* * *
Наяву – оно так: цензор неумолимый,
Мой двойник, соглядатай, судья и суфлёр
Каждый жест сторожит, всё что больно, любимо
Беспощадно оценит – готов приговор.
Всё одно ему – плачу, молюсь ли, страдаю –
Усмехнётся вдруг кто-то во мне и шепнёт,
Что спектакль играю, бездарно играю,
Что на публику номер, неправильный ход.
Даже в час, когда сердце по-детски ликует,
Как ликует и пляшет раздетый Давид,
Мелхола смотрит в створку окна, негодуя,
В царских чёрных глазах осужденье и стыд.
Лишь во сне я свободна. Мой критик смолкает.
Безоглядна, нелепа, забывшая страх,
Слышу как на свирели безумец играет,
Голоса шепчут строфы, и солнце в глазах.
2007
* * *
Над куполами вьются птицы,
Вишнёвый опадает цвет.
Несу в себе, боясь пролиться,
Твой чистый свет.
Вкруг пахнет скошенной травою,
Узоры на крестах слились.
А ты златою головою
Всё вверх, всё ввысь.
Родной мой, белый, легкокрылый,
В запруде вечных колосков,
Далёко отблеск горделивый
Твоих венцов.
Не позабуду, что ты, что ты!
Так на душу мою ты лёг,
Как на слова ложатся ноты,
Как – невдомёк.
У старой постою иконы:
«Святой Угодниче, подай!»
От радостных пасхальных звонов
На сердце – рай.
Изведанный, непостижимый...
На хорах голоса сплелись,
А ты всё вверх неудержимо
Всё в небо, в высь.
2013
* * *
Об этом подумаю после.
Об этом никто не вспомнит.
Осень – мышастый ослик
В набрякшей от влаги попоне.
Что в смирных твоих копытцах?
В бубенчиках из каштанов?
Я – перелётная птица,
Птица породы ржанок.
Лечу в своё закавказье.
Ослик, прощай, милый.
Осень, с ветром и грязью,
Ржавчиной над могилой.
Улетаю совсем не стойкой.
Осень-ослик отпустит.
Мне не вместить столько
Столько со ржавчиной грусти.
Об этом думать попозже.
Об этом не стоит печься.
С ослика снимут вожжи,
Вдоволь накормят гречей.
Придёт зима-белошвейка.
Я от её убора
Буду как Серая Шейка –
Буду нырять в прорубь.
2017
* * *
Пережду причуды конопатой
Попрошайки в фартуке с заплатой,
Рыжей девки в сером грубом плате.
Плачь – не плачь, а всё ж, родная, прочь!
Вслед за нею, поводя плечами,
С пряниками, хвоей и свечами,
В оренбургской шали с кружевами –
Белая купеческая дочь.
Попрощаюсь с сирой побирушкой,
Скоро-скоро белой торжество!
Ткнётся мне в упрямую макушку
Тёплым поцелуем Рождество.
* * *
Нас ветра порывы сердито встречают,
Сияние Севера царски венчает,
Но нас оставаться ничто не прельщает:
Ни натиск, ни холод,
Ни гнев, ни восторг!
Косматое племя ничто не удержит!
Лишь молча поправим сырые одежды,
Смежим, точно звери, тяжёлые вежды,
И – в путь, за спасеньем,
На юго-восток!
Никто не оглянется – что нам прощанье!
Под низкими лбами не рык, а молчанье,
И мнём можжевельник обветренной дланью,
И тянем ко рту
Горьковатый росток.
А там, в городах – барабанные дроби,
А может, уже десятичные дроби,
Вся их арифметика – к чёрту! Уходим!
Идём вслед за старцем
На юго-восток!
Что там, за спиной, никого не заботит,
А только торопит, в дорогу торопит.
Туда неизбежно сбегаются тропы,
Где рдеет и манит
Палящий цветок.
И видят лишайник, кулик и гагары,
Как плавится след между новым и старым,
Уходим, пока полыхают Стожары –
Косматое племя –
На юго-восток!
* * *
Этот город в веснушках опавшей листвы,
Каждый куст в нём – степная лисица,
Невесомый узор паутины-канвы,
Рыжий шарф на ореховых спицах,
Эту бестолочь улиц центральных твоих,
Эту охру и басму бульваров,
Ворох листьев и отблеск сырых мостовых
Я беру и дарю тебе даром.
Всё твоё – жёлтый камень, калёный кирпич,
Уцелевший фронтон и фонтаны.
Эту ржавую вязь, эту гиль, эту дичь
Ярких вывесок, улочек странных
Я дарю просто так – крыши и купола,
И лису желтоглазую. Осень!
Мне оставь только то, что сберечь не смогла:
Голубятню, булыжник, авоську...
* * *
В дождь осенний спрячусь,
Лист смахну рукой,
Не хочу удачу,
Я прошу покой.
