Мария Протасова

Мария Протасова

Все стихи Марии Протасовой

* * *

 

А мы сидим себе в кино,

Как будто бы на свете вечность,

И смотрим чёрт-те что, конечно,

И вместе падаем на дно.

 

А мы едим себе, едим

Невкусное и надувное

Кино дешёвое, дневное

О том, что мир непобедим.

 

Как будто кто-то нас скосил,

Сидим, не проронив и слова.

А в будке сумрачный кассир

Читает стансы Гумилёва.

 

* * *

 

В каретах раззолоченных, в шелках,

Под лепет труб и плутовство столетий,

У времени в растерянных руках,

У виселицы строгой на примете,

 

В отрепьях, струпьях, власяницах, вшах,

В пророчествах, проказах, переделках,

Впотьмах судьбы и в перекрестьях шпаг,

Захлёбываясь только там, где мелко,

 

Полузадушен струнами страстей,

Крича во тьму, что нужен свет на свете,

Он крошками из собственных костей

Тропинку метит Гензелю и Гретель.

 

И потому на свет его лица

Летит любовь и, следуя приметам,

Его – лжеца, преступника, слепца –

Мы не зовём иначе, как Поэтом.

 

 

* * *

 

Вдали от городской жары,

От чёрных крыш и шпал

Таскает волны за вихры

Голубоглазый шквал.

 

Насильно строит их в ряды

И гонит на таран,

Туда, где в рот набрав воды,

Спит жёлтый океан.

 

Где острова и корабли

Стоят у входа в рай,

Где жизнь, шагнув за край земли,

Не держится за край.

 

Где спит, пока волна в пути,

Всё, что умеет спать,

Где больше, чем до девяти

Не принято считать,

 

Где каждый след уйдёт в песок,

Где каждый миг – лови,

Где все мы лишь на волосок

От смерти и любви.

 

* * *

 

Верона спит. Её ночник – луна.

Чернее сна лишь шрамы на бумаге.

Отяжелев от скуки и вина,

спят удальцы, во сне сжимая шпаги.

Верона спит. Но храп похож на стон.

Над городом смертельная истома.

Свеча коптит. Увял её бутон.

Грядёт чума на оба ваших дома.

Верона спит. И эти двое спят,

покуда автор пишет предисловье.

А за строкой столетия летят

и словно вены набухают кровью.

Верона спит. Беспечно спит, пока

далёкий бард не воплотил затею

и как кинжал нацелена река

в её почти фарфоровою шею.

Верона спит, пока пусты листы

и, кажется, бледны от предвкушенья,

ведь через час сожгут её мосты

и солнце вздёрнут, как сигнал сраженья.

И вот тогда сойдутся все концы.

Поэт отступит, дописав посланье.

И отдадут безумные отцы

своих детей невинных на закланье.

Очнётся яд и закипят клинки,

и вздрогнет мир от траурного звона,

и смерть, как точку на конце строки,

сотрёт любовь… Но – тише! – cпит Верона...

 


Поэтическая викторина

* * *

 

Где же живёт мое счастье? Нигде.

Так называется эта далёкая местность

на полпути из Отчаяния в Неизвестность,

в тысяче миль от Спокойствия – ближе к Беде,

в царстве подстреленных птиц и несбывшихся снов.

Там, где у прошлого нет над влюблёнными власти,

в доме из вздохов, нечаянных взглядов и слов.

Там проживает моё невозможное счастье.

Учит святых, оставляя следы на воде,

пляшет с чертями и в сны мои входит без стука.

Где же живёт моё счастье? Да, в общем — нигде.

В том-то и штука, о, Господи, в том-то и штука.

 

* * *

 

Давай молчать. Всей мощью наших лёгких.

Смотреть в глаза, не опуская глаз.

В конце концов – всё сказано до нас

В классических романах или в лёгких.

 

Давай решим, что незачем взрослеть,

Для вечности нет смысла в этой смете,

Ведь всё на свете – о любви и смерти.

Нет, о любви! Об остальном – не сметь!

 

Давай мы будем вместе – Божий храм,

Воздвигнутый и освящённый нами,

Чтоб небу на стене в оконной раме

Совместно поклоняться по утрам.

 

* * *

 

Дал человеку Бог талант,

А лесу дал зверей,

Судьбе – чтобы судьба была –

Дал миллион дверей,

Дал небу право вниз смотреть,

А всем, кто дышит–  ввысь,

В одном углу поставил смерть,

В другом припрятал мысль,

Позволил волку волком выть,

К рукам приладил труд,

И вольным птицам дал забыть,

Что все они умрут,

Дал море мачтам корабля,

А путнику – дорог.

