Михаил Дынкин

Михаил Дынкин

Четвёртое измерение № 21 (297) от 21 июля 2014 года

Неспящий

 

В списках значился: R 041

«45-й калибр» – конкурсная подборка

 

* * *

 

зачем из затонувшего вчера

летит в девятку пряная пчела

и как обычно в молоко уходит

 

а в городе стоящем под Невой

не соловей свистит – городовой – 

ушастый тип верхом на анаконде

 

спешат на свист петровские мужи

цитировать Руссо и Беранже

зело разбавив водкой и рекою

цитатники, хватаясь за ножи

чуть что не так, скажи ты им уже:

прошу оставить классиков в покое

 

чу! колокольчик – рыботройки мчат

подводная кренится каланча

летит себе пчела, изнемогая

попробуй, полетай-ка по Неве

на самодельной внутренней волне

где стар и млад Московию ругают

 

берут за жабры скорость лихачи

плавучими садами алычи

стыдливая прикрыта перспектива

дворцы струятся, анаконда под

городовым колеблется, но порт

незыблем на закате нарратива

 

там, в перекрестье вянущих лучей

царь-рыба мечет взбалмошную чернь

не всё ж тебе, мил друг, антилигенты…

 

торчат как бы на вырост плавники

из коренного жителя реки

и драный хвост обмотан изолентой

 

* * *

 

сын Адама всё хочет назвать

назовёт и запишет в тетрадь

только к этому он и пригоден

только этим его голова

где шумят золотые слова

и на цыпочках музыка ходит

 

сын Адама сияющий сад

бормотаньем наполнит и рад

а присмотришься – нет ничего там

разве лишь меж замшелых камней

извивается вкрадчивый змей

и лягушки поют по болотам

 

что и этого хватит с лихвой

сын Адама качнётся ольхой

прыгнет тигром, замрёт богомолом

вознесётся ли вместе с Лилит

над Содомом, сойдёт ли в Аид

с дщерью Евы и чернью Гоморры

 

* * *

 

Агамемнон вернулся домой, уничтожив сто тысяч галлов.

Зовёт к себе Пенелопу, являются женихи,

читают ему стихи о демонах и валгаллах,

о том, как сияют скалы, о тех, кого душат мхи.

 

Агамемнон сидит, скучает, подбородок подпёр ладонью.

Вспоминает иное время, переход через Альпы, свет

над полями, заросшими белладонной…

 

Зря обвитый аспидами аскет,

сменив женихов, левитирует в тронном зале – 

Агамемнон спит и видит во сне свиней:

это его гвардейцы пьют самогон в казарме,

цвет регулярной армии, самые звери в ней.

 

Алый шар, озарив дворец, катится над палестрой.

Ещё один сон – и хорош, пожалуй.

Приближается Пенелопа (а кажется – Клитемнестра),

ударяет спящего в грудь кинжалом.

 

* * *

 

не было ничего, только падала в речку птица

стиснув в когтях пылающую икону

только паркет в комнате пах мастикой

и окно, страдавшее глаукомой

выходило в сад, чьи размытые очертанья

обступали тебя со всех четырёх сторон, и

тени косые, лёжа в траве, читали

книгу Небес в пятнах закатной крови

там на третьей странице ангельские печати

а на сорок второй – перечень младших духов

их не надо звать, они уже за плечами

плавно перетекающие друг в друга...

а в иной реальности, в то же время

на мокром асфальте, в эмбриональной позе

твой двойник кончался под вой сирены

было очень больно, а главное, было поздно

но за всею болью, за всей пустотой и ложью

за любой из их мыслимых комбинаций

чей-то голос глухой тебе говорил: идём же

и ты шёл за ним, потому что устал бояться 

 

Лица

 

слетелись лица выклевать глаза

но ты эвакуировался за

холсты тумана, выпуская корни

и щупальца, меняя цвет и форму

дрожащим самкам подавая знак

не двигаться... и первое лицо

пробив туман, вошло заподлицо

в голодный грунт, не рассчитавши угол

падения, и по незримым дугам

спикировала, взяв тебя в кольцо

клокочущая ярость остальных 

и над буграми мышц твоих спинных

защёлкали изогнутые клювы

и дождь через плечо три раза сплюнул

на остовы сараев дровяных

там копошились тени доходяг

и кровью на крошащихся гвоздях

расписывались вставшие из торфа

фантомы чёрных братьев Метаморфа

вплетённые в змеиный Зодиак – 

твои солдаты и твои рабы...

тогда из покосившейся избы

и вышла Смерть с разинутою пастью

и ты увидел, как с Её запястий

снимались лица в родинках судьбы

всё новые и новые... туман

рассеялся, в узорах рваных ран

задравши морду в небо ледяное

ты оградился снежною стеною

но не сдержал клекочущий таран...

 

всё стихло, ты очнулся на столе

в реанимационном отделе-

нии сырой приземистой больницы

открыл глаза, и... полетели лица

 

* * *

 

сначала умер плюшевый медведь

да не один, а сколько их у Маши…

потом сломалась Мишина машинка

взрыв разметал солдатиков на марше

и даже жёлтый клоун на пружинках

устал ломать дешевую комедь

 

ты скажешь – просто выросли ребята

а я скажу – тем хуже для ребят

студентки Маши и сержанта Миши

однажды он вернётся из стройбата

и вместе с Машей (чем не вариант?)

займёт-таки положенную нишу

 

пойдут детишки, ссоры и т.п.

там и развод, считай, не за горами

жизнь удалась, никто не виноват

прикован к креслу после ДТП

смолит LM по грудь в оконной раме

и вспоминает Машу и стройбат

 

что это было? было ли оно?

вот он в казарме пишет Маше:

– встреть

меня 6-го на Казанском, ладно?

вот за руки держась, они в кино

идут и исчезают безвозвратно

вот умирает плюшевый медведь

 

* * *

 

Санитары напьются и снятся,

вместо пальцев шипы как шприцы.

Кувыркаются в небе паяцы.

Аплодируют им подлецы.

 

Змей воздушный дрейфует над парком.

Парка нити дорожные рвёт.

И гигантская землечерпалка

глинозёмом измазала рот.

 

Вязнет в офисном плотном планктоне

человек с головою быка.

Это всё из Поплавского что ли?

Это всё. Не валяй дурака.

 

Это, брат, подсознания трюки.

Пряный плен запредельных полян.

Юрких капельниц гибкие трубки.

Псевдоподии злых марсиан.