Наталья Вишнякова

Наталья Вишнякова

Все стихи Натальи Вишняковой

* * *

 

А жизнь, словно тройка по пению –

Поплакать и песни орать,

И жалобно зеркалу врать

Про локоть, укушенный временем.

Про шею, извитую, как

Семёрка почтового индекса,

Про то, как слабеет рука,

Ни плюса не зная, ни минуса.

И в немощный этот портрет

Вцепившись бесцветным фломастером,

Стираю десятки примет,

Бесспорных, как подлинник мастера.

И вьются крылатые гении,

И плачут, и песни орут,

Фломастеры в руки берут

И ставят оценки по пению.

 

* * *

 

Ах, памяти лицо – как белая земля,

Закрученная вспять подушечками пальцев,

Как пустота мечты в давно ненужных пяльцах,

Как равнодушный след безвкусного нуля.

 

И даже подойдя к источнику огня,

Я думаю, что всё уже когда-то было,

И верное кино осело и остыло –

Чб, бу, НВ и прочая фигня.

 

Десятки зимних дней. Их тесные ряды

Идут, как слово «шаг» и слово «осторожность»,

Но снег благодарят за светлую возможность

И узнавать, и целовать следы.

 

 

* * *

 

В крепдешиновом платке

На карнизе стоя,

Петь на мёртвом языке

Что-нибудь живое:

Ave libris, ave lux,

Ave bonos mores…

Жизнь, которой так боюсь,

Набирает скорость.

Ave fortes – многим здесь

Не хватает силы,

Ave corvis – чёрный весь,

А кому-то милый.

Ave родственная нить –

ЖЭК, а в ЖЭКе слесарь,

И чего греха таить –

Трижды Ave Caesar.

Ave мой заросший двор,

Детские коленки,

Кто-то лезет на забор,

Кто-то бьётся в стенку.

Закопают, заплюют,

Занавесят шторой;

Ave victis – многим тут

Не хватает горя.

Ave Troja – был народ,

Да уже не будет.

Ave vita – запоёт,

Мёртвого разбудит,

Крепдешиновый платок

На глаза повяжет,

И покатится моток

Разноцветной пряжи,

Не заметишь, уж карниз

Под ногой хлопочет.

Не смотри, голубчик, вниз,

Вдруг чего захочешь?

 

* * *

 

Горсточка неба и моря щепоть,

Дрожь отражений в колодезном эхе.

Ангела в ангелах ищет Господь,

Чтобы спросить об одном человеке.

 


Поэтическая викторина

* * *

 

Как расколешь шар хрустальный –

Новогодний смех –

Заблестит со дна сусальный

Праздничный орех.

Как его зароешь в праздный

Сахарный песок –

Заблестит со дна алмазный

Сладкий колосок.

Если дашь ему пробиться

К верхним этажам –

В этот год тебе влюбиться

В чёрного стрижа.

 

* * *

 

Когда рука впервые потянулась

К большому солнцу маленькой земли,

Размеренно забились корабли

О горизонта синюю сутулость,

И круг земной под взглядом маяка

Вдруг приобрёл законченную форму,

Когда вела фрегат навстречу шторму

Немая от усталости рука.

И человек, ещё не ставший птицей,

Был рыбою, и зверем, и кротом,

И девушке с чешуйчатым хвостом

Он обещал на паводок жениться.

Их дети обожают лунный свет

И учатся летать как можно выше,

И на закате ловко мечут с крыши

В большое солнце крохотки монет.

 

* * *

 

Море разливанное, луг заливной,

Белобрысой памяти резные одежды.

Я иду к тебе, и небо со мной –

Лес да облака, да твой дом – между.

Битых площадей толстогуб рот,

Клёкот да рык – вся заграница.

Если бы знать, где поворот,

Я бы не прошла мимо столицы,

Только что мне там, где тебя нет?

Горе пастуху, что любил Эхо!

Я теперь знаю – невелик свет:

Море да луг, да два человека.

 

* * *

 

Мы полетим над муравейником,

Обняв мурашек тенью нашей.

Андрей Платонов машет веником

И Марк Шагал рукою машет.

 

И, весь разъятый по понятиям,

Меняет каменное платье

Наш город, бедный на объятия

И жадный на рукопожатья.

 

А мы летим – мурашки по сердцу,

А мы живём – не надо сдачи!

А город с нами в небо просится

И смотрит вверх, и руки прячет.