Сколько лиц мелькнуло,
Сколько дней прошло –
Дымкой затянуло –
Пусто и светло.
В жёлтом шорохе прохладном,
Тем, кто далеки,
Тихим терпким листопадом
Я плачу долги.
Так деревья, отметавшись,
В сумерки и рань
Лёгким золотом упавшим
Платят свою дань.
1987
* * *
Он приходит под утро. Он мне –
Властелин и непрошеный гость.
Каждый жест, каждый текст помню,
Как собака зарытую кость.
Говорит, говорит, сжимая
С золотым набалдашником трость.
Понимаю его, понимаю,
Прячу глубже, как скорбь, свою кость.
Он в жемчужном атласном жилете,
Он спокоен, а в перстне – опал.
Я за грусть перед ним в ответе.
Каплей с ходиков час упал.
Свои беды, печали, вины
Буду прятать, как тайный порок,
За улыбкой, веер в гостиной,
Лишь жемчужный уйдёт за порог.
Синяя песенка
Отворена калиточкa,
Порожки высоки...
Ах, где твоя улыбочка?
Глаза, как васильки?
Ты, милый, улыбаешься,
А мне-то каково?
Хоть изредка, хоть краешком
Взглянуть бы на него...
Калиточка отворена,
И выметен порог,
Так что же кружат вороны
Там, где темнеет лог?
Ни листиком, ни веткою
Не дрогнула сирень.
Блестящею монеткою
На дно уходит день.
И в небе полумесяцем
Улыбочка твоя.
От глаз твоих, от песни ли
Вся синяя земля?..
* * *
Слова, что втёмную приходят,
Вяжу уздой,
Веду, как водят коноводы,
На водопой.
Как камушки пересыпаю
И прячу вновь.
Больная, грязная, родная
И плоть, и кровь.
Словам, пришедшим ниоткуда,
Открою клеть,
Остерегусь пускать их в люди,
И буду впредь
Всех недолюбленных уродцев –
Свой жалкий грех –
Как чад, зачатых с инородцем,
Скрывать от всех.
2007
* * *
В моей белой-пребелой судьбе,
Где нет цвета ни разу –
Отблеск солнца на звонкой трубе –
Здравствуй, мой синеглазый!
Хмурый кобальт, шальная лазурь
На снегу только тени.
Пресный пост забываю, как дурь,
Здравствуй, синий, весенний!
Свежий, точно ночная гроза,
Долгожданный, внезапный.
Мне за что эти ливни-глаза?
Эти кобальта залпы?
Белым белой по сини стелю,
Свою жизнь-промокашку.
Синеглазый, теперь я люблю
Соль, морскую тельняшку.
* * *
Не знаю я, к чему всё это,
Ведь столько времени прошло,
Но проскользнула в щель монета.
Гудки и близкое «Алло».
Пять цифр под диском промелькнуло,
Что сотворить они смогли?
Твой голос в осень, тихий сумрак,
В шаги и в шелесты вплели.
Всё так случайно получилось,
Холодной трубкой щёку жгло,
И я с тобою очутилась –
Гудки и близкое «Алло».
А что спросить? А что ответить?
И как покой потом найти?
А может?!
Нет.
Печаль. И ветер.
«Ошиблась номером, прости».
1987
* * *
Той во мне, что так долго стояла у края,
Что вила свою прядь из прибоя,
Любила синее – не голубое,
Той во мне, подбирающей градины рая,
Рисующей линии и зигзаги
На стекле – не на бумаге,
Той, что думала в детстве, что она ацтек или майя,
И любила май, и родилась в мае,
Той, что страшилась понять сюжет мирозданья
«Ныне отпущаеши» или «до свиданья»?
2015
* * *
Для поэта время зримо:
Ночь – на ощупь, день – кистень.
Год с клюкой проходит мимо.
Месяц – кремний. Вечер – тень.
Время – сторож с колотушкой.
Только мимо. Только вдаль.
Время – нищий с медной кружкой,
Бросить нечего, а жаль.
Не в упор, а только в спину
Времени скажу в упрёк:
«Ты, пропащий, в том повинен –
Мелочь в кружке не сберёг!»
* * *
Драконов впрягут в колесницу,
Расправят усталую птицу,
И ту, что тебе не снится,
Зароют в новую жизнь.
В случившемся нет печали,
Кто плавает – тот отчалит.
Оставшийся на причале,
Ты вот что теперь скажи:
Её, ту что редко дерзила,
Всё просила лишь дать ей силы,
Ты можешь не вспоминать...
Но кто тебе тихо очень
Прошепчет: «Спокойной ночи,
Мой милый, спокойной ночи…»,
Когда уже будешь спать?
© Наталья Куралесова, 1987–2017.
© 45-я параллель, 2017.