Надежда
Соколова

А мы с тобой с другой планеты...

А мы с тобой с другой планеты...

Ты помнишь... или тоже стёрло?

Так иногда берёт за горло...

Как мало здесь тепла и света...

Там было... как-то по-другому,

А здесь – неправильно и странно:

Земля разделена на страны...

Здесь «занимаются» любовью,

А если «любят» – не жалеют,

Кричат и злятся без причины...

Здесь агрессивные мужчины,

А женщины ещё страшнее.

Они измучили планету!

Мечтая о далёком рае,

ОНИ ДРУГ ДРУГА УБИВАЮТ.

И мало, как же мало света...

А там... как было, почкованье?

Два «я» – гермафродиты, клоны?

Не помню... ничего не помню,

Лишь свет и Нечто без названья,

Родное, нежное... до дрожи...

Как ты... И мне спокойно, милый, –

Твой ясный свет даёт мне силы.

Я знаю: ты оттуда тоже.

Бесприданница

1

Во светлице, что в усыпальнице –

У кручинушки когти острые…

Свечка гаснет, не разгорается –

То ли к савану, то ли к постригу…

Что ж ты, сердце неугомонное,

Рвёшься-мечешься, несладимое…

Ни молитвами, ни поклонами

Не избыть дорогого имени.

Помоги, Господь, кротко вынести

Участь горькую бесприданницы.

Не оставь его Отчей милостью,

Пусть ему за двоих летается...

2

...Только пыль с-под копыт взметается!

Мчусь полями да перелесками,

Чтоб любимую бесприданницу

Ненаглядной назвать невестою.

Не тяни, беда, жадны лапищи!

Мы по ним – постом да молитвою!

Умягчил Господь сердце батюшки –

Нет предела, Отче, Любви Твоей!

Сердце пташечкой легкокрылою

Взмыло с песнею величальною…

...Только б вынесла муку милая,

Не угасла в тоске-отчаянье…

Боль

– Что это? За что это? Зачем?

– Доченька, не спрашивай, не надо...

– Погибает солнечный Эдем...

Почернели листья винограда.

Яблони засохли на корню –

Я ли их не поливала, Отче?

Помнишь, в нашем маленьком раю

Ты благословлял и дни, и ночи,

Пребывая с нами каждый час?

А потом ушёл по той аллее...

И теперь так пусто... свет погас...

И розарий наводнили змеи.

Детский смех, звенящий, как ручей,

Долетает из чужого сада...

Господи, за что это? Зачем?

– Доченька, не спрашивай.

Так надо.

Вальс

Листик каштана срывается с дерева,

Падает под ноги сломанным веером.

Слышите? Музыка… раз-два-три, раз-два-три, раз…

Холодом, холодом небо расколото,

Больно глазам от кленового золота…

Сударь, постойте, я Вас приглашаю на вальс!

Сердце сбивается с ритма отчаянно…

Сударь, вчера мне приснилось венчание:

Вы улыбались, и ангелы пели о нас.

Мы покорились слепой неизбежности –

Что же Вы смотрите с яростной нежностью?

Это всё музыка… раз-два-три, раз-два-три, раз…

Падаем, падаем… поздно загадывать…

Вам – не согреть, не спасти, не обрадовать.

Мне – уходить в бесконечную осень без Вас.

Не утешайте меня, я не плачу, но,

Ах, отчего Ваши губы горячие

Так солоны, сударь… раз-два-три, раз-два-три, раз…

вода

…и ты идёшь, упавший со звезды

и звёздами звенящими ведомый…

и – видишь? – рядом – детские следы

того, кто охранит тебя до Дома

…кончается целебная вода,

в пустыне людной холодно и страшно…

но у тебя есть ящик, где всегда

укроется невидимый барашек

…ты слышишь пенье тысяч родников –

тех, что в песках до времени сокрыты,

и расцветает роза без шипов,

хранима жарким сердцем из гранита

…и ты живой, и речь твоя жива,

пока звучат в пыли солончаковой

из тишины негромкие слова

Того, Кто есть и Тишина, и Слово

Воробей

Эофорвик, 627 A. D

Стылый ветер выл на луну,

Трепетал огонь в очаге.

Кто в пути доверился сну,

Тот не выжил в лютой пурге.

Протянув ладони к теплу,

Говорил суровый король:

«Ты прошёл сквозь холод и мглу.

Ты желаешь слова? Изволь!

