Наталия
Кравченко

* * *

Я раздирала себе сердце до крови, 
считая счастье выдумкой и фейком, 
и засыпала со щеками мокрыми 
в обнимку с Грином, Моэмом и Цвейгом. 
  
Бродила ночью под твоими окнами, 
в которые нельзя было стучаться. 
А вот теперь стою под этим облаком, 
стучусь к тебе: примите домочадца! 
  
Пред этой роковою неизбежностью 
я извлекаю юность из утиля 
и старомодность шелковистой нежности, 
не убоясь возвышенного стиля. 
  
И все мои артерии бессонные 
и на разрыв живущие аорты 
натянуты как струны невесомые 
в преддверии бессмертного аккорда. 
  
А старый вяз, который нас укутывал, 
и срубленный вандалами под корень, 
вдруг вымахал неведомо откудова 
в твоей ограде, обнимая горе. 
  
И верится отныне только в доброе, 
когда смотрю, как камень гладят ветки. 
Мне кажутся они твоими рёбрами, 
одно из них – моё в тебе навеки.