переплыви Волгу, переплыви Лету...
Пётр Вегин
Акцент-45:
«Мы охвачены тою же самою оробелою верностью тайне...» (Б.П.)
Сергей Зубарев, за свою уже некороткую жизнь знающий Петербург и извне, издали, и изнутри – с разных его, Петербурга, сторон – о Викторе Кривулине, Викторе Ширали, Евгении Мякишеве. О «петербуржской поэзии» – такой некороткой и разной на фоне изменчивой панорамы, задаваемой вечной Невой-Летой...
Невская панорама
Какой город России мог бы претендовать на статус «третьей литературной столицы» – вопрос долгих споров, в итоге которых всё равно неоспоримым фактом останется большой отрыв «двух столиц» – Москвы и Санкт-Петербурга. Традиционна и некоторая их состязательность, что ли. Где больше пишут хороших стихов? Противопоставлять поэзию Москвы и Санкт-Петербурга – занятие, однако, неблагородное и неблагодарное. Пусть бодаются те, у кого рога. Один скажет: «Московская поэзия – солнечная, питерская – пасмурная, даже в своей иронии». Другой скажет: «Московская поэзия – поверхностная, питерская – вдумчивая, даже в своей иронии».
Наш сегодняшний взгляд – «над Невою бескрайней...»
Когда в Ленинграде одновременно жили Анна Ахматова и Даниил Хармс, можно ли было говорить о некой поэтической школе Северной столицы? Зарождение вопроса о «школах» логичнее отнести ко времени становления неподцензурной «второй литературы». И тут можно сделать не только эстетический, но и социально-политический срез.
В 1903 году Ленин заявлял: «Социал-демократы требуют для народа полной свободы передвижения…» В 1920-е поэт, как и в дореволюционные времена, мог сегодня жить в Петербурге (Петрограде, Ленинграде), завтра – в Москве, послезавтра – в Крыму и т. д. В 30-е годы свободного перемещения, предполагающего лёгкую смену места жительства, с введением института прописки не стало. Плюс тотальная цензура, не чета царской, и гонения на «непролетарскую» литературу, вплоть до расстрела. Произошёл своего рода разрыв литературных эпох. С частичным разъединением, в том числе, «двух столиц».
И для независимой поэзии связующим звеном двух эпох, пожалуй, стала московская Лианозовская группа (школа), по духу во многом близкая Хармсу, заявившая о себе в конце 50-х. Её отец-основатель – Евгений Кропивницкий (1893–1979). И во главе угла была не любовная лирика, а, как реакция на окружающую действительность, поставангардисткий гротеск, абсурд, социально-бытовая ирония. Ленинградские-петербургские «поэты Малой Садовой», хеленукты, «школа Бродского» – явления более поздние. Не подражательные, с сугубо своим творческим акцентом. А когда кончились подцензурные времена и, по сути, единство в обособленности «второй литературы», отличие эстетических позиций некоторых «москвичей» и «петербуржцев» стало только заметнее.
Питерские поэты, конечно, могут быть очень разными, и их очень много. А в ряде своих проявлений это, безусловно, поэзия особенная, уникальная, пропитанная неповторимым духом Северной столицы. Но есть ли «школы в состязательности и особости» – каждый читатель решает для себя сам. А мы предлагаем в этом номере «45-й параллели» вспомнить творчество трёх больших и довольно разных петербургских поэтов, представляющих два разных поколения и на сегодня уже ушедших из жизни, – Виктора Кривулина (1944–2001), Виктора Ширали (1945–2018) и Евгения Мякишева (1964–2023).
Виктор Кривулин. Возвращение к поэту-легенде
…Поэзия Кривулина осталась у нас до сих пор по существу не оцененной и не получившей достойного обсуждения. Неизвиняющих причин бездна, но говорить о них не интересно. Поразительно, насколько больше внимания привлекли и привлекают стихи и проза, несопоставимые с тем, что делал Кривулин, ни по своей смысловой насыщенности, ни по формальной и культурной обеспеченности, ни по реальной новизне. Да что говорить – просто по своему словарю, по качеству слова. Впрочем, пожалуй, и не поразительно…
Ольга Седакова
(«НЛО», № 6, 2001)
Кривулин был не просто очень большой поэт. Он был олицетворением всей эпохи «второй», а на самом деле, единственной для нас культуры. Которая была больше, чем культура, а, по аналогии с тем, как сказала О. Седакова о «другой поэзии», − «другой культурой». Эта культура – независимо от того, какой у тех или иных её представителей был религиозный заряд, – была не только культурой, но и духовным явлением и движением.
Григорий Беневич
(«Конец эпохи. Смерть В. Кривулина»)
Легенды, если они живут и не вечно, могут быть неотъемлемой частью национальной культуры, в которой они зародились, столетиями, а то и тысячелетиями. Виктор Кривулин – человек-легенда русской поэзии, как минимум, последней четверти XX века. Одна из самых ярких и известных личностей так называемой второй литературы советских времён, которая помогала нашим душам дышать свободнее. Не прогибаясь под гнётом диктата ущербной идеологии, заявлявшей своё право определять даже то, что надо считать стихами и что должен читать «строитель коммунизма».
