

И пойду на ветер, на откос

О печали пройденных дорог

Шелестеть остатками волос.

Память отбивается от рук,

Молодость уходит из-под ног,

Солнышко описывает круг –

Жизненный отсчитывает срок.

Стукну по карману – не звенит.

Стукну по другому – не слыхать.

Если только буду знаменит,

То поеду в Ялту отдыхать...

Элегия

 (вариант)

Стукнул по карману – не звенит!

Стукнул по другому – не слыхать!

В коммунизм – в безоблачный зенит

Полетели мысли отдыхать.

Память отбивается от рук.

Молодость уходит из-под ног.

Солнышко описывает  круг –

Жизненный отсчитывает срок.

Я очнусь и выйду за порог,

И пойду на ветер, на откос 

О печали пройденных дорог 

Шелестеть остатками волос.

Стукнул по карману – не звенит!

Стукнул по другому – не слыхать!

В коммунизм – в безоблачный зенит 

Полетели мысли отдыхать...

* * *

Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны,

Неведомый сын удивительных вольных племён!

Как прежде скакали на голос удачи капризный,

Я буду скакать по следам миновавших времён...

Давно ли, гуляя, гармонь оглашала окрестность,

И сам председатель плясал, выбиваясь из сил,

И требовал выпить за доблесть, за труд и за честность,

И лучшую жницу, как знамя, в руках проносил!

И быстро, как ласточки, мчался я в майском костюме

На звуки гармошки, на пенье и смех на лужке,

А мимо неслись в торопливом немолкнувшем шуме

Весенние воды, и брёвна неслись по реке...

Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно

Во мгле над обрывом безвестные ивы мои!

Пустынно мерцает померкшая звёздная люстра,

И лодка моя на речной догнивает мели.

И храм старины, удивительный, белоколонный,

Пропал, как виденье, меж этих померкших полей, –

Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны,

Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей!..

О, сельские виды! О, дивное счастье родиться

В лугах, словно ангел, под куполом синих небес!

Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица,

Разбить свои крылья и больше не видеть чудес!

Боюсь, что над нами не будет таинственной силы,

Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом,

Что, всё понимая, без грусти пойду до могилы...

Отчизна и воля – останься, моё божество!

Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды!

Останься, как сказка, веселье воскресных ночей!

Пусть солнце на пашнях венчает обильные всходы

Старинной короной своих восходящих лучей!..

Я буду скакать, не нарушив ночное дыханье

И тайные сны неподвижных больших деревень.

Никто меж полей не услышит глухое скаканье,

Никто не окликнет мелькнувшую легкую тень.

И только, страдая, израненный бывший десантник

Расскажет в бреду удивлённой старухе своей,

Что ночью промчался какой-то таинственный всадник,

Неведомый отрок, и скрылся в тумане полей... 

* * *

Я люблю судьбу свою,

Я бегу от помрачений!

Суну морду в полынью

И напьюсь,

Как зверь вечерний!

Сколько было здесь чудес,

На земле святой и древней,

Помнит только тёмный лес!

Он сегодня что-то дремлет.

От заснеженного льда

Я колени поднимаю,

Вижу поле, провода,

Все на свете понимаю!

Вот Есенин –

                  на ветру!

Блок стоит чуть-чуть в тумане.

Словно лишний на пиру,

Скромно Хлебников шаманит.

Неужели и они –

Просто горестные тени?

И не светят им огни

Новых русских деревенек?

Неужели

            в свой черед

Надо мною смерть нависнет, –

Голова, как спелый плод,

Отлетит от веток жизни?

Все умрём.

Но есть резон

В том, что ты рождён поэтом.

А другой – жнецом рождён...

Все уйдем.

Но суть не в этом...

1970

* * *

Я переписывать не стану

Из книги Тютчева и Фета,

Я даже слушать перестану

Того же Тютчева и Фета,

И я придумывать не стану

Себя особого, Рубцова,

За это верить перестану

В того же самого Рубцова,

Но я у Тютчева и Фета

Проверю искреннее слово,

Чтоб книгу Тютчева и Фета

Продолжить книгою Рубцова!..

* * * 

Я умру в крещенские морозы.

Я умру, когда трещат берёзы.

А весною ужас будет полный:

На погост речные хлынут волны!

Из моей затопленной могилы

Гроб всплывёт, забытый и унылый,

Разобьётся с треском,

                               и в потёмки

Уплывут ужасные обломки.

Сам не знаю, что это такое...

Я не верю вечности покоя!