Михаэль Шерб

Михаэль Шерб

Четвёртое измерение № 17 (293) от 11 июня 2014 года

Евангелие от неторопливых

 

комариная песня

 

И сначала увидишь: над городом утро парит

Белоснежным воззваньем, гигантским плакатом свободы.

Отвернёшься от ветра, оставишь окурок зари

Золотым угольком разгораться в золе непогоды.

 

Выходя из подъезда, морозного воздуха яд

Пропускаешь сквозь зубы. Закутавшись в курточный кокон,

Закрываешь глаза, и белёсые тени летят

Вдоль фонарных столбов к островам индевеющих стёкол.

 

Разгоревшись, заря окунает в застывшую кровь

Треугольники крыш, треугольники птиц в поднебесье

Задремавшая жизнь продолжает под кожей висков

Комариную песню.

 

кома

             

Путешествовать светом гораздо быстрей, чем пешком

В невесомую ночь подниматься по лестнице тенью,

Расставаться с собой понемногу на каждой ступени,

На последней смешавшись со звёздным сухим порошком.

 

Лучше светом лететь, впереди хиросим, вопреки

Расцветающей ране, пока не настигнутой болью,

Прикрывая ладонью глаза, чтобы острою звёздною солью

Не порезать зрачки.

 

О, не дай, Корабел, расстворенным в немой синеве

Дрейфовать без ветрил в двух шагах от спасительной бухты.

 

Лучше светом лететь, навсегда позабыв о Земле –

Что с заглавной, что с маленькой буквы.

 

праздники

             

Бесконечные праздники. Что ж ты, хозяин, невесел?

Разливаешь кипящих гостей по фарфоровым чашечкам кресел,

Угощаешь их тонко намазанной лестью-икрою,

И уходишь в заснеженный парк – ночевать под корою.

 

Зимовать под корой старой липы – невзрачной личинкой,

В оболочке хитиновой прячущей нежность начинки,

От морозов укутанной мхом – серебристою ватой,

Между ждущими и торопящими крепко зажатой.

 

элегия для Наташи Резник

 

Когда я жизнь свою прошёл на треть,

То думал: как ужасно умереть,

Исчезнуть, разложиться в липкий ком,

Травою стать. А хоть бы и цветком...

 

Теперь, свой путь пройдя до половины,

Я вижу горы в зеркале равнины,

Сквозь море – степь, сквозь степь – прибой песков.

В грудных младенцах вижу стариков.

 

Родной, до мелочей знакомый мир

Сокрыт снегами, пеплом, лавой, мелом.

Зачем смотреть мне в окна тех квартир,

Где ты со мною жить бы не хотела?

 

Не страшно мне, что истончится нить,

Беспамятство затянет память илом:

Чужое время радостно забыть,

Когда оно тебя уже забыло.

 

элегия для Светланы Марковской

 

То ли туман над землёй раскрывает веер,

То ли в воде растворяется воздух, светел?

Переплетаются струями пепел, ветер...

Переплетаются буквами мене, текел...

 

Так, на себе изучая эффект плацебо,

Смотришь в стекляный шарик, потом на солнце.

Выпрыгнуть паром из пасти – да прямо в небо,

Или глотком плескаться в жерле колодца?

 

Промельки сна, который веками снится

Лаве остывшей, обветренной тёмной глыбе:

Облако, крона платана, звезда и птица.

Облако, крона платана, звезда и рыба.

 

элегия к Александру Самарцеву

 

Навязчиво, набитой в щели паклей,

Граффитти, нет, надрезом на коре,

Горошиной, или, вернее, каплей

По темени: «нет-вре-ме-ни, нет-вре...»

 

Шаги искрят шлифованною сталью,

Стучи быстрей в ответ: успеть-успеть,

Перечеркнёшь «глаза твои усталы» –

Как будто щёлкнет ледяная плеть.

 

Завой, когда покажется крамолой

От нёба оттолкнуться языком.

Безмолвье– зёрна крупного помола –

Заваривай дыханьем-кипятком.

 

Замри, и встанет плотный лес крапивы

Перед тобой, держа наперевес

Евангелие от неторопливых,

Пасьянс из одинаковых словес.

 

Облокотившись о перила ветра,

Раздуешь угли губ: займись, гори,-

На пять секунд, на пару миллиметров,-

Попробуй оторваться от земли.

 

Мы – не рабы, мы – рыбы, рыбы – немы.

Дрожь плавников в беззвёздной глубине,

Вне времени, вне солнечной системы:

Волна, волны, волною, на волне.

 

ироничное

 

Светлане Чернышовой

 

Живёшь, живёшь, и знаешь, что помрёшь

(и мёртв теперь почти наполовину),

Но встретишь ту, которая не нож,

А саженец воткнёт внезапно в спину.

 

И вот лежишь, и пялишься во тьму

(Ужасно спать мешает эта палка!),

Но саженец не вырвешь потому,

Что и чужого будущего жалко.