Досталась космосу Земля,

Чтоб космос не продрог.

Надежду растворил в вине,

Любя нас и губя.

Всех одарил, и только мне

Не разрешил – тебя.

 

И. С. Б.

 

Нетрезвый ветер шёл, сбивая крыши,

на жестяные вывески брюзжа.

Часов соборных скаредные мыши

полуночного ждали дележа.

Луна скрывала оборот медали

от каждого – будь Ганс он или Жан,

и тени сторожей напоминали

уютные кошмары горожан.

А тот, в ком злые звуки рыли норы,

один от лба не отнимал руки.

И превращались в ноты кредиторы

безропотные, будто должники.

И становились музыкой поклоны

униженные просьбы, глупый быт.

Вонючие чернила за полкроны

вливались в фугу, забывая стыд.

«Ах, дети! Ах, безмозглые вельможи!

Ах, чертова бутылочка вина!»

Но лез мотив, как волосы из кожи,

сшелушивая с лысин времена.

Еще! Еще! Пиши! Гони галопом!

Увешай стременами нотный стан!

Пусть кресла льнут к великосветским жопам,

но ветер оседлает Иоганн!..

«Откройте окна! Да пошире – душно!

Будь проклята бездушная страна!»…

 

И длится ночь, и жизнь ему послушна,

и музыка, и ветер, и луна.

 

* * *

 

Когда уходят поезда из Ниоткуда в Никуда,

То им с перрона машут вслед

Никто, Ничто, Никак и Нет.

В их чёрных окнах, как в воде,

Плывёт бескрайнее Нигде

И исчезает без следа

В необозримом Никуда.

 

Их гонит грусть во весь опор

Их Ниверленда в Невермор.

Но, некрасива и груба,

Их ждёт в засаде Несудьба.

Она меняет свет на тьму,

И Нипочём на Никчему.

И гибнут, гибнут поезда

Из Ниоткуда в Никогда.

 

Но есть Любовь, а значит, чудо

Пока сильнее, чем беда.

Она приходит Ниоткуда

И не уходит в Никуда.

Ей машут вслед густые кроны;

И в стёкла ей дожди стучат,

Летят, летят её вагоны,

Огни её летят, летят...

 

И мчатся, мчатся поезда

Из Ниоткуда в Навсегда...

 

 

* * *

 

Летел гонец из дальних стран

Гнал, не щадя, коней

И не считал ни вёрст, ни ран,

Ни встреч, ни слов, ни дней.

 

Ему стрела, и яд, и лесть

Пророчили конец

Напрасно – потому что Весть

Важнее, чем гонец.

 

Он положил судьбу в суму

И скачет, скачет всласть!

То, что поручено ему,

Не даст ему пропасть.

 

Он шляпу выносил до дыр.

Лицо – как стёртый грош.

И что на парне за мундир –

Уже не разберёшь.

 

Но он летит, летит вперёд,

Ведь не его вина,

Что и вестей никто не ждёт,

И кончилась война.

 

Так с чем же он спешит во тьме

По кручам и лесам?

Не важно, что в его письме

Послание – он сам.

 

* * *

 

Мой человек – он больше, чем рассвет.

Когда он входит, исчезают стены.

Он носит жизнь не как щепотку лет,

А как корону океанской пены.

 

Он скалится на окрики: «Не сметь!»

Он любит кровь за звонкий вкус железа

И драку – за «Грядущие на смерть

Приветствуют тебя, великий Цезарь!»

 

Он и в раю идёт против рожна,

Любя, слывёт счастливым идиотом,

И, в принципе, земля ему нужна

Всего лишь для разбега перед взлётом.

 

В нём все как бы умножено на сто

В сравненье с нашим лилипутским веком.

Он не годится в ангелы. Зато

Живёт и умирает – Человеком.

 

Рыцарь Печальный

 

Скрип сёдел. Глухие удары копыт

О землю, в которую ты не зарыт.

Леса, и озера и горы –

Послушны тебе, словно пальцы руки...

Ни стрелки тебя не уймут, ни стрелки,

Ни окрики, ни уговоры.

Бесстрашны с тобой разделившие путь

Солдаты Надежды – То, Либо, Нибудь.

Смотри, как сияют их лица!

Ты снишься принцессам далёких земель

И тысячи три благородных семей

Мечтают с тобой породниться.

Но что тебе титулов хрупкая твердь,

Когда приторочена к стремени смерть,

И вечность ненужная – в ножнах?

Когда ты торопишься в царство теней,

Чтоб только забыть на минуту о ней.