Паулин, народ мой устал.

Наши боги нас не хранят…»

И коснулся робко креста

Старый жрец в рубахе до пят:

«Паулин, смотри: воробей

Залетел на свет и тепло…

Пролетел сквозь зал… до дверей…

И – пургой его унесло…

Обрестись из небытия,

Через миг вернувшись к нему…

Наша жизнь – полет воробья:

Через свет – из тьмы и во тьму,

И от тьмы – ничто не спасёт…» –

И услышал твёрдое: «Нет!

Наша жизнь – иной перелёт:

Через тьму – из света – на свет».

…и внимали все, как один,

Открывая Слову сердца…

И, когда умолк Паулин,

Он увидел слезы жреца.

Так же выли волки в лесах,

Трепетали души внутри...

Но уже ласкал небеса

Светлый проблеск новой зари.

P.S.

Эофорвик (Йорк) – столица Нортумбрии, королевства англов.

Паулин Йоркский – первый епископ Йоркский в англосаксонскую эпоху, миссионер и католический святой.

Источник вдохновения Baeda Venerabilis «Historia ecclesiastica gentis Anglorum»: «Вот как сравню я, о король, земную жизнь человека с тем временем, что неведомо нам. Представь, что в зимнюю пору ты сидишь и пируешь со своими приближенными и советниками; посреди зала в очаге горит огонь, согревая тебя, а снаружи бушуют зимний ветер и вьюга. И вот через зал пролетает воробей, влетая в одну дверь и вылетая в другую. В тот краткий миг, что он внутри, зимняя стужа не властна над ним; но тут же он исчезает с наших глаз, уносясь из стужи в стужу. Такова и жизнь людская, и неведомо нам, что будет и что было прежде. Если новое учение даст нам знание об этом, то нам следует его принять». И другие знатные люди и королевские советники высказались согласно с ним, побуждаемые к тому Божьим промыслом. Койфи же добавил, что хочет внимательно выслушать слова Паулина о Боге, которого он исповедует. С позволения короля Паулин начал говорить, и когда он закончил, Койфи воскликнул: «Давно уже я понял, что наша вера плоха; чем больше искал я в ней истину, тем меньше находил. Теперь я открыто признаю, что свет истины заключен в этом учении, обещающем нам дары жизни, спасения и вечного блаженства…».

Игрушки

Я не помню про начало…

Девять месяцев в коробке,

«С днём рождения!» – кричали…

Я глаза открыла робко –

…Оловянные солдаты,

Целлулоидные кены...

Кто добрей – внутри из ваты,

А герои-супермены

Трансформируются в монстров…

В мире кубиков и пазлов

Все отчаянно непросто:

Не ударившись ни разу,

Не приняв щекою мячик,

Не вписавшись в стенку носом –

Не играют. Это значит,

Забирают и уносят.

Все неправильно и странно,

Но уже почти не страшно,

Потому что кукла Анна

Мне шепнула: «Неваляшка,

Никогда не разобьется

То, что музыкой звучало.

А когда игра прервется,

Ты узнаешь про начало».

листочек

Снега год за годом, снега век за веком…

Невечные люди средь вечного снега.

В чернеющем небе лиловое солнце

У самого края – когда-то вернётся…

Рождались, рожали, в снега уходили –

Ложились, ложились, ложились в могилы…

Рыдали, шептали: «Да будет снег пухом…»

Кружили над мёртвыми белые мухи…

…Наставник подул на озябшие пальцы:

«Мальчишка! Довольно тебе заблуждаться!»

«Но Древний Завет…» «Это миф, несмышлёный!

Поверь мне: листок быть не может зелёным!

Упрямец, мы только вчера проходили

Ученье великого Сэра Дарвилли:

Деревьям ненужные бурые листья

Зовутся – за мной повторяй! – а-та-виз-мом!»

«Но Древний Завет говорит, что весною…»

«Молчи! Или рот тебе с мылом умою…

В наш век просвещенья – довериться бреду?

Весна – что за ересь! Три дня без обеда!»

…И руки дрожали, и таяли силы,

Но мальчик подмешивал к жёлтому синий

И тайно зелёный картонный листочек

Носил под рубашкой на тонкой цепочке.

Лисёнок

P.S. В «Жизнеописании Ликурга» Плутарх рассказывает о спартанском мальчике, который украл лисёнка и спрятал его под одеждой. Когтями и зубами лисёнок раздирал ему внутренности, но мальчик спокойно разговаривал со взрослыми, пока не умер.

