* * *
Я не знал ответов на вопросы,
и вопросов тоже я не знал,
прикурил от солнечного ветра,
заслонил от ветра сигарету
и походкой лёгкой поканал
в тронный зал.
Чертог сиял...
It's Now or Never
Из причетей по почившим временам
В 1935 году в США был снят легендарный боевик Now or Never, а спустя четверть века белый король рок-н-ролла Элвис Пресли записал сингл It's Now or Never, за основу которого был взят «неаполитанский стандарт» ’O sole mio. Эту же мелодию в песне There's No Tomorrow в 1949 году использовал американский певец Тони Мартин. В СССР неаполитанский шлягер был популярен в исполнении юного Робертино Лоретти.
Не о себе б нам петь да плакать,
давно пора не о себе,
коль время ускоряет бег
и воск устал слезою капать.
Сотри случайные черты
с лица страдалицы Европы,
сотри, пока не въелась копоть, –
мы с ней теперь почти на «ты».
Что копоть, как не архетип?
Ведь и у нас порой коптит –
то оттепели керосинки,
то девяностых керосин –
у памяти своей спроси,
когда с заигранной пластинки
хит всех времён заголосит,
мир повернётся на оси,
вспорхнут, как бабочки, картинки,
где над житейским океаном,
что пух, по воздуху плывёт
Весна под «Мамбо итальяно» –
step-step by step – почти полёт.
Из свиты местных королей,
её партнёр глядит ковбоем,
над нею небо голубое
и ситчик голубой на ней,
и накладной воротничок
из довоенного наследства,
и нет печали ни о чём,
всё, как вчера, где было детство,
почти что завтра, но сейчас...
Он строг к ней, как шериф на час! –
Тут все с замашками ковбоев
из завезённого кино.
Их всех другой волною смоет.
Она уже шипит у ног...
Я б спас тебя, когда бы мог,
как ключ к судьбе зажав в горсти,
но только выдохну: прости! –
и сам я не могу спастись,
и опоздал я в этот вестерн,
где ты – невольная невеста,
не покорённая никем –
paloma blanka – гений места –
тебе, мятежной, было б тесно
в том уготованном мирке,
где за окном – что твой Марке...
А тут на бабушкином кресле
потёртый вылинявший плед,
хоть бабушки давно уж нет.
На свете нет и Джельсомины...
Стоит дух стылого камина,
да радугой сверкнёт фасет,
когда его коснется свет;
бутыль у кресла из-под граппы,
на вешалке пальто из драпа,
в шкафу томится кринолин
и выдохшийся нафталин,
и платье чёрного поплина...
В пыль обернувшаяся глина,
как бархатный покров, лежит.
Sic transit... – что? – всего лишь жизнь.
Так ведь и я вот-вот исчезну,
как за тобою сплыли в бездну
под визг ребяческих гитар
сны той эпохи, блеск кокард,
подъюбки и пальто из драпа,
вино всех тех сезонов, граппа,
цирк шапито, парад-алле,
и то кино, и дефиле,
гламур, лямур, тужур, амор
и крёстные отцы каморр...
It's now or never ? –
Never more!
Белый пароход
Шепчет на ухо ангел: «Не так
Ты молитву читаешь, чудак.
Повторяй потихоньку за мной:
Со святыми, Господь, упокой
Пароход, пароход, пароходик».
Юрий Одарченко
Пароходик, пароходик, пароход,
он от пристани до пристани снуёт,
но летучим стать голландцем норовит –
есть такое нечто, есть в его крови.
Вот он бойко повернул за поворот,
ангел вслед ему неслышимо поёт:
со святыми, мол, Всевышний, упокой
и укрой его, как саваном, волной.
Эй! Зачем нам «со святыми упокой»?! –
ведь до прошлого пока подать рукой –
близок ли, далёк ли ближний порт,
якорь свой бросай себе за борт,
намотай сеть браконьерскую на винт –
Ихтиандр тут, как пить дать, подсобит,
сядь на мель и отлежись ты на мели,
даже если капитан не повелит...
Поживи пока во времени своём, –
здесь уютно затуманен окоём,
воздух пряный, но дышать пока легко
под закатными лучами ар-деко.
Пароходик, тихоходик, пароход,
скоро Гитлер власть в Германии возьмёт,
и подлодки поплывут по всем морям,
и поднимут все эскадры якоря.