О той, что забыть – невозможно…

 

* * *

 

Свершилось – он её поцеловал.

Неважно – где, неважно – кто, впервые,

как будто петли оборвав дверные,

к ней Бог вошёл и вечность даровал.

 

Над ней уже безумствуют с утра

ветра и распевают «а капелла».

А после полночь сделалась светла

и сердце к звёздам выпрыгнуть хотело.

 

Над нею счастье строит купола

и светлый рай рисует ангел мелом,

но вечность девочке, с её земным уделом,

как туфелька хрустальная мала...

 

* * *

 

Слабость, желание быть любимыми,

Грусть, когда что-то проходит мимо,

Сердце под кожей и прочей одеждой,

Глупые страхи, пустые надежды,

Тяжесть непрожитых лет за плечами,

Боль и мечта, чтобы нас замечали,

Страсти простые, как «до-ре-ми», –

Всё это делает нас Людьми.

 

Твёрдость железа, торжественность меди,

Взлёты, падения, воля к победе,

Львиные гривы, орлиные гнёзда,

Льды и тяжёлые южные звёзды,

Горная высь, океанские бездны,

Тяга к тому, что пока не известно,

Споры с природой, судьбой или горем

Могут достойного сделать Героем.

 

Тесные кельи, старинные книги,

Сила молитвы, посты и вериги,

Битва с грехом, удалённость от мира,

Запахи ладана, воска и мирра,

Вести благие, древний закон,

Сорокоусты, малиновый звон,

Веры огонь и отечества дым

Делают сильного новым Святым.

 

Детским мечтам не бывает предела.

Всем бы я стала, всего бы хотела,

Но об одном я прошу тебя вновь,

Боже Пресвятый, пошли мне Любовь!

Чтобы, как колокол, сердце звенело.

Чистую душу и лёгкое тело,

Право влюбляться, право страдать,

Сердце, которое можно раздать

Всем одиноким, больным и несчастным,

Диким, озлобленным и безучастным,

Счастье пошли мне не завтра, а днесь.

Что? У меня уже всё это есть?

 

Вызов бросают грехам и стихиям

Люди-герои и люди-святые.

Но только Любовь без границ и оков

Смертных легко превращает в богов.

 

* * *

 

Ты и солнце, и звёзды переживёшь

И состаришься вместе с богами,

Даже если наткнёшься на каждый нож

И споткнёшься о каждый камень.

 

Будет некому плакать  и ждать вестей,

Верить в выдумки или были,

После – боги умрут, и от их костей

Не останется даже пыли.

 

Сам себе станешь царством  и королём

Сам себе – и землёй, и небом…

Но когда забудешь имя моё,

Ты исчезнешь. Будто и не был.

 

* * *

 

Человек не становится лучше,

Человечней, добрее и чище.

Человек отучается слушать

И в себе Человека не ищет.

 

Он становится чисто одетым,

О добре говорящим за ланчем,

И, пока поедает котлеты,

Представляет себя настоящим.

 

Человек не становится мудрым,

Только лёгкую ищет дорогу,

И однажды октябрьским утром

Безразличным становится Богу.

 

Он живёт по привычке, в комфорте,

Мир ему не широк и не тесен,

А упав, вспоминает о чёрте.

Но и чёрту он неинтересен.

 

 

 

* * *

 

Что есть Россия? Птичья трель,

Пересекающая море,

В зимы насыщенном растворе

Хрустальных хлопьев карусель.

 

Что есть Россия? Дрожь дорог

На грифе чёрного безбрежья,

И в сердце – там, где глушь медвежья,

Растерянным подростком – Бог.

 

Что есть Россия? Ветра вой,

Простор меж топором и плахой,

И нож холодный под рубахой,

Как полумесяц над Москвой.

 

Что есть Россия? Купина,

Неопалимая опалой,

И под звездою пятипалой

Кирпичной бездны глубина.

 

Что есть Россия? Гул лесной,

Когда на выстрел гонят зверя,

И в душу выбитые двери

Нежданной – как всегда – весной.

 

* * *

 

Я верю в человека без затей–

Семейного, растящего детей,

Гораздого на честные уловки.

 

На нём одном и держится земля,

Ведь там, где мне мерещится петля,

Он видит пользу бельевой верёвки.

 

Свободный, как правительство Виши,

От вздорного диктаторства души,

Он на бумаге выглядит избито.

 

Но в деле он умней таких, как я,

И, презирая тайны бытия,

Он постигает парадоксы быта.

 

Ах, как же я завидую ему –

Влачащему набитую суму

За наглухо застегнутые двери!

 

И вечности, играющей с листа

О том, что жизнь безвидна и пуста,

Из-за него – безумная – не верю.