Сейчас довольно спокойные и, для многих, сравнительно стабильные и беззаботные (даже благодушные?) времена «застоя» могут вспоминаться с долею теплоты, ностальгии. Однако не надо забывать и то, что «плыть против течения», для чего хватало причин, тогда бывало опасно, по меньшей мере, для житейского благополучия, профессиональной карьеры, а то и свободы. Кривулин так плыть не боялся. Хотя был и не диссидентом в политическом смысле этого слова, а просто большим русским поэтом, отказавшимся прислуживать власти и закрывать глаза на её бездуховность. Это было духовное сопротивление. И неслучайна близость Кривулина к неофициальному православию тех времён, выступавшему против господствующей идеологии.
Вернёмся, однако, к пути стихов. Вкратце. Кривулин вошёл в историю русской литературы, в том числе, как представитель ленинградской религиозной поэзии (которую сам он именовал спиритуальной). В 70-е годы выпускал самиздатовские журналы «37» и «Северная почта», оказавшиеся под запретом. С 1975-го печатался в «тамиздате», начиная с журнала «Грани». Первая (небольшая) книжка стихов вышла в Париже в 1981 году. В 80-е два имени считались «главными визитными карточками» неофициальной ленинградской поэзии – Елена Шварц и Виктор Кривулин. Автор полутора десятков книг. И, что интересно, последнее и самое объёмное издание стихов (552 с.) состоялось только в 2023 году. Хорошим по нынешним временам тиражом в 1000 экземпляров. Только этого мало.
(Публикация текстов Виктора Кривулина подготовлена при содействии его вдовы Ольги Кушлиной)
Два поэта, две эпохи
Виктор Ширали
…Ширали занимал особое место в культурном ландшафте тогдашнего Петербурга. Где-то на границе между официальной и неофициальной культурой, не принадлежа по-настоящему ни той, ни другой. Принадлежа, в сущности, одной поэзии.
Григорий Беневич
(из предисловия к полному собранию
стихотворений Виктора Ширали, 2004)
Портрет Виктора Ширали
работы Владлена Гаврильчика
В мемуарах Григория Беневича одна из историй, связанных с Виктором Кривулиным, касается попытки вступления в Союз писателей Санкт-Петербурга. Это была идея Кривулина, он и дал Беневичу, именуя его православным русским поэтом, первую рекомендацию. Вторую дал поэт Виктор Ширали – ещё одна из ярчайших фигур неофициальной ленинградской культуры.
Ширали – автор, при жизни вкусивший популярности (отчасти обусловленной его завсегдатайством в кафе «Сайгон», вокруг которого в Питере 70-80-х сформировалась своеобразная неформальная субкультура). По словам поэта Елены Игнатовой, «на его выступления собиралась уйма народу, и стихи были хороши, и читал он их замечательно».
Ширали – мастер, прежде всего, любовной лирики, в которой он сочетал пушкинские традиции с исканиями французского авангарда начала XX века. Этим и можно объяснить «балансирование на грани двух миров». В советские времена стихи Ширали хоть и мало, но всё-таки неоднократно публиковались, а рекомендацию в Союз писателей ему однажды давали Андрей Вознесенский и Роберт Рождественский – впрочем, на тот момент даже такие знаменитости не помогли...
(Стихи Виктора Ширали для публикации предоставил Григорий Беневич)
Евгений Мякишев
В стихах Мякишева не наблюдается – нигде! – признаков посредственной поэзии, а именно: фальшивых чувств; слов, цена которых не соответствует номиналу; имитации интеллекта; ложного пафоса и слюнявого лиризма; нет уныния, краснобайства, напыщенности и придыханий. Тексты нигде и никогда не скучны. Это вообще очень позитивные, в меру ироничные, оправленные в быт и порой весьма умные стихи. После их прочтения хочется жить.
Анджей Иконников-Галицкий
(https://prochtenie.ru)
А в первой четверти XXI века самым популярным питерским поэтом, пожалуй, можно признать Евгения Мякишева.
Обладатель трёх «неформальных титулов». «Самый скандальный поэт Ленинграда» – по образу жизни в её нетрезвые периоды, а также в связи с обсценной лексикой в ряде стихов. «ОПП» – «опальный поэт Петербурга» – в увязке с теми же двумя пунктами. «Самый дорогой поэт России» – после успеха книги с эпатажным названием «Огненный фак» (2009), раскупаемой по высокой для подобных изданий цене.
«Он сейчас самый публично востребованный поэт Петербурга, – писал Виктор Топоров. – Его стихи, в отличие от подавляющего большинства остальных, будоражат, а не раздражают, трогают, но не бьют на слезу, лечат и калечат одновременно».
Евгений Мякишев (в заднем ряду в центре) среди петербургских поэтов в литературном клубе мини-отеля «Старая Вена». Фото из архива Елены Ворсулевой
В 2024 году другом поэта Севой Гуревичем и группой энтузиастов была учреждена Поэтическая премия имени Евгения Мякишева. Из комментария организаторов:
Судите по словам.
Забудьте о заслугах, образе жизни, связях любого рода. Судите текст только как текст.
И, возможно, вы найдёте слово, которое переживёт всех нас.
(Стихи Евгения Мякишева для публикации предоставила вдова поэта Елена Ворсулева)
© Сергей Зубарев, 2025.
© 45-я параллель, 2025.