Сказочка
Так называла меня папина мама, правда, недолго – первые три года. Ровно до того момента, когда папа отчалил делать сказку пылью в другом месте, не оставив нам ни рубля в качестве паруса, ни даже копейки в качестве весла, и пустив нас плыть в сказочные 90-е на утлой маминой зарплате, а иногда и без неё.
Некоторым организациям зарплату тогда выдавали мукой, и соседка попросила меня идти за санками следом, пока она будет везти мешок домой. Мера предосторожности не лишняя, если вспомнить срезанный с саночек Гумилёва мешок с пайком, пока, шагая с Чуковским, он увлечённо критиковал Александра Александровича Блока. За эту посильную помощь мне обещали пакет муки и мастер-класс по производству вареников.
– Мама придёт с работы – упадёт! – рисовала соседка по дороге радужные картины сегодняшнего обеда. – Варениками ты её ещё, наверное, не удивляла?
Я призналась, что среди кулинарных изысков, которыми я удивляла маму в последние полгода, хлеб с сахаром и дольками яблока занимал первые десять мест.
Открыв дома мешок, соседка немного изменилась в лице, потому что даже на мой непрофессиональный взгляд мука была очень не очень. Была она с молью не свежезаведённой, а нескольких поколений с домами, хозяйственными постройками, средствами коммуникации и канализации. Добрые люди такой товар даже на корм скоту не пускают – они его выбрасывают. Но добрых людей в то время в коммерции не было, поэтому, вспомнив, что, и падая духом, можно сильно ушибиться, соседка достала сито и стала муку сеять. Так обычно всегда поступают, когда голод не только не тётка, но даже и не дядька. Пока соседка сеяла, она сообщила, что нам ещё здорово повезло – в мешке всё-таки оказалась мука:
– А то сестре выдали в счёт зарплаты мешок сахара, а он перемешан с манкой. А у кумы в мешке вообще оказался песок. Не сахарный.
Просеяв муку, она жизнерадостно сообщила, что яблоки с хлебом на сегодня я могу сдать в архив, поскольку на первый план выходят вареники. Насыпав на стол гору муки, сделала углубление, налила воды. Тесто оказалось жидким, пришлось досыпать муки. Так и добавляли: жидкое – мучички, густое – водички.
С пакетом муки – килограмма полтора – и полученными знаниями: «то водички, то мучички» – возвращаюсь домой. Делаю всё по рецепту и, когда уже весь стол уложен симпатичными кружочками теста, вдруг вспоминаю, что вообще-то для вареников нужна начинка. Лихорадочно соображаю, что ни картофеля, ни творога, ни вишен с клубникой у нас для начинки нет. Хлопаю всеми дверцами шкафа, смотрю на часы и понимаю, что мой сюрприз окажется в нокауте, если только я не проявлю чудеса сообразительности.
– Ну же, – чуть не плача, уговариваю я себя, – давай, проявляй!
И чудо свершается. Мне на глаза попадается пачка вермишели, которая вполне может сойти для начинки, хотя бы потому, что кружки большие, а она маленькая, влезет.
Мама постучала в дверь в тот момент, когда я вылавливала последний вареник. Она подносит его ко рту – и восхищённое удивление на её лице сменяется таким же выражением, какое было у соседки, когда ей в лицо из открытого мешка с мукой радостно выпорхнула освобождённая моль.
Я тоже беру один – сказочная гадость! Видно, это о них Омар Хайям сказал: «Уж лучше голодать, чем что попало есть». Так что вареники с вермишелью я не рекомендую. Разве что в качестве угощения для блудных пап.
Сказочное счастье
Готовьтесь завидовать. Пятница, вторая половина дня. Впереди – два выходных, позади – выданная зарплата, которая семимильными шагами движется от тысяч к миллионам, но за ценами всё равно не поспевает. Мы втроём – с мамой и миллионами – идём на рынок. Здесь стало ужасно интересно: прибалты торгуют шпротами и янтарными бусами, вьетнамцы – правильно, вьетнамками, а ещё чёрными гофрированными юбками и белыми выбитыми блузками, в которых ходит вся школа.
