Кирилл ковальджи: Мозаика – жизнь

Ковальджи К.В. Моя мозаика, или По следам кентавра. –

М.: Союз писателей Москвы, «Academia», 2013.

Большую книгу про большую жизнь написал Кирилл Ковальджи. Это уже вторая книга такого рода, написанная известным поэтом. Первая книга – «Обратный отсчёт» (Изд. «Книжный сад») – увидела свет десять лет тому назад – в 2003 году. Автобиографическая «мозаика» Кирилла Ковальджи охватывает огромное временное пространство – с «сороковых, роковых» до наших дней. Но ценность данной книги, пожалуй, в многожанрии, в истории страны, пропущенной через биографию одного яркого человека. Оказалось, что и Кирилл Владимирович, и я учились в Литинституте в одном и том же семинаре – у Евгения Долматовского, просто в разные годы. Мне было приятно прочесть тёплые слова о нашем общем мэтре. Но книга поэта Кирилла Ковальджи многим читателям будет интересна не только «мемуарной» своей стороной. Писатель «повенчал» в своей книге новеллы и воспоминания, мимолётные мысли и глубокие философские размышления. Причём он не перемешал эти жанры, как винегрет, а, наоборот, расслоил, разбил на четыре неравнозначные и вполне самостоятельные части. Чем больше я читаю эту книгу, тем больше нахожу в ней «розановского», «опавших листьев». То была великая в своей простоте книга недооценённого у нас писателя.

Ребёнок, развлекаясь постижением мира, собирает картонную мозаику из узорчатых элементов. Его задача – собрать цельную картинку. Чем же тогда является мозаика взрослого человека? Фрагментами памяти, не сдавшимися забвению? У нас фрагментарность произведения почему-то считается чуть ли не «недоделкой». Между тем, значительная часть древнегреческой философии дошла до нас именно во фрагментах, клочках мозаики. Тем не менее, даже в этих клочках уверенно просвечивает макрокосм. Потому что великая философия может быть спрессована до маленького «фрагментика». Например, «нельзя дважды войти в одну и ту же реку». Это понимает и Кирилл Ковальджи. Поэтому у него повествование в «Моей мозаике» то сжимается, то разжимается. Поэт имеет своё лицо и в «последней, самой маленькой матрёшке». Он «разбирает» на более мелкие части не только прошедшую жизнь, но и самого себя – человека, мыслителя, писателя. Но при этом предупреждает читателя: «Весь я – только в совокупности всех «матрёшек», на которые только что себя разобрал…»

Что особенно запомнилось при чтении? Что побуждало меня задуматься? Очень умная книга. Кирилл Ковальджи по мировосприятию родственен Пушкину. Чтобы не быть голословным, скажу, почему. Пушкин никого не учил, был одинаково открыт и царю, и декабристам. Вселенскость. Всеобъемлющая человечность. Кирилл Ковальджи одинаково приемлет и левых, и правых, и классический стих, и авангардный. Но всегда имеет собственное мнение.

Что поражает в книге Кирилла Ковальджи? Что бросается в глаза? Корректность в изображении исторических персонажей. Хотя так велик соблазн раздать всем сёстрам по серьгам! И редкие мемуары обходятся без этого.

Кого из сотен, тысяч писателей и поэтов выбирает время? Тех, кто «не делает разницы» между жизнью и словом. Те же, которые в жизни одни, а в поэзии – другие, «пролетают, как фанера над Парижем». Слиянность судьбы и музыки стихов. Пример – Блок. Такого поэта тоже могут «потерять» на время из виду, но ненадолго. Одно из прозрений Кирилла Ковальджи.

Относительность времени, истории. 14-летний Кирилл изучает в школе убийство Цезаря заговорщиками. 1944 год. Рядом происходит освобождение Европы советскими войсками, но оно проходит мимо сознания школьника. Цезарь в голове подростка «перевесил» и Сталина, и Гитлера. Удивительное наблюдение! Вот и явление Христа осталось почти неупомянутым в хрониках, за исключением евангелий. Осевое время. Параллельность живых миров.

Книга Кирилла Ковальджи – и центробежная, и центростремительная. Человек прожил огромную успешную жизнь в разных эпохах, при ломке государства, и людям разных взглядов не в чем его упрекнуть за весь этот долгий период. Люди ему благодарны. И он держит марку! Держит дыхание на длинной дистанции. Продолжает работать, размышлять, удивляться и удивлять других. Кирилл Владимирович Ковальджи – человек-глыба. Простота и общительность только придают ему шарма. Он обо многом успел подумать. «Податливость при большой воле». «Моя мозаика» – очень хорошая книга. Из тех, которые впоследствии становятся «настольными». «Храм переживает бога, для которого воздвигнут», – пишет Ковальджи. Так же книги, над которыми не властно время, переживают своих авторов.

Александр Карпенко