* * *
Моё пальтишко в клеточку
На вешалке ищи.
Мою с картошкой сеточку
На кухню затащи.
Мою зарплату скудную
На столик положи.
Про жизнь свою паскудную
Под водку расскажи.
Газетки да журнальчики,
Программы новостей,
Ах, девочки да мальчики
Без собственных детей.
Квартирка коммунальная
В комплекте со страной.
Америка двуспальная
В галактике иной.
Картошечка сопливая
Да рыжая вода.
Действительность счастливая,
Теперь и навсегда.
Давай, держи, кудрявая,
Равнение в строю.
Мы со своей державою
Увидимся в раю.
Далила
Тяжёлый день сегодня у Далилы.
Хватало ей с евреями грызни.
Уже, казалось, все мосты спалила –
Опять пойди Самсона соблазни!
Пускай падёт, лишившись чудной силы,
К твоим ногам доверчивый еврей.
Стенай, вздыхай и лги ему, Далила,
Старайся ради родины своей.
Что ищут в страсти глупые мужчины,
Далила, что они находят в ней?
Прильни к земле горячей Палестины,
Она мужчины всякого нежней.
И у меня земля была, Далила,
Мучительный и невозвратный сон.
О, боже мой, как я её любила!
Так, как тебя желает твой Самсон.
Я удобряла нежностью коровьей
Холодный край берёзок и осин.
Но из бесплодных выросла любовей,
Из Палестин, Америк и Россий.
* * *
Только взяли по сто
Выпить за страну,
Как Елагин остров
Двинулся ко дну.
Нет прекрасней спорта –
Вместе со страной
Задохнуться к чёрту
В толще водяной.
Горе – на бумаге
Пережить страну.
Утони, Елагин,
Обратись в волну.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Где по Петроградской
Ходишь стороне,
Там мой город адский
На далёком дне.
* * *
Он был сутулый и ревнивый,
Кусал подушку по ночам,
Но вид небрежно-горделивый
Его наутро выручал.
Он днём весёлый появлялся,
Друзей весёлых забавлял,
Курил, шутил и улыбался
И даже спину распрямлял.
И знали только ночь и стенка,
Его подушка и кровать,
Как он умел, поджав коленки,
Во тьму бессонно завывать,
Он был открыт и безобиден,
Весь на ладони – на, бери,
Когда бы кто-нибудь увидел,
Как он сутулится внутри.
И мне за плечи осторожно
Его обнять не суждено.
Я б рядом с ним была, возможно,
Когда б мы не были одно.
Бабочка
У бабочки такая короткая жизнь:
Только родишься – уже пора на покой.
Давай, бабочка, живи, летай, торопись,
Люби бабочку, бабочка, пока молодой.
У неё в дрожащих устах сладчайший нектар.
В мини-груди нерозданное тепло.
Пока не смертельно болен, немощен, стар,
Хватай крылом трепещущее крыло.
Куда мы ни мчимся, все – к одному концу.
Так мчись смелее, мой красавец лихой.
Щедрее трать серебряную пыльцу.
Завтра ты станешь бабочковой трухой.
Трухой и пылью ляжешь в наших горах
Под глупым и свежим безымянным цветком.
И я, поливая слезой насекомый прах,
Знать не смогу и не буду, плачу о ком.
* * *
У поэта забота, етить-колотить, –
Имя своё в журналах светить;
Без выходных, любить-умирать,
Публике имя своё втирать.
Богу-дьяволу целовать носки
Кладбища на пороге,
Умоляя: «Включи до смертной доски
В парочку антологий».
И в аду на сковородке горя,
Вопить-заливаться:
«Чёрт возьми, всё было не зря, не зря!
Семьдесят публикаций!»
* * *
В своём бреду полулирическом
Полулежу-полубреду
В получужом Полутаврическом-
Полуненазванном саду.
Полумужское-полуженское
Моё лицо в твоём лице.
И кладбище Преображенское –
Одно в конце.
* * *
Сколько из сердца вынуто
Лишних кусков бескровных,
Сколько напитков выпито
Алкогольно-любовных!
Сколько по злому северу
Пролито слёз ненужных,
А подлетаешь к Денверу –
Мыслями рвёшься к мужу.
Сколько уроков пройдено,
Что не о том терзалась!
Ну, здравствуй, вторая родина,
Где б ты ни оказалась.
* * *
Благодари, любимый,
Богов, когда неправ,
За мой неистребимый
Весёлый лёгкий нрав.
Сама питаюсь ядом
Своих змеиных жал
И не пугаю взглядом
На дедовский кинжал.
Благодари, что другу
Не создаю помех,
Что будит всю округу
Мой беспробудный смех,
Что в письмах я бесплотна,
А в жизни занята,
Что я бесповоротно
Трагедьями сыта.
За то, что всё неважно
И с каждым днём смешней.
Кто входит в реку дважды,
Тот захлебнётся в ней.
Золушка
Скоро полночь, дорогой.
Я не плачу, я привыкла,
Что карета станет тыквой,
Фея – Бабою-Ягой.
Слово станет пустяком,
И с двенадцатым ударом
Ты останешься со старым
И непарным башмаком.
Я давно тверда, как сталь.
Вместо сердца – полночь бьётся.
После бала остаётся
Мне беспримесный хрусталь.
Кармен
Общая палата
Комнаты взамен.
Моего солдата
Увела Кармен.
За её коварство
Мне пять раз на дню
Колется лекарство.
Впрочем, не виню.
Я Кармен когда-то
И сама была.
Своего солдата
Тоже увела.
И меня однажды
Увели к горам.
Я бывала в каждой
Роли мелодрам.
По избитым пьесам,
Милая, кружишь.
С новым интересом
Снова убежишь
Новою женою
В новые края.
А вернёшься мною,
Бедная моя!
Разбирая фотографии…
Мой возлюбленный прекрасный Парис,
Стал ты хмур, неразговорчив и лыс.
Да и я уже в боках раздалась.
Но не порвана духовная связь
С той поры, когда бодры и свежи…
Впрочем, бог с тобой, в архиве лежи,
Где сияем неувядшей красой.
Там и спрячемся от бабы с косой.
© Наталья Резник, 2017-2020.
© 45-я параллель, 2020.