Маленькое чудо

А я живу предчувствием тебя,

Пред-слышаньем, пред-виденьем, пред-знаньем...

Закрой глаза, дыши... твоё дыханье

В такт моему сейчас... Чуть погодя

Открой любимый томик наугад –

Мой голос зазвучит в знакомых строчках,

И обо мне спросить тебя захочет

Поэт, что жил столетия назад.

Так ты живёшь предчувствием меня...

...На мягких лапках маленькое чудо

Явилось нам – вот так, из ниоткуда –

И греется у нашего огня...

огонь

Возьми свечу, засвети огонь,

Взгляни на небо и молви Имя.

Сложи оружье и впредь – не тронь.

Храни огонь и ступай – хранимый.

Оставь обоз, не берись за гуж,

Когда в упряжке чужие кони.

Не пей воды из козлячьих луж.

Будь чист – и нечисть тебя не тронет.

На перепутьях бросай клубок,

Иди за ним через мрак и морок.

Твои сопутчики – серый волк,

Да белый заяц, да чёрный ворон.

Ни самобранку, ни самотряс

Не поднимай, оказавшись рядом.

Перед князьями не падай в грязь.

Не рви в саду молодильных яблок.

Дойдёшь до края – увидишь дуб,

Сундук, по книге тебе знакомый.

Достань яйцо, преломи иглу,

Взгляни на небо – и будешь Дома.

Птицы

Здесь готова для каждого тесная клеть,

Или плети – рождённым иными.

…Мой измученный птах, как тебя обогреть,

если руки мои – ледяные?

Наше лето кончается… осень-лиса

подбирается тихою сапой…

Мой измученный птах, мне тебя не спасать –

держат цепкие мёртвые лапы.

Белый егерь откроет охоту на лис –

и умолкнут синичьи напевы…

…легче выдоха, первый осиновый лист

отлетает с последнего древа…

Но, когда для мольбы не останется слов

и застынут снежинки на лицах,

запоёт, небеса разверзая, Любовь

синеокой ликующей птицей.

Пёрышко

...И будет лёгким пёрышка полёт...

Его проводят безмятежным взглядом

Орёл и лев, а Тот, Кто с ними рядом,

Лучисто улыбнётся и вздохнёт...

Качнётся веер разноцветных радуг,

Рассеется над городом тоска,

И ласточки, под крышами устав,

Расчертят высь стремительным парадом.

И, засмотревшись в небо, старый мост

Бетонным телом радужную душу

Почувствует, пролётов не разрушив…

А серый сумрак, поджимая хвост,

Метнётся прочь… И прояснятся взоры:

Затеплится невидимый огонь…

…А пёрышко слетит в твою ладонь.

Ты улыбнёшься: «Не грусти... Я скоро…»

Розовый сад

«…ибо – по силе. Верой – свершат».

…Нас не впустили в розовый сад.

Пётр или Павел спрятал ключи?

Под ноги пали солнца лучи.

Сныть да крапива, пыль да зола…

Дикая слива буйно цвела...

…Что теперь плакать? Пой да иди.

Алая мякоть бьётся в груди.

Голых и босых зверь не берет:

Ивовый посох, пчёл диких мед…

Плахи да плети, вервие дыб…

Тысячелетья сносим до дыр,

Корочки хлеба хватит до звёзд!

…Вспыхнет в полнеба огненный мост,

Бездны сомкнутся – нам разрешат

Утром вернуться в розовый сад.

Савраскины стихи

1

Савраска увяз в половине сугроба…

Н. А. Некрасов

Савраска увяз в борозде трудобудней –

С утра до заката, не зная субботы:

Исполнить, что должно – пусть будет, что будет.

Рождённый пахать забывает полёты…

А в небе проносятся стаи пегасов…

Там воля, там правят иные законы…

Взлететь! – скинув упряжь к полночному часу…

Но сон накрывает тяжёлой попоной.

Дружочек, не бей от досады копытом.

Соха тяжела, но по силам смиренным,

Твои жеребята здоровы и сыты,

А где же ты видел бесплатное сено?

Но сладки даримые корочки хлеба,

Никто не стегает с оттяжкой по крупу…

Есть время летать – каждой твари под небом.

Поверь – и оно непременно наступит.

2

Савраска споткнулся, упал на колени…

«Хозяин, дорога – сплошные ступени.

