•
Тайна времени
в камне сокрыта.
Нет мгновенья,
чтоб шло в одиночку.
Кто не видел
осколков гранита?
В каждом –
время спрессовано в точку!
•
Лишь в будущем и настоящем
есть подлинность, а что прошло,
вслед за собою не утащим:
его пушинкой унесло.
Вот, кстати, что вчера-то было?
Не сгинуло ли всё во сне?
Под вечер, помню, подарила
цветочница улыбку мне.
Исчезла, что ли, вроде грёзы?
Перевернул почти весь дом –
и лишь тогда в бутоне розы
я отыскал её с трудом.
А что ещё? Да всё, пожалуй…
Бросаюсь я к календарю:
прощай, вчера, товар лежалый!
Себя дню новому дарю!
Но настоящее несётся
в прошедшее – не потому ль
ничем не скованный ход солнца
страшит нас, точно посвист пуль?
Не потому ль Сахара, сочных
растений некогда полна,
по прихоти часов песочных
теперь – песчаная страна?
Лишь в будущем и настоящем
есть подлинность, а что прошло,
то ветром времени гудящим
прочь паутинкою смело.
Но с нами ль нынешнее время,
когда (зови их, не зови)
скрываются его мгновенья –
встревоженные муравьи?
Лишь в будущем – исток восторга!
Всё остальное – грёзы, бред…
Цари же, будущее! (Только
того, что будет, тоже нет.)
•
Дождь проходит торопливый –
и уносит часть меня.
С ветки лист летит на землю –
и уносит часть меня.
Журавли вдали курлычут –
и уносят часть меня.
Каждый времени отрезок
забирает часть меня;
ветер, дерево ли, птица –
всё уносит часть меня;
сны, вы тоже по крупицам
разбираете меня…
Но пока – я буду падать
вместе с каждую звездою!
И взмывать в нагое небо
вместе с каждой птицей буду!
Да – покуда не растаю,
как туман, как сновиденье!
Слова на ветер
Сколько слов я убил ни за что
за те годы, что прожиты?
Улей?
Или десять?
А может, все сто?
Те слова, что сказал просто так, –
словно дождь над бесплодной пустыней,
словно зёрна, что всходов не дали.
«Я люблю тебя», – в шутку сказал –
и три слова безвинно убиты.
«Не волнуйся, дружище, улажу», –
так сказав, позабыл обещанье.
«Непременно приду, дорогая!» –
и опять же не сдержано слово…
Те слова, что сказал просто так, –
это осы, что жала вонзают
не в других, а в себя, без пощады.
(Точно так, в западню угодив,
убивают себя скорпионы.)
Под ногами не листья шуршат –
это трупики слов умерщвлённых.
Очень скоро костры запалят –
и развеется прах их по ветру.
Отмщение
В огромном доме
с окнами в решётках,
с массивными железными дверьми
всё стало пропадать:
столы и стулья,
ковры, картины,
золото и деньги…
И люди – тоже.
Ровно через месяц
дом опустел:
в нем больше ни вещицы
и ни души.
Ещё же через месяц
на месте дома
лишь одно трюмо
под моросью осенней холодело,
подобное печальному надгробью
в небытие скатившемуся дню.
Когда бы не настенные часы,
что тикали в бесплотном зазеркалье,
идя в другую сторону,
никто бы
не смог узнать,
чтó здесь произошло.
В один из дней
рассыпалось стекло
на мелкие осколки,
из которых
одна слезинка выкатилась.
То
была слеза невинного ребёнка.
Зеркало
Зеркало состарилось
и больше
не смеётся звонко, как когда-то.
От него улыбки не дождёшься –
глаз бездонных родники иссякли
и мутны от скорби и печали.
Кожа, прежде гладкая, в морщинах,
что твоя древесная кора.
Зеркало состарилось
и дремлет,
дремлет дни и ночи напролёт.
А во сне, наверно, видит детство,
юности орлиной взлёты видит.
Зеркало состарилось,
и что же?
Зубы поредели, а на пряди
изморозью пала седина.
Почему же зеркало, бедняга,
не себя жалеет,
а меня?
•
Красавица знакомая всё чаще
пугается у зеркала: морщинки
в нём множатся, как трещинки в стекле,
её туманя светоносный лик.
А дочь её подросшая всё чаще
у зеркала постаивает, видя,
как лунным светом груди набухают,
готовые подобьем белых роз
раскрыться.
Но вот бабушка и вовсе
пренебрегает зеркалом, в котором
ведётся неотступно наблюденье
за всем, что происходит у них в доме.
Она-то знает: то – колдунья злая,
которая, заворожив однажды,
навек твоей душой завладевает,
а тело, словно старую собаку,
безжалостно прочь гонит со двора.
•
Словами можно отодвинуть мрак,
мгновенно одолеть любые дали,
но те, что обронил ты просто так,
подобны зёрнам, что ростков не дали.
На них как будто пролит травобой –
вовеки им не сделаться кустами,
не вытянуться свежею травой,
не вспыхнуть благодарными цветами.
Как однодневки-бабочки, они
под вечер машут крылышками еле,
пока не сгинут в сумрачной тени,
оставшись без задачи и без цели.
Слова же те, в которых пышет гнев,
которым промах отроду не ведом,
впиваются в сердца, осатанев,
ехидствуя и злобствуя при этом.
Где падают они на землю, там
колючек зверских тотчас зреет завязь,
босые ноги раня ветеркам,
в крыла рассвета яростно вонзаясь.
•
Как давно стрекозы я не видел,
над прудом неподвижно зависшей!
