Марианна
Боровкова

* * *

сорочья стая даст обет молчания,

синицы здесь, а журавли отчалят

и унесут на кончике пера

осенний свет – ему давно пора

оставить дом и ситцевый уклад,

где самая последняя пчела,

живущая всё лето по соседству,

смиренна, непривычно милосердна:

не жалит, не жужжит – ни Боже мой!

уходишь ты дорогой обходной,

в беспамятстве уходишь налегке,

несёшь пчелу в зажатом кулаке,

тревожно ощущая, как спросонья

она скребётся лапкой по ладони,

не нарушая чёткость прежних линий,

нас переводит с птичьего на зимний

* * *

ходит голубь, косит оком –

доморощенный царёк,

ноябриха с ноябрёнком

прячутся за октябрём

ночь короче, резче речи

произносит ветер-кум,

как пойдёт Замоскворечье

в пляс по первому снежку

разлетятся сны пустые,

не пророческие, нет,

клюква в сахаре застынет,

вереск догорит в огне

звон сорвётся с колоколен,

снегири загомонят

солнца столько – глазу больно!

не смотри так на меня...

А вот!

1

Сколько горячей нежности 

в  этом твоём «Лети...»

Мир поделён на серебряный, 

синий и золотой.

Чувство грядущей радости  

свило гнездо в груди.

Вышито небо гладью, а 

стая стрижей –  крестом.

Прежняя боль растаяла 

снегом ли, облаком.

Донник, тимьян, черёмуха – 

царственный медонос.

Долго  кукушка плакала 

в рощице над рекой.

Только  взглянул, а больше и 

слова не произнёс…

2

Дождя сладковатый привкус  –

В нём  сила сакральных вод.

Ты думал, никак не свыкнусь –

А вот!

И воздух густой и пряный,

И долгие  травы  в рост,

Ты думал,  я перестану –

А не сбылось:

Ведь  жизнь оказалась больше,

Сверчковой твоей тоски.

Вскипают, касаясь кожи,

Цветущие  лепестки…

* * *
 

А я тебя, а ты меня, а мы...
А солнце, будто спелый плод хурмы, 
И сыты пчёлы, и жужжат довольно. 

А ты молчишь, и я молчу, и мышь
Вгрызается в полуночную тишь,
Но той теперь почти совсем  не больно. 

А ты не спишь, и я не сплю, а сон
По-очереди нам стучит в висок
И просится в гостях остаться на ночь.

А я тебя, а ты меня – давно!
А шишел-мышел взял да вышел вон.

Ты не звонишь.
И я тебе не стану. 

Без шапки

весенние тени, и крыши, и выше –
и ветви, и ветры, и дон-диги-дон, 
и тот, кто без шапки на улицу вышел,
пьянея от света, и крики ворон, 
и весь этот город, и голод, и морок
метелей, капелей, разлук и дорог
и тот, кто особенно близок и дорог, 
от слова случайного напрочь продрог

кусты и деревья приходят в сознанье,
движенье, броженье, небесный полёт –
и тот, с кем встречались губами и снами,
уже не идёт, а парит над землёй,
и льют голубые холодные ливни, 
и мартовский лёд беззащитен и тих...
я вижу его – молодым и счастливым –
того, кто навстречу без шапки летит

Бескрылое

словно яблоко подарила

сердце спелое отдала

сколько в крыльях орлиных силы

столько в пеночкиных тепла

сколько ласки в случайных взглядах

столько в пристальных злой тоски

крыльев ласточкиных не надо

лебединые велики

дом прижившийся у дороги

обступила кругом трава

не тушуйся пытаясь многим

выплакать слова

не смущайся когда однажды

промелькнёт над тобой крыло

в нежность вроде не входят дважды

что ж тебя сюда занесло

за какими такими снами

заявился в мои сады

где не названы именами

ни я ни ты

где по краю пернатых судеб

бессемянки стоят в строю

где бескрылые бродят люди

яблоки жуют

В двух словах

1

мы здесь случайно оказались

на выходе из темноты

глядим счастливыми глазами

на тёмное стекло воды

вне времени и вне пространства

а только ты 

а только я

наследники цветного царства

гортензия настурция

зелёный мир нарядный лёгкий

дюшес муслин поплин шифон

холодным лезвием осоки

изранен и вооружён

потерянный вновь обретённый

попробуй миг останови

из вечной немоты идём мы

к любви

2

ливни звенели пели смеясь и плача

сад подпевал им насколько хватало сил

нежилось солнце плескалось в воде горячей 

слёзы не слёзы дрожащих лобелий синь

двери и окна распахнуты свежий ветер

неугомонный ветер стервец смутьян

он за твои печали один в ответе

он виноватый но только не я 

не я

пахнет дельфиниум мускусом и ванилью

белое пламя сонная синева

как мы с тобой сияли цвели любили

не забывай 

покуда пчела жива

* * *

грачи пакуют чемоданы:

прощай, до будущей весны!

их экзотические страны

тепло встречают, как родных,

а воробьишка желторотый

им вслед чирикнул и умолк

– ну что же ты, сердешный, что ты?

– я б тоже мог...

* * *
 

до чего ж хороша – оторви да брось, 
будто в горле рыбья застряла кость, 
будто бы соринка   попала в глаз – 
а тебе – в самый раз: 

по размеру ладони  да  по душе! 
хоть перекрои меня,  перешей, 
хоть  перерисуй, хоть  перепиши –
нет родней  души

* * *

Едем, едем... Где конечная? 
Ложечка звенит  в стакане...
Мы обсудим темы вечные, 
А о личном – и не станем,

На двоих – одно постельное, 
Тихо радио бормочет, 
А хотели – не хотели мы
Станет ясно ближе  к ночи. 