Ты точно уверен, что мерил в элэсах*?

Как мало колодцев… ни речки, ни леса...

Зыбучий песок под названием пепел…

Умолк соловей, заливается петел…

До крови натерло подпругою спину…»

«Дружочек, терпи, ты прошёл половину».

«Хозяин, прости малодушную клячу,

Но можно я просто немножко поплачу?

Однажды Ты дал мне изведать полёты,

И я не могу их забыть отчего-то.

Конечно, савраске – савраскино, знаю…

И я… я пройду этот путь, мой Хозяин.

Конечно – по вере, я помню законы…

…Мне чудится, что-то растёт под попоной».

Вот так, засыпая с надеждой на чудо,

Савраска однажды проснулся… верблюдом –

Ковчегом терпенья, веселым, двужильным…

А крылья… и верно, к чему теперь крылья?

*л.с. – лошадиная сила, единица мощности

3

Под песенку рессор

Вези свою коляску.

Дорога – не бега,

Но как же коротка!

Савраска – не Пегас,

Но может и Савраска,

Подняв усталый взор,

Смотреть на облака.

Не горбись под дугой,

Твори свою дорогу,

Как солнце в небесах,

Как по земле – река.

Ведь нет вкусней овса,

Чем дома, у порога…

А дом всегда с тобой -

Смотри на облака.

Сентябрьское никчемучное

Серая пудра на туфельках лаковых –

Небо четыре недели не плакало,

Просит дождя у неласковых западных

Стран.

Сердце сухим сентябрём исцелится ли?

Горький ответ мне пустыми страницами,

Пыльной травой, улетевшими птицами

Дан.

Палым листочком, смешной недотыкомкой

В землю б уткнуться – глухой, безъязыкою,

Не вспоминая однажды испытанный

Май...

Плачет ли нежность моя никчемучная,

Сушь ли бесслёзная душу мне мучает,

Дай ему, Господи, самого лучшего,

Дай...

спасение

Плачь ли, пой – но только верь, да по следам иди на север –

НеприКаенною Гердой в царство Снежной Королевы.

В башмачках по травам летним, босиком по тундре стылой –

Сколько нас бредёт по свету… сколько будет, сколько было…

...Разрывая сладкий морок, ради розы – прочь из сада!

…Помоги мне, мудрый ворон… где души моей отрада?

Нет, не в пышных галереях, не на шёлковых подушках…

…А разбойница – добрее, чем садовница-старушка…

Всё отдать – сапожки, муфту и последнюю рубашку,

Чтобы медленно и трудно в тот чертог прийти однажды,

Где, заветные загадки разрешив и приумножив,

Из осколков жизни краткой вечность будущую сложат:

Принимай, душа, обновы!

…и хранят меня до срока

Чудо-рыба с тайным словом да олень небесноокий.

Странник

посох лёгок, невесом,

рядом старый пёс…

покатилось колесо

от зари до звёзд

изумрудные шёлка

стелет сныть-трава.

дышат небом облака,

и душа – жива

небо – птице, зверю – лес,

сыну – Отчий дом.

на столе готов телец,

Трое за столом

стукнет посох о порог –

скажут: «Пётр, впусти:

все он отдал, но сберёг

пёрышко в пути»

Суок

Мой милый Тибул… тогда, над толпою,

Над морем безликих лиц,

Был ясен твой взгляд, и голос спокоен,

И мы не смотрели вниз.

Истёртый канат – от башни до башни…

Послав поцелуй земле,

Я делала шаг – и было не страшно:

Ты мне говорил: «Алле!»

А помнишь, они схватили Просперо?

И ты, прибежав в ночи,

Смотрел на меня с отчаянной верой:

«Дружок, помоги… ключи…»

Оборки, корсаж с бутоном бумажным…

Ты чёрный, как негр… в золе?

«Я справлюсь, Тибул. Мне вовсе не страшно»,  –  

И ты говорил: «Алле...»

Мой милый Тибул… И руки гимнаста

Дрожат, теребя цветок.

Ты прячешь глаза – напрасно! напрасно! –

И шепчешь: «Вся жизнь… Суок…»

И сердце – твоё? моё ли? неважно! –

Стучит часовым реле.