Покупаем шпроты, сгущёнку, печенье, а на обратном пути решаем затмить Бабеля с вареньем и в крутом свежеоткрытом коммЭрческом магазине покупаем стоящую между дорогими бусами из осколков бирюзы и недешёвыми ботинками на картонной подошве банку какао стоимостью в четверть маминой зарплаты.
Теперь нам не страшен пингвиний холод. Мы вооружены против него антистрессином, который я несу прямо в руках, вдыхая через упаковку нездешний сказочный аромат. Вернувшись домой, мы, поставив ноги на камин, пьём какао, макая печенье в сгущёнку, под «Элен и ребята», «Просто Марию» и «Детективное агентство «Лунный свет» – всё, чем потчует нас в это время ТВ.
Самые продвинутые коммЭрсанты не ждут, пока Магомет придёт к горе – они несут гору товаров к нему сами: на дом, на работу, как говорится, прямо к станку. Удобно и фиг его потом найдёшь, если что. Чего только не приносят бизнесмены в учительскую! Книги, полотенца, сваренный из хреноредьки мёд, покрытый сверху миллиметровым слоем натурального, и, раз коллектив женский, бельё и такие нежные, такие нужные колготки…
Липовость в плохом смысле слова мёда учителя, обнаружившие это свинство дома, переживают в одиночку, чтобы не радовать мёд не купивших. Но народ стоек в своих заблуждениях и даёт себя убедить, что принесённые после мёда колготки – на вид обычные – действительно стоят впятеро дороже, потому что обладают антидырочным свойством.
Бизнесмен вытаскивает образец и вилку. Кладёт образец на стол и вилкой по нему дыр-дыр! Учителя заворожённо слушают это «дыр». Неужели к ним сквозь не разошедшиеся медовые тучи заглянуло этакое колготочное солнце?
– Я возьму себе и куме. По две пары.
– А я себе и дочери. И подруге.
Почему ни у кого не возникла мысль попробовать это «дыр» на своих, пока за них не заплачено? На следующий день колготочную эпопею предпочитают не вспоминать. Колготки поползли у всех при первом же надевании. Все держат это в тайне друг от друга и – особенно! – от учителей других школ. Не для того, чтобы те не радовались чужому облому, а чтобы не лишать их шанса – нет, не обломаться, а приобрести полезный жизненный опыт. Мошенники процветают.
Чтобы не давать коробейникам шанс и вообще быть в курсе, я по дороге из школы инспектирую два обычных магазина, два коммЭрческих и один рынок. Не тот, куда прибалты возят шпроты, а другой, маленький, который мне по дороге и на котором в мясных рядах продавец как-то отрезал бабушке на холодец бонусом к поросячьим ножкам хвостик и любезно пригласил:
– Будете в наших краях – приходите, мы вам и уши отрежем.
В книжном – изобилие. Прорванное молчание находит способы высказаться. В игрушечном – запустение и тоска. На всех полках в метре друг от друга стоят одинаковые Деды Морозы стоимостью 30 копеек, и это в то время, когда дело повернуло на миллионы!
Конечно, я покупаю без разговоров. Во-первых, если не я, то кто? Во-вторых, нет, это тоже во-первых, чтобы ощутить себя платёжеспособной. (По этой же причине мама купила две бутылки дешёвого лака для паркета, хотя у нас линолеум). В-следующих, как говорится, готовь Дедов Морозов летом, а скоро как раз оно.
С Морозом под мышкой я не спеша прохожу через рынок и вдруг вижу такое, из-за чего не иду, а лечу домой.
– Мама, дай миллион! – брякаю прямо с порога. – Никогда больше ничего не попрошу, никаких подарков мне больше не дари, только сейчас дай.
Мама без вопросов уходит в комнату. Я думаю: всё, прости-прощай, а оказывается – за миллионом. Забыв снять рюкзак и оставить Деда Мороза, я с миллионом в кулаке мчусь обратно на рынок.
– Только бы не купили, только бы не купили, – шепчу в исступлении.
