В списках значилась: R 123
«45-й калибр» – конкурсная подборка
Лес Пасхальный
Вот вчера – безмолвье, а нынче – гам.
Как трепещет сердце и ждёт чудес.
Затаив дыханье, как входят в храм,
Ты войди неспешно в весенний лес.
Так останься с лесом наедине –
Без айфона, пива и сигарет.
Берега-стволы, ты на самом дне,
Над тобой колышется тусклый свет.
Отрекись от города хоть на час –
Город сковывал тысячью обручей.
И смотри, как смотрят в последний раз –
Вот растет трава, вот бежит ручей.
Возжелай душою и сердцем всем
Этот лес, волнуясь и трепеща.
Как желают сущие во гробех
Прикоснуться к краю Его плаща.
* * *
Мне приснилось, что муж мой покончил с войной,
Он вернулся и худ и сед.
И сказал мне: скорее пойдем домой.
Я сказала, что дома нет.
Муж вернулся с войны, он был худ и хром.
Май звенел. Зеленели поля.
Он сказал: не беда, мы построим дом.
Милый, это не наша земля.
Муж сказал, что отныне покончил с войной.
Где была она – та война?
Он спросил, но ведь ты навсегда со мной?
Милый, я не твоя жена.
Мы сидели долго – спина к спине.
В чистом поле костер догорал.
Мне приснилось, что муж мой был на войне
И не понял, за что воевал.
Бабочка
Бабочка. Так невесома, мала и нуждается в малом.
Живой лепесток. Яркий лоскутик лета.
Тает, порхает, радует глаз твой усталый.
Она существует и здесь и нигде или где-то.
Ты же телесен, объемен, весом, многозначен,
Что возомнил, раз нуждаешься в славе и лести?
Не о таких ли «герои на людях не плачут»?
Ты обитаешь в уютном безрадостном месте.
Мненья чужие – твоя основная пища.
Дни коротаешь в липкой густой обиде.
Лучше и впрямь бы не покидать жилища.
Если только за пивом. И чтобы никто не видел.
Клеишь в альбомы кусочки чужого лета.
С горестью думаешь, что у тебя все так тухло.
Вот тебе мир в квадрате стеклопакета:
Курят соседи, дети хоронят куклу.
Новый квартал заслоняет тебе рассветы.
Кожей второю стал серый растянутый свитер.
Вон он – твой мир в серенькой рамке планшета:
Геи бунтуют, Обама приехал в Питер.
Веришь ли в мир ты – блестящий, безмерный, певучий,
Если сомненья свои водрузил, словно знамя на древко.
Вспомни о бабочке. И докажи, чем ты лучше
Этой бесцельно порхающей однодневки.
Через час после увольнения
Пятнадцатое июля.
Был Город удушлив и жарок.
Расстегнутые, распахнутые
выскакивали из арок
и припадали к фонтанам,
жадно щупая влагу –
как будто на всех не хватает
кондиционерного блага,
как будто на миг лишь вырвались
из туфель, костюмов, халатов,
из офисных крематориев,
из фирменных казематов…
И я такая свободная
средь них, спотыкаясь, бреду,
как вечная Таня Савичева,
выжившая в аду.
Золушка
Фея, хочу веселиться
и платье в пол.
Вот тебе, детка, – пшеница,
да грязный стол.
В доме скрипят половицы
и ни души.
Детка, какого принца?
Да не смеши!
Пламя в камине пышет,
да нож остёр.
Вот, напеки пышек
для злых сестёр.
Фея, луна в зените,
а в замке – бал.
Киснет бельё в корыте,
грядёт скандал.
Принца узреть украдкой,
Одним глазком.
Детка, поверь, что в замке,
Что под замком.
Фея, а я сквозь морок
Туман, бурьян.
Детка, хрусталь дорог
Да кучер пьян.
У замка светла аллея,
А в сердце – мгла,
Что же ты детку, фея,
Не сберегла…
* * *
Основная наша профессия – не роптать.
Все дороги, куда бы ни шёл – приведут домой.
Заруби на носу, завяжи узелок, запиши в тетрадь,
Перед тем, как отправиться завтра в последний бой.
Не сорваться, с ума не сойти – вот уже благодать,
Не участвовать в гнусной кадрили карикатур.
Основная наша профессия – фильтровать
Всё, что льётся из чёрных безжалостных амбразур.
Отчего без разбору торопимся пожирать,
что ни кинут нам, будто нынче и глад и мор?
Основная наша профессия – понимать,
Что они начеку, даже если выключен монитор.
Как они наступают – за стаей стая, за пядью пядь,
Их плацдармы – твоё нехитрое бытие.
Основная наша профессия – рассказать –
Их Освенцим – в твоей измученной голове.
Не роптать – даже если сцена твоя – эшафот,
Перед тем, как затихнуть навеки, сронить словцо.
Видишь, солнце лучами вонзается в мой живот.
Видишь, радуга упирается мне в крыльцо?
Основная наша профессия – не роптать.
Все дороги, куда бы ни шёл – приведут домой.
Кризис среднего возраста
Вот так и взрослеешь – годам к тридцати пяти:
Промокший, палёный, оглохший от медных труб,
И как откровенье – ещё середина пути,
но волос твой сед, а голос прокурен и груб.
Пожалуй, всё выпито, пройдено всё и истёрто до дыр,
Ты вязнешь в болоте случайных и мелочных дел.
Восторг подростковый: Да, я завоюю весь мир!
Меняешь на вздохи, что многого не успел.
А что тебе нужно? – Потуже набить закрома.
Здоровый цинизм, как вакцина от жизненных драм.
А личная жизнь? Да и тут все обширно весьма –
От инстаграмма до ста обжигающих грамм.
И вдруг настигает, уже не любить вот так –
До спазма, до боли, дотла выжигая нутро.
А та, что спит рядом – банальность, рутина, пустяк,
Ты входишь в неё ежедневно, как входят в вагон метро.
Вот так существуем – воюем, наводим уют.
Воронка житейская – служба, машина в кредит.
О том, что должны – узнаем из повестки в суд,
О том, что любимы, когда лишь под сердцем болит.
Вот так и плутаем: на ощупь, впотьмах, наугад.
Не помня закатов, восходов, и прочих явлений в природе.
Не помним ни вздохов, ни взглядов, ни памятных дат,
Но кто-то всё ищет себя среди звёзд и под утро находит…
© Наталья Уварова, 2011–2014.
© 45-я параллель, 2014.