Взгляни  на меня. Я знаю, что страшно…

И я говорю: «Алле…»

 P.S. Суок – «вся жизнь» на языке обездоленных. (Ю.Олеша)

Считалка

«Эни, бени…» – представший змием

Пусть бормочет свою считалку –

Ты придумал глаза такие,

Что потом умирать – не жалко.

Тем, кто, света взыскуя слепо,

Пролепечет «Отец!» однажды,

Ты придумал такое небо,

Что в него умирать – не страшно.

«Эни, бени..!» – весна! – и снова

Не смолкает трезвон детсада…

Ты придумал такое Слово,

Что теперь умирать – не надо.

P. S. Лингвисты выдвигают разные версии о происхождении загадочных «эни-бени» или «эники-беники» в детские считалках, прослеживая их связь с именами Анна и Вениамин, а также с латинскими числительными. Есть и другие гипотезы.

Третья от Солнца

Звёзды в ладошку – лови! лови! –

Ласковый ясный свет…

Третья от Солнца – и для любви

Лучшая из планет.

Помнишь, как мы покидали Рай?

Строгий Его вопрос:

«Вам – голубую? Но это – край

Самых солёных слёз.

Выжить, найти и не потерять –

Миссия непроста.

Если вернётесь – внесу в Тетрадь.

Шансы – один из ста».

Таймер запущен календарём.

Тесен скафандр из кож,

Только предчувствую, что и в нём

Ты, как никто, хорош.

Больно и страшно? – поплачь в ночи.

Не помогает? – пой.

К тайной октаве для нас ключи

Сделал умелец-Ной.

А навигатором нам – лови! –

Ласковый звёздный свет.

Третья от Солнца – и для любви

Лучшая из планет.

успение

Светлой памяти Екатерины Литвиновой

...А в начале случилось слово

О большой неземной любви.

Светом полнился лес сосновый –

Так сияли глаза твои.

Предначертанное случится –

Остаётся терпеть и ждать.

Мимо – дни, корабли и лица,

Без лица, без имен и дат…

В Капернауме и в Каперне

Ни доверья, ни веры нет –

На заплёванный пол таверны

Брошен ближними твой секрет.

Ни обиды, ни укоризны…

Ты прощала: так делал Он.

Если жизнь – ожиданье Жизни,

Значит, жизнь – мимолетный сон.

И однажды струна запела:

«Здравствуй, милая! Вот и мы».

В нетерпении сбросив тело,

Ты летела поверх волны.

Скрипка плавила души негой,

И глаза прикрывал народ:

Алый парус пылал в полнеба.

Ты успела на галиот.

Царевна-лягушка

–  Няня, милая... как боль велика... я доверилась, просила: не тронь... Няня, разве за меха да шелка можно ТАК... живую кожу... в огонь? Няня... страшные слышны голоса... и обуглена душа, как зола...

...Он хороший, и глаза – небеса... и стрела неядовитой была... с этой раною сроднившись почти, как плясала я тогда, на пиру...

Неужели ничего не спасти?

Неужели я под утро умру?

–  Тише, девонька, куда эта прыть... Было дело, молода-зеленА, тоже думала: не жить мне, не жить... а смотри-ка, всё живу, хоть страшна... Вот, испей пока – прибавится сил... Дай, сниму ко лбу прилипшую прядь... Помнишь, батюшка тебе говорил, что царевичам нельзя доверять?

...Ну, готово... только два корешка не положены... бурлит через край...

Бабья долюшка извечно горька:

Перья или чешуя – выбирай.

Чеширское

День промелькнул суетливо страницами,

Полночь тягуча, как мёд.

Кошка приходит, на сердце ложится мне

И по-чеширски поёт:

«Мурр… отпусти эти горести-глупости,

Муки-разлуки – не крест.

Тех, кто излечен от собственной крутости,

Даже собака не съест.

Мурр… почеши мне за ушком – и выживем,

Освободись от забот!

Тот, Кто с утра выпускает нам Рыжего,

Тот нам и мышек пошлёт.

Мурр… улыбнись, несмеяна-печальница:

Для поднебесных котят

Свет и любовь никогда не кончаются…

Слышишь, крыла шелестят?»

Слышу… и сон накрывает пушистою,

Мягкой, целебной волной…

Я тебя мурр… переводишь с чеширского?

Сладких полётов, родной…

Я с тобой... –  Пётр и Феврония

P.S. Святые Благоверные Пётр и Феврония, князь и княгиня Муромские, в конце жизни приняли монашество, в иноческом чину – Давид и Ефросиния.