Провода – косые линии,
За окном мелькают станции, 
И полоска света длинная, 
И пылинки золотятся...

* * *

если с чистого листа – жизнь понятна и проста,

а когда на черновик – как умеешь, так живи

красным прочерти поля

погляди, порадуйся

я всегда была твоя

девушка без адреса

не далёкой и не близкой

просто друг по переписке

* * *

заблудившийся кузнечик городской

рельсы-рельсы, шпалы-шпалы

на кольцо

с остановки к остановке скок-поскок

и увидеть – не узнать тебя в лицо

не упомнить всех, мелькнувших

за окном,

поздний луч трамвайный усик золотит

я всегда просила только об одном:

пожелай ему счастливого пути!

* * *

 здравствуй! – зыркнет наше прошлое

 улетающим грачом,

 расставались по-хорошему,

 целовались горячо,

 по Москве брели, как  пьяные,

 вдоль высоток,  вглубь аллей...

 утро тёплое, туманное

 по стаканчикам разлей,

 выпей залпом да откашляйся,

 разгони по венам грусть,

 мы шагаем в настоящее –

 дай мне руку, я боюсь...

* * *

золотятся  кленовые шкварки,

ночь шуршит, заблудившись в стогу,

ах, как сладко, тревожно и жарко

от утраченной близости губ

отцветает герань на окошке –

райский сад... но к тревоге любой

я прикладываю подорожник

и завариваю зверобой

* * *
 

идти вдвоём дорогой длинной
туда, где теплится костёр, 
туда, где  снегом  тополиным 
весь мир по шею  заметён,
затоплен нежностью по плечи, 
лебяжий пух  попробуй – сдунь! 

идти вдвоём дорогой млечной
и целоваться на ходу

* * *
 

к ясному солнцу лицом 
спиной  на речной песок, 
тихое облако-сом
скрылось за горизонт
лето подтаяло да
вниз по усам стекло
к берегу льнёт вода – 
трогает нежно  лоб:
невыносимый жар!
доктор велит  лежать...

Какого лешего

Так много времени прошедшего,

А в будущем – одни убытки.

Не спрашивай, какого лешего

Зима болтается на нитке:

Вдевай в иглу и шов накладывай –

Прочней, надёжнее – по-новому!

Пока ещё плывут кораблики

Осиновые и кленовые.

Всё, что рассудком не охвачено,

Само спешит воспламеняться!

Нарядные танцуют бабочки

И засыпают прямо в танце.

Красиво

1

Дятла стук дробит сентябрь

На войну и мир.

Распластала ночь-летяга

Тучи над людьми.

Ходят-бродят одиночки,

Капает вода.

Древоточцы корни точат –

Беда!

Астры вертят головами –

Солнца нет как нет.

Не живу – переживаю,

Перелётных провожаю:

Скоро ляжет снег

На рябиновые кисти,

На калиновые гроздья –

Глупая, угомонись ты!

Бешеная, успокойся!

2

Прощай! Мне пора засыпать.

Пора хризантем торопливо

Проходит,

За ней – листопад,

Ты после проснёшься счастливым,

Ты после, ты возле, ты шум

Древесный, протяжное эхо.

Спускает паук парашют

Откуда-то сверху.

3

У меня кругом красиво.

У тебя – мускат –

Белый с розовым отливом,

Груши, абрикосы, сливы –

Что же ты не рад?

Тонут корочки граната,

И темнеет чай.

Не прощаешь – и не надо,

Но не забывай.

4

Друг от друга бежали, а теперь полетим:

Хочешь, станем стрижами?

Десять суток в пути –

Отдышаться нам где бы?

Десять судеб – и вот:

То ли снег пахнет небом,

То ли наоборот.

Майский трилистник

1

глядишь на свет, лица не приближая,

без имени, без памяти, без сна:

не женщина – мелодия чужая,

и ужас не дослушать до конца,

и вечный страх, и вечное стремленье

переступить границу пустоты.

но только голосов далёких пенье,

дождливый май,

вишнёвый дым

и ты.

2

а та, что рядом под дождём

идёт с тобой на тонких ножках,

который май у нас крадёт,

да всё никак украсть не может.

и птичьей лапкой твой рукав

цепляет, морщится, хохочет…

вздохнёт, и как бы между прочим,

мне на ходу кивнёт слегка.

3

сердцевина мая – ярмарка чудес:

спит звезда колючая в зелени реки.

друг мой беспокойный, оставайся здесь,

малый ковш медведицын с неба опрокинь!

будто бы с похмелья голова болит,

майская провинция залита дождём.

незамысловатый наш человечий быт:

молоко с коврижкой да 

мы с тобой вдвоём.

* * *

маковое зёрнышко печали

так и не взялось, не проросло,

нас сначала на волнах качало,

а потом теченьем унесло,

а потом судьбы водовороты

закружили, что не разберёшь,

где ты нынче, как ты нынче, что ты

по утрам босой на кухне пьёшь

Между прочим

1. 

День угасал, и ветер миг ловил,

Когда уснут в озёрной люльке звёзды,

Большой ребёнок, ищущий любви,

Внимательный, докучливый, серьёзный,

А поле незабудками цвело,

И ландышами рощица дышала.

Живительная музыка без слов,

Как лодочка, качалась у причала.

Была весна. Нетерпеливый рой

Восторженных подёнок рвался к свету,

Знобило юных яблонь редкий строй,

И вишни лихорадило от ветра.

2.

попробуй произнеси

по слогам звенящую синь

проговори наизусть

холодящую нёбо грусть

повтори муравьиный шаг

торопись поспешай

липовый цвет вот-вот отгорит

миролюбец аукнет внутри