Как давно не видал я улитки,
что скользит по травинке, похожа
на верблюда в бескрайней пустыне…
Если б звёзды о летнюю пору
перестали на головы падать,
мы б их тоже, наверно, забыли.
•
Чья ты улыбка, цветок?
Кто тебя здесь обронил?
Девочка?
Птичка?
Песенка чья ты, родник?
Кто тебя здесь обронил?
Мальчик ли?
Дождик?
•
Остановился б вовремя, художник!
Ну кто же продолжать тебя неволит?
Первоначальный замысел ты губишь
усердием излишним.
Ты на страницах жизни нас рисуешь,
мешая щедро радость материнства
и радуги цвета со звёздным светом,
но точки не поставишь.
Остановился б вовремя, художник!
Ну кто же продолжать тебя неволит?
Первоначальный замысел ты губишь
усердием излишним.
Ты на страницах жизни нас рисуешь,
смешать умея молнии стремленье
с великолепной музыкой цветочной
на солнечных полянах.
Остановился б вовремя, художник!
Ну кто же продолжать тебя неволит?
Первоначальный замысел ты губишь
усердием излишним.
Ты на страницах жизни нас рисуешь,
мешая грустной старости морщины
с ночною тьмой, глухой, немой, холодной, –
к чему нам эти краски?
Остановился б вовремя, художник!
Ну кто же продолжать тебя неволит?
Первоначальный замысел ты губишь
усердием излишним…
Свобода
Войти бы в зеркало, как в сон,
найти бы день вчерашний.
Пускай секунд умолкнет звон,
пусть всходы станут пашней.
К себе ты, детство, призови,
чтоб, одолев природу,
от ненависти и любви
я вновь обрел свободу.
•
На берегу –
потаённое место…
Девочка,
платье короткое скинув,
в тёплую воду вбегает,
нагая.
Груди ее переполнены солнцем –
взор ослепляют они зеркалами
мальчику, что, обмирая в засаде,
смотрит на девочку, заворожённый.
Не шелохнуться бы,
думает мальчик,
если спугну её – будет как в сказке:
вмиг обратится она в голубицу…
И улетит,
опереньем блистая!
День Звезды
Скоро, скоро
дотянется Ушба
до висящей над нею звезды
(этот день
Днём Звезды зваться будет)
и вручит ей в подарок
не камень
драгоценный из самого сердца,
но живой эдельвейс —
от души.
•
Бродя вдоль берега реки,
с древесным другом повстречался.
Вот радость!
«Здравствуй», – говорю.
(Я под его приветной сенью
читал стихи свои когда-то
красивой девушке.
Однако
отец её, как туча хмурый,
её увез.
С тех пор – ни встречи.)
«Где пропадал,
друг-стихотворец? –
спросило дерево и тут же,
ответных слов не дожидаясь,
добавило:
– А я похоже
на журавля!
Скажи, похоже?
Летать я даже научилось,
смотри!»
И с этими словами
примкнуло к стае журавлиной,
ветвями взмахивая шумно.
А через несколько мгновений
с небес листок упал мне в руки –
блестящий, что перо Жар-птицы.
Теперь поводырём он служит
мне среди улиц незнакомых
большого города:
исправно
туда меня ведёт,
где тусклый
льёт свет печальное окно.
Потери и обретения
Я однажды
себя потерял.
Средь людей
я искал себя долго…
Но нашёл,
как ни странно,
средь птиц.
Немая девочка
Во дворе, где остывают тени
истомлённых знойным днем деревьев,
девочка играет, черноглаза,
девочка танцует, черноброва.
Птицы, словно дождь, на землю льются,
но её молчания не нарушат;
бабочка – порхающая радость –
у неё не вымолит словечка.
…Бедные трепещущие руки –
те, что перед зеркалом впервые
девушку расцветшую укроют,
девушку заплаканную спрячут!
•
Дождь оставил
прозрачную лужу
с краем облака,
в ней отражённым
рядом с веткою вишни
зелёной,
и на ней
задремал ветерок.
Эта лужа
была бы стеклянной,
не найди в ней приют
лягушонок,
пучеглазый
и гордый собой.
•
Прозрачно утро.
Луг покрыт росою.
Застыв
на пламенеющей гвоздике,
спит бабочка.
Как бархат, её крылья.
Лишь тишину
я вижу пред собою.
Повсюду слышу
только тишину.
Гнев
Взглянув в огонь,
я дерево увидел,
которое приют
дарует птицам,
но осенью,
разгневавшись,
их гонит,
швыряя россыпь листьев
им вослед.
Взглянув на реку,
я вдруг дождь увидел,
который щедро
насыщает землю,
измученную засухой,
но в гневе
дома несчастных
может напрочь смыть.
Взглянув на камень,
я увидел искру.
Огонь ли в очаге
она сумеет
разжечь,
чтоб защитить меня от стужи?
Или – спалит жилище,
впавши в гнев?
90%
Как облако в дождь превратится,
так дерево станет огнём.
Дождинки вновь облаком станут,
вот только огонь никогда
зеленую сень не раскинет…
А в наших с тобой организмах
воды девяносто процентов,
и, стало быть, нам возвращаться
положено снова и снова –
дождём, облаками ли, снегом!
•
Жизнь –
утоленье вечной жажды.
Что будет,
коль она пройдёт?
Все знают,
что умрут однажды.
Никто не верит,
что умрёт.
Перевел с балкарского
© Мурадин Ольмезов, 1991–2011.
© 45-я параллель, 2011.