Мартин Мелодьев

Мартин Мелодьев

Все стихи Мартина Мелодьева

Santa Cruz

 

Здесь шумят чужие города…

Р. Блох, А. Вертинский

 

Чёрные деревья, склянь ветвей;

в небе зажигаются огни.

Спой… не говори, что я Орфей.

Обними меня покрепче. Обними.

 

Здесь шумят чужие города,

с высоты полёта видятся орлу

океанских пляжей борода,

крест, упавший камнем на скалу.

 

Ветер белкой шастает в листве,

облака; то ватой, то кирзой,

как десант на Мемельской косе,

обагряющие горизонт.

 

Санта-Крус. Испанская страна.

Целую империю – отдать!

Впрочем, наше дело сторона…

Наше дело небом торговать.

 

Здесь на чёрном кружеве ветвей –

звёзды, жемчугами Низами...

Обними меня. Покрепче обними.

 

Виртуоз

 

Как он работал:

всеми десятью!

под восхищённый

шёпот меломанов –

            как будто десять

            маленьких фонтанов

            вскипали разом: были –

            и тю-тю!

                        Сухие пальцы

                        чаровали взгляд

                        собравшихся –

                        и руки на отлёте.

Как он варил в Сухуми этот кофе!

Всего каких-то восемь лет назад.

 

 

* * *

 

Дробный говор колёс и поля в ожидании снега.

Измождённый Урал, в окнах поезда гаснущий день,

веретёна столбов и белёное известью небо;

суета городов и тоска деревень.

 

Отрывной календарь.

Десять лет, промелькнувших так быстро.

Наши лица... в углу чемодан с итальянским клеймом.

Эмиграция, группа особого риска:

открывается мир – и повсюду мерещится дом.

 

Новый век на дворе, как заказанный с вечера чартер;

на Балканах пальба, злой чечен совершает намаз.

В двадцать первый конверт мимолётную грусть запечатай

и пусти по волнам... Бог на марку подаст.

 

Заброшенный пейзаж

 

Коряги… морские коровы,

тюлени, дюгони, моржи…

Пусты океанские пляжи,

вокруг ни единой души –

лишь ветер в пробоинах пиний

цветок подбирает к цветку,

да хлопья светящейся пены

бегут по сырому песку.

 

Разгул поэтической блажи,

все станет иначе на днях…

пока же в бессмысленном раже

танцует волна на камнях;

Луна, как пятно белой сажи, –

но сколько пером ни шурши,

пустуют китайские пляжи

моей азиатской души.

 

А ветер над кронами пиний

шумит, разгоняя тоску,

обрывки серебряной пены

бегут по пустому песку –

и псы тридцать первого века,


доев овощное рагу,

отыщут следы человека

на брошенном им берегу.

 


Поэтическая викторина

К верблюду

 

Деревьев растопыренные тени,

и есть о чём подумать, не скучая,

когда сидишь на патио потея,

за чашкой допиваемого чая.

 

О Слуцком размышляешь и о Брехте,

таких по-европейски суховатых.

Уехать бы! В малиновой «беретте»

из этих мест кишечно-полосатых.

 

Мысль скачет от припева «Вейся, пейса!»

до «На коньках по озеру скользя...»

...Вдруг женщина так часто – поэтесса,

поскольку ей поэтом быть нельзя?

 

На Миссисипи щёлкают коробья

хлопчатника, а где-то чешут лён...

И тут и там, которые с умом –

предпочитали из простонародья

любовниц брать... Луны полночный чёлн

висит, как телефон, не отвечая,

над городом... Да мало ли о чём

задумаешься вдруг над чашкой чая?

 

Мой милый друг! Единственный мой друг!

Ты знаешь ли, сколь узок этот круг.

 

* * *

 

Колчан мой пуст, не хватает стрел,

хватает зато забот,

как будто всё, что за век не успел,

хочу наверстать за год.

Счастливый грибник, покидая лес,

глядит в короба с добром...

Бамбук, и рифма к нему: родник,

и Грузия за бугром.

 

...Вкус мёда. Жужжанье веретена.

Крахмальные ребра штор.

На завтрак – румяный стакан вина,

не много, но хорошо.

В Лодейном Поле твой камертон...

Нет бубен – ходи с ферзя.

Молчи! Вступающим в «клуб-коттон»

не след говорить, что зря.

 

* * *

  

Осенняя глухо шумит листва,

последняя утка летит;

у тиной подёрнутого пруда

беседка стоит-скрипит.

 

Ноябрь. Белый иней на тропах лёг,

природа скользит ко сну.

Мир Бунина... Солнечный уголёк,

высветливший сосну, – погас.

Офицеры идут... Куда?

Сапог, отпечатавшийся в траве.

Ещё один день и ветра, ветра!..

Коробка от папирос.

 

Пространства немая покамест грусть

рисуется мне в бреду. 