Ну и что, что ждёт тебя твоя Ассоль
и вдыхает океанов гул и соль,
где меж волн таятся стаи хищных мин...
Сядь на мель и будь для мин неуязвим.
А пока ты будешь сохнуть на мели,
человечество напялит джинсы Lee,
Levi's, Wrangler – на любой извольте вкус,
вдоль по Питерской пойдёт чикагский блюз,
и завертится калейдоскоп идей,
как полёт весёлых мыльных пузырей,
и тинейджеров сведёт с ума биг-бит,
и трава войдёт без спроса в школьный быт.
А кому не по душе душистый дым,
сможет круто развернуться к эЛ-эС-Ди.
По одной шестой Земли, где мавзолей,
разольётся плодо-ягодный портвейн...
Пароходик, пароходик, тихоход,
были в моде шевиот и коверкот,
драп, букле, пике, поплин и креп-жоржет –
ничего такого в рознице уж нет.
Но идут парады голых королей
с параллельными кутюро-дефиле.
А грядёт еще и посттрансгуманизм
с общим правом мёд вкусить на тризне тризн,
к кассе касс встать, как на смотре строевом...
Пусть всё так, но только тут ведь не о том,
а как раз-таки про «Белый пароход»*,
за которым мальчик тот во мне плывёт.
Я всю жизнь хотел тот самый Иссык-Куль
переплыть за ним. Но вот, как знать, смогу ль?
Тихоходик-пароход на речке Стикс
поперёк теченья к берегу пыхтит –
он летучим стать голландцем норовит –
есть такое, есть в его крови.
____________
* Аллюзия на повесть Чингиза Айтматова
«Белый пароход» и одноимённый фильм.
Гренадёрская
Гренада, Гренада, Гренада моя...
Максим Жуков
Когда я на почте служил ямщиком,
то яблочко-песню держал за щекой:
«Гренада, Гренада, Гренада моя,
Гренадская волость – родные края».
Но было однажды, чуть лишку хватил
и яблоко-песню в себя проглотил.
Так, что ж – прикупи себе яблок и пой!
Да лёг на прилавки продукт завозной –
он дорого стоит, он груб на надкус
и вязкий, как вата, и пресный на вкус...
А яблоко вам не хурма, что у рта –
тут память зайдётся, считая сорта!
Есть яблоко слива и есть абрикос,
и дыня, и персик, банан и кокос,
должно ж быть и яблоко грецкий орех,
а смокву не вспомнить и вовсе бы грех!
Есть яблоко клюква и яблоко груша,
есть яблоко «Старт»... Но и «Финиш» ведь нужен!
И есть кальвадос, что вздымает нам груть,
есть в русском запое гишпанская грусть.
Глазное есть яблоко... Распри предмет –
так Apple добило битловский проект,
Стив Джобс, как преемник, его надкусил
и вовсе лишился всех жизненных сил.
И знал ли Мичурин – крутой садовод,
что множит запретный и каверзный плод?
А в брошенных сёлах России сады
шумят, и в траве загнивают плоды.
Чтоб было заесть чем, когда будем пить,
их все бы в солёной капусте мочить.
Жил мэтр Сезанн, но давно уж почил –
он их в натюрмортах мочил и мочил –
там цвет лепит форму и воздух сквозит...
И что? – По музеям без толку висит.
Гренада, Гренада, скажи, if you pleasе,
а нам-то зачем этот весь яблокизм?
И больше скажу я, Гренада, скажи,
зачем нам так долго и бурно дружить? –
Ведь скоро сто лет, как с тобой мы на «ты»
и в яблоках-песнях гоняем понты.
К тому же, чтоб спящей царевной не стать,
не надо всё ж яблок на закусь вкушать! –
Ещё ведь из рая погонят взашей
в чём мать родила, босиком и ваще,
когда над землёю бушует весна,
не надо, не надо, Гренада, Грена...
* * *
Выхожу один я, выхожу я
и один по комнате брожу,
ночь ошую, утро одесную
притаились и отмашки ждут.
Тут как раз на зимнем полустанке,
обогнув к заре хрустальный лес,
линию судьбы прорвали танки
и уже идут наперерез.
© Михаил Ляшенко, 2006–2024.
© 45-я параллель, 2025.