 

* * *

 

всё движется, всё кружится, бежит,

шатается под нашими ногами,

пестрит хвостами, крыльями, рогами,

свистит, поёт, безмолвствует, дрожит,

 

всё умирает, оживает вновь,

всё падает, меж звездами мерцает,

гремит костями, латами бряцает,

кровь бередит и проливает кровь,

 

всё повторяется, всё блещет новизной,

всё обещает, нарушает клятвы,

то напролом идёт, то на попятный,

то вьюгой обернётся, то весной,

 

то пепелит себя в сердечном жаре,

то мерзнёт посреди словесных льдин...

...жизнь для того, кто любит и любим

беспечна,

будто девочка на шаре,

нелепа,

будто девочка на шаре,

прекрасна,

будто девочка на шаре –

на том же, на котором мы – летим...

 

* * *

 

здесь мой свитер заношенный колется

потому что он дёшев и груб

и как в недорисованных комиксах

облачка вырастают из губ

здесь зима – до единой детали

и метель в неё мечет ножи

здесь нас ангелы нарисовали

да забыли слова приложить

здесь любовь на заснеженном глобусе

в бессловесной сиреневой мгле

в уходящем трясётся автобусе

что-то пальцем чертя на стекле

 

* * *

 

и потому что Вас мне не обнять

мне в утешение дано понять –

как дождь растёт из облака на плечи

как падает душа – до облаков

и как земля поёт – без дураков

и целым стать стремятся части речи

 

за то что я вдали от Ваших уст

мне дан страниц неопалимый хруст

и сердца стук о сомкнутые веки

и жизнь в бреду пока ещё бреду

и счастье первой попадать в беду

и дар входить в одни и те же реки

 

и оттого что я для Вас никто

мне кажется  что лет так через сто

Вы взятый в херувимы Безначальным

в какую-нибудь летнюю грозу

мой силуэт заметите внизу

и на секунду станете печальны

 

* * *

 

любовь – привычка умирать

и душу с пола подбирать

без кожи быть и без костей

а никакая не постель

 

любовь – сгорая от стыда

ответить «нет» подумав «да»

и с сердцем вырванным в руках

оказываться в дураках

 

любовь — не сеять и не жать

убитым на земле лежать

и знать что это не война

а только он или она

 

* * *

 

настанет день когда умолкнут речи

иссякнут бури разбредётся рать

и крыть нам будет некого и нечем

и никого не будут убивать

 

притихнут те кому сейчас неймётся

заткнутся первачи и крикуны

и никому на свете не придётся

бояться нищеты или войны

 

вожди и судьи захлебнутся кровью

их не спасут ни золото ни медь

и всё что было тронуто любовью

теперь уже не сможет умереть

 

ни горя ни грызни за корку хлеба

ни пошлости ни мелкой суеты

но только жизнь и океан и небо

и детский смех и творчество и ты

 

 

* * *

 

он был из плоти он был из крови

он мёрз – зима

и на младенца сквозь дыры в кровле

смотрела тьма

 

дым над трубою свивался в кольца

крутил вертел

звенели мухи и колокольцы

не спал вертеп

 

не спали люди трава деревья

речная муть

и ночь стояла от удивленья

забыв уснуть

 

блестела в сумраке шея бычья

гудела печь

мир был заношен до неприличья

валился с плеч

 

волхвы талмуды свои листали

осёл вопил

судьба чернела над ним крестами

своих стропил

 

казалось всё ожидало знака

и час настал

Мария пела архангел плакал

ребёнок спал

 

* * *

 

по лестницам чутким как лист

слонялось бездомное лето

и дул «эвридику» флейтист

по скверному радио где-то

недаром из кожи он лез –

давил на лады и на жалость

чтоб музыка с чистых небес

в чадящую бездну спускалась

туда где ни пифий ни фей

ни сказок с финалом счастливым

куда если сходит Орфей

то разве с похмелья – за пивом

где спиртом бодяжат беду

и песни слагают из крика

где жизни иной чем в аду

не хочет сама Эвридика

где солнце как смертный обол

не слаще чугунного люка

где тащится время как вол

под светлую музыку Глюка

 

* * *

 

K.

 

ты думаешь, что над тобою – флаг?

да брось, это просто метель!

а то, что кажется битвой, так –

крестовый поход детей

 

в тебе и добра, и зла – на пятак

ты знаешь – молчать верней

а то, что кажется жизнью, так –

театр чужих теней

 

и Он – пред которым ты робок и наг

не верит в твой пьяный хрип

а то, что любовью кажется, так –

случайной кровати скрип.