Товар мой, небось, не шпроты, возят его не багажниками, а по одному экземпляру. Не помню, как добегаю до рынка, протягиваю миллион продавцу.
– Тебе что? – спрашивает он.
Да как же можно бизнесменить такому непонятливому? Конечно же, мне вон то сокровище. На картонке под прозрачным футляром из плёнки Барби-блондинка с двумя косами до колен, в зелёном шёлковом комбинезоне с белым меховым воротником. А в придачу – пластмассовые тени, духи, расчёска и розовые сапоги. И всё это за какой-то жалкий миллион! А говорят, что счастье нельзя купить ни за какие деньги.
Прижимая к груди Барби и Деда, иду домой. Теперь уже медленно. Владельцы кукол стоимостью один миллион должны ходить чинно и важно, а не скакать через две ступеньки, как владельцы пары пупсиков с некрутящимися ручками и ножками.
Сказочные друзья
– Первочня! Гони монету!
Тройка продвинутых второклассников занимается рэкетом в школьной столовой. Пять мелюзговых доноров – и один дармовой пирожок у предприимчивых второклашек в кармане, вернее, в зубах.
Я не спорю, достаю деньги, плачу дань. Можно, конечно, пожаловаться учительнице или маме, но рэкетиры делать этого не советуют, показывая кулаки. Кроме того, ябедничать я не приучена. Сижу, жую пирожок. И он уже не радует. Обидно, когда тебя жмут, да и денег жалко.
Рэкетиры на в том числе и мою сдачу покупают себе беляши. Отходят к противоположному окну и через всю столовую посылают новобранцу победительные взгляды дембелей.
И в этот не триумфальный в моей жизни момент в столовую заходит баскетболист-одиннадцатиклассник. Улыбаясь во все 32, бросает мне: «Привет!» и, взяв стакан чая с булочкой, садится к моему столику. Краем глаза ловлю волнение в рядах рэкетиров.
Следующим в столовую заходит культурист-десятиклассник. Пожимает руку баскетболисту и мне и тоже приземляется за наш столик. Рэкетиров начинает штормить. Беляши больше не лезут из-за разных мыслей, которые лезут.
Третьим по счету заходит боксёр, тоже из одиннадцатого. Не больно – приветственно дёрнув меня за косу, занимает последний стул за нашим столиком. Прежде чем приступить к чаю, протягивает мне вытащенное из кармана яблоко. Рэкетиры идут ко дну. Один ползёт по стенке, у него дрожат коленки. Понимают: попали. Желая провалиться, окидывают утопающим взглядом дверь столовой вдалеке и, так как провалиться не получается, добираются до неё на четвереньках под столами.
А я не ябедничаю. Я ем, тщательно пережевываю (так как если вредную пищу как следует пережевать, она полезнеет прямо на глазах) и соображаю, что перемена в поведении рэкетиров вызвана появлением за моим столиком нешуточных соседей. Второклашки же не знают, что все эти крутые парни – мамины ученики, поэтому их дружба со мной выглядит в глазах рэкетиров просто удушающе.
В «Щите и мече» нашему разведчику советуют подбирать друзей среди тех, кто занимает в империи высокое место. У меня как раз такой случай. Баскетболист, например, знаменит не только своим метром девяносто, но и крылатыми высказываниями, как то:
– Расскажи, когда ты был маленьким.
– Я никогда маленьким не был.
Благополучно выхожу из столовой, добираюсь до своего класса и у двери слышу, как меня снова дёргают за косу. Не больно – обращающевнимание. Оборачиваюсь – мои старые злые друзья – рэкетиры.
– Ты это… – начинает один, пока второй суёт мне в руку монету номиналом на две единицы больше, чем у меня отобрали. – Ты, если что, нам говори, а то много тут таких, – делает он витиеватый жест рукой, характеризуя местные нравы.
Третий добавляет:
– Чтобы не разочароваться, надо иметь дело с лучшими.
Мытарствуя по издательствам, я часто вспоминаю фразу про «много тут таких» и предложение звать, если что.
Иллюстрации:
рисунки Е. Г. Двоскиной.
© Мария Негматова, 2015.
© 45-я параллель, 2020.