Найду ли слова, неизвестно... куст

считает, что не найду.

 

Вселенная снегом занесена,

зелёной Луны лимон.

Зане, провожающему – Синай,

оставшимся – Парфенон.

 

Под 45

 

Н-ску-Главному

 

О дельта перрона! внизу –

стальные сплетенья путей,

а в небе – контактная сеть:

стеклянная ночь проводов.

 

Пломбир голубых фонарей

протаял на серый асфальт;

бетонный сухой рафинад

строений обшарпанных стен.

 

Рядами стоящий багаж,

делим очертаньями кож

по принципу «наш и не наш» –

лежит, с Индонезией схож.

 

И женщины в шкурах плащей,

на лицах: «Ни шагу назад!»,

и девочки в льдинках плащей

у тёмных вагонов стоят.

 

О дельта перрона: внизу –

пломбир голубых фонарей,

рядами стоящий багаж…

а в небе контактная сеть.

 

* * *

 

«Расскажите мне о Сан-Франциско…»

Расскажу, как я считаю нужным.

Этот город кажется мне вечным

и скорее северным, чем южным.

 

В нём дома нежны и анемоны,

церкви в нём застенчивы и строги.

В нём растут во двориках лимоны,

толстокожи, словно носороги.

 

«Расскажите мне о нём попроще…»

Это можно, если постараться.

Вся в бездомных бронзовая площадь*,

знак если не равенства, то братства.

 

В нём живут лифтёры и калифы,

королев приветствуя при встрече,

и стоят, как цапли, эвкалипты,

в чёрно-красный врезанные вечер.

 

«Расскажите мне о Сан-Франциско…»

В нём Есенин с Анненским не в споре.

Я его люблю не потому, что

никогда я не был на Босфоре.

 

…Расскажите мне

                        о Сан-Франциско.

-------------------------------------

* United Nations Square

 

 

Русский «Арго»

 

Ой, туманы да растуманы, в ожидании с неба манны…

Инженеры из тех, что ране промышляли макулатурой

и носились с литературой, словно дурень с писаной торбой.

 

Медработницы помоложе, белоснежные сняв халаты,

в натуральной оставшись коже, и крутые при них ребяты.

Навигаторы, корабелы и ораторы записные,

хитроумные бизнесмены, демократы и популисты,

призывая на помощь силы, основные и запасные, –

устремляют корабль соцсцены в «геркулесовы закулисы».

…Паруса их, как лица, белы: из России плывут в Россию.

 

* * *

 

Снег прибывает гостем с полюса

на землю, стёртую до дыр,

и верится, что всё исполнится,

и не написан «Мойдодыр».

 

Штат Юта место называется:

Темнеет рано. Спать пора.

...Часы, как им и полагается,

показывают полтора.

 

Кипящий чайник надрывается

на чистом русском языке.

Петух, сидящий на доске,

клевать пшено намеревается.

 

Всё тихо. Всё как полагается

зимой в начале января.

Слова в строке располагаются

по предварительным зая...

 

Снег прибывает гостем с полюса,

на кухню двери отворив –

и слышно, как грызёт бессонница

корабль, наткнувшийся на риф.

 

Строфы

(три сцены с прологом)

 

Недели плывут по волнам четвергов,

абзац. Человек – машинист рычагов,

он думает, стоит налечь на пейзаж,

как будто прочесть «Отче наш» –

и вдруг разольются, как море, огни,

и хмуро завьются над ними дымы;

и белое небо: cахара песка,

куда отступает тоска,

зане человек – машинист рычагов,

но Солнце закатывает глаза

обратно в глазницы: и сиз кипарис,

и рубит пространство лоза.

 

Свободный художник Илья Эмигрант

рисует сантехнику горных дубов,

корявые фланцы ветвящихся труб

кривят уголки его губ;

три трака в Лас-Вегас бегут под уклон:

он смотрит на них под углом,

как белая лошадь со склона горы,

а в небе летают орлы.

И школьница Барби плетётся домой,

глотая одну за одной

тетради, в которых сплошные колы –

а в небе летают орлы.

 

Окно в USA прорубив, Елисей

куёт компилятор, клонируя код

эпохи застоя... Бродячий славист

сидит на панели, читая доклад.

Абзац. Человек-машинист, – Рычагов

имел управления без году год,

и-мейл, по-английски: «ис из кипарис»,

и солнце на северо-за-

паде чуть блестит, как машинка для за-

кручивания банок... Закат.

 

Сняв голову с плеч, воевода Мороз,

начальник борейской страны,

пьёт водку в единой семье воеводств

от Вологды до Костромы;

недели плывут по волнам четвергов,

и автор, как Мариенгоф,

мечтает роман сочинить, без вранья:

«Перу не хватает сырья».

 

Мой верный товарищ!.. Махая крылом

в степях аравийской земли –

я из лесу вышел, дул сильный норд-ост...

Такие ветра замели.