Надежда
Горбик

* * *

Рука давно устала от оков:
Браслеты, кольца – это так некстати.
В кулак собрать всю боль рукопожатий –
Закон её бесхитростный таков.
Она привыкла будни обводить,
Но для того и карандаш отточен:
Чтоб азбуку тире и многоточий
В скупую дробь дождя переводить.
Зато каблук обтёсан мостовой,
Торцами в лужах отражённых зданий...
Среди недель утерян день седьмой.
Он если и случится, то не с нами.
Считать потери больше ни к чему.
Не стоит причитать о женской доле.
Оставь волос упрямых рыжину,
Вишнёвый след на стираном подоле:
Как прежде, устоял картонный дом,
Печальной простотой обезоружив.
Здесь яблоками пахнет и вином,
И диким мёдом облетевших кружев.
Закатом озарённое окно
Расплавится в слезах прозрачным воском.
Твоим шагам бесшумным не дано
Перехитрить границу перекрёстка;
Я помещаю в свой нехитрый быт
Кузнечика будильник полуночный...
А рана, что всегда кровоточит –
Не больше взгляда скважины замочной.

* * *

Серебряный мне выковали смех:
Насмешнице печальной он и нужен;
Пусть раздаётся поровну на всех.
А слёзы сберегает для жемчужин.
Дам ветру губы осушить мои.
Сотру ладонью солнечную жажду.
Где бедствие терпели корабли,
Я запускаю парусник бумажный
Цветной адриатической скорлупкой,
Той лодочкой, что с лайнерами спорит;
Прозрачной створкой раковины хрупкой,
Осколком Литоринового моря.

* * *

Со множеством имён наедине,
Чтоб не отдать ни выдоха, ни тени,
Придётся постоянно ставить НЕ
К любому из чужих определений:
Так я пройти неузнанной люблю.
Неназванной. Ничьею, как и прежде.
Невидимая скрипка кораблю
Равняется на зимнем побережье.

* * *

С упорством отставного корабля
У моря перезимовал скворечник.
Посланник Бога, верный пленник речи
Мир выпустит из клеток словаря.
И ты бы стать мелодией могла
На гребешках волной бегущих терций,
Покуда патефонная игла
Царапает доверчивое сердце.

* * *

Несмело, точно заблудилась,
Как будто наугад ступая,
Песков и трав прибрежных сырость
Ощупываю, как слепая;
На голос поверну, не глядя.
На звуков поднятую стаю.
Нет от судьбы противоядий.
А может, я о них не знаю.
Страниц объятия раскроет,
Раскинет руки первый встречный;
А защититься будет нечем
В романе, созданном не мною.
Шиповник лепестки уронит
В песок бесчувственный напрасно.
Учуяв розовое масло,
Оса гуляет на ладони.
Пока болеть не перестало,
Не переполнило до края,
Цветёт бутон, шипы вонзая,
И мёд выбрасывает жало.

* * *

Пускай столицы охраняет лев.
Кто пожелает вырваться из плена –
Тому черничных листьев барельеф.
Десертом вереск, снадобьем вербена.
Здесь электричка не теряет сил,
Преодолев поток дороги млечной,
И самолет над морем прочертил
Восьмёркой бесконечности беспечность.

* * *

Все платья ветер выбелил солёный.
Пустые сети выбросил на мель.
Врывался на горячие балконы,
Катал янтарь, как будто карамель,
Всё распахнул и разметал до срока,
Сам переставил стрелки на часах.
Какой закат горел из этих окон!
И золото оставил в волосах.

* * *

Не воскресни и не замри –
Просто лето пощады просит;
На столы водрузила осень
Стулья уличных брассери.
Не на сцене, а на стене,
Без условностей и усилий,
Тени шпаги свои скрестили
Там, на солнечной стороне.
Если скрыта теперь от глаз
Тайна зреющего побега –
Клюква в сахарной пудре снега
Остаётся пока для нас.

* * *

Зверей и птиц доверчиво накормит
Рука, легко дающая украдкой.
Здесь ветер гонит листья по платформе.
В молитвослове карандаш закладкой:
Что спрашивать всевидящего Бога?
Набросок на полях ещё не начат.
А всё-таки возможность диалога
Важней любой покорности незрячей.
За лиственным редеющим узором
Лесное солнце неохотно тонет.
Напротив неизменный дом, в котором
Для нас играют на аккордеоне.

* * *

Загадывать грядущее... Когда?
Какие планы можно строить, если
Сто раз на дню: замри, умри, воскресни.
Всё призрачней года и города.
Тому печаль, кто горести пророчит,
Кто день за днём переживает их.
Язык освоен знаков водяных,
А под ноги легло перо сорочье.
Тому хвала, кто не имеет дома,
Но всё начертит раненой рукой:
От остроглазой башенки с трубой
До столбиков веранды невесомой.

* * *

В лучах октябрьских возможно
Поймать на сонном побережье
В кафе пиратском придорожном
Осенней свадьбы грусть и нежность.
Погладишь замши рыжину,
Да против шерсти непременно –
И пальцы вытянут струну,
Тепла взъерошенного пену
В клубок искристый соберут,
Живой огонь добудут даже;
Для них давно привычный труд –
На пряжу распускать пейзажи:
Ничто иное не согреет.
Оса в стекло стучит с разгона.
А города любить вернее
Из окон спального вагона.

* * *

Пусть тайна неразгаданной останется,
Пусть краски на холсте немного смажутся:
Чахоточная и унылый пьяница
Издалека влюблёнными покажутся.
Они ложатся рядом недоверчиво.
Как дети, всё ревниво делят поровну.
Не их вина, что дать друг другу нечего,
Что, обнимая, каждый смотрит в сторону.
Какой простор! До горизонта волнами.
Кудрей руно. А профиль, точно греческий.
Им жизнь могла быть, словно чаша полная.
Но как же тесно в сердце человеческом.

* * *

Из рамки вынут вечер сентября.
Звезда растает огоньком в стакане.
И зеркало посмотрит на тебя
Длинноволосой музой Модильяни,
И душу обнажит без опозданий.
Луне подарит привкус имбиря.
Из этой точки в комнате пустой,
Лучами разбегающихся нитей,
Родства не потерпев между собой,
Все варианты будущих событий
Расходятся, покуда вы не спите.
А версия уходит по прямой.

* * *

Вечерний свет с упорством муравьиным
Перед собою шар закатный катит;
Слагает луч, гипотенузу, катет
Из ниточек июльской паутины.
А вот сердца – в блокнотные квадраты,
На зеркале остатками помады,
Лихим гвоздём на ржавчине ограды
На пяльцах повседневности распяты.

* * *

Пытаясь прожить без фатального самообмана,
Закроешь глаза на минуту – и вспомнятся вскоре
Тяжёлая роза на клумбе, седой от тумана;
Корабль, уходящий с картины в открытое море.
Как трудно порой удержаться, не выдав секрета,
Когда поплывут по аллеям слова вилланеллы:
К лучистому голосу арфы и к прелести лета –
Печаль расставаний. Забвенье. Не струны, а стрелы.

* * *

Мы входим в комнату, где за окном залив,
Обставленную очень небогато.
И на столе тарелка мытых слив.
И, шёлк тончайшей шторы опустив,
Мы всё же видим золото Кронштадта.
Земную жизнь пройдя до половины,
Теперь, я знаю, ты меня поймёшь:
Некрепок дом, когда в основе ложь,
И неустойчив на чужом несчастье.
Нетвёрд цемент, замешанный на страсти.
А в небе танец чаек ястребиный
И рыбаки вытаскивают снасти.