 

* * *

 

О Моцарте, о разности потуг,

О Моцарте, который вечно – вдруг,

О кружевах на ветреных манжетах,

Но даже, вероятно, не об этом;

О камешке, пока ещё летящем,

О звонко-синем, быстром настоящем,

О крошке снега, встреченной огнём,

И всё-таки о Моцарте, о нём.

 

 

* * *

 

От камня камню шепчутся загадки

И в горсть уходят высохшим песком,

И кто-то, недослушав в беспорядке,

Историю увидит с кулаком.

Он говорит, но я ему не верю

И наблюдаю в зеркале витрин

Двурогое передвиженье зверя

С картонным безбилетником внутри.

Как сонно жить! Который день не спится!

Как холодна под зеркалом одежд

Поэзия – разорванная птица

На талой ветке розовых надежд.

Мир полосат от слёз и корректуры,

Напра-налево кружатся слова:

Вчера была заплаканная дура,

А нынче – безутешная вдова.

Запомнить день и запах мандарина,

Сложить пожитки в мятый целлофан,

Вернуться к воскресеньям, именинам

И многоуважаемым шкафам.

Не назову свою судьбу излишком:

Сидеть никем в одной из мокрых рощ

У каменного ангела под мышкой

И слушать, как о перья мнётся дождь.

 

* * *

 

Представить мир без запаха и вкуса,

В беззвучии и гордости поста,

И облако без белого хвоста,

И цифру «ноль» без минуса и плюса.

Представить мир, родившийся без нас,

Засеянный не нашими руками,

Где зеркала не понимают глаз

И каменщик не понимает камня.

Представить и забыть, и пусть вперёд

Заскачет время детскими ногами,

И нежный голос талыми снегами

Изголубевший ветер разольёт.

И будет вечер праздничного дня,

И гости, и клубничное варенье,

И будет свет из кухни для меня

Просветом для новейшего творенья.

Есть место, чтобы выманить огонь,

Когда гроза проходит полосами;

И птица-ангел с добрыми глазами

Подставит мне макушку под ладонь.       

 

* * *

 

Сеет день последние минуты,

В нетерпенье мечется вокзал

И закат раскрасился, как будто

Ангел ангелу на землю указал.

Угасает переулок Млечный,

Превратившись в каплю серебра.

Звездочёту падают на плечи

Люстры, ночники, торшеры, бра.

На душе рассеянно-прохладно,

Как бывает в этой части дня.

Хлеб, гранат, вино, огонь и ладан

Где-то дожидаются меня.

Светит телескоп. Слетелись звёзды

На его прямой влюбленный взгляд

И щекочут спящим детям ноздри,

И при них о небе говорят.

Оттого среди людей горбатых,

Мыслями прикованных к себе,

Ходят по грязи, как по Арбату,

Дети летних солнечных кровей.

 

* * *

 

Сто вариантов блеска, бесподобья,

Отождествленья с лучшею судьбой.

 

Надежды иждивенческою дробью

Высоких шпилек ходят за тобой

 

И в память вопросительно стучатся.

И затаишься, и другой мотив

 

Научит безнаказанно прощаться,

Пустую руку не позолотив.

 

Твой век подрос, но стал не выше слова,

Хотя молчит охотно и всерьёз.

 

Люблю его – хорошего, простого –

В минутном беге чёртовых колес.

 

* * *

 

Человек на небе ищет

Неземного человека,

Но людей на небе этом

Не написано, увы.

Ты родился стать поэтом,

Не ищи у жизни днища:

Мокрой лодкой в море-вечность

Бросишь пенистые швы.

 

Что ты шьёшь, золотошвейка?

Что латаешь ты, сапожник?

В неизведанные были

Вы пускаете иглу

И, согнув тугую выю,

И, склонив синичью шейку,

Обращаете в созвездья

Беспорядочную мглу.

 

* * *

 

Чёрный-чёрный черновик,

Мой двойник и твой должник,

Чёрный-чёрный, как пигмей,

Сажи газовой черней,

Чёрных лестниц чернота,

Счастье чёрного кота,

Чёрно-белого Пьеро

Ежедневное метро.

Миллион черновиков,

Двойников и должников,

Едут-едут, кто куда,

Кто – сюда, а кто – туда;

Вдруг однажды их найдут,

Перепишут, издадут,

И по их строке счастливой

Ноги белые пойдут?

И растянется душа,

Смертным почерком шурша,

И того черновика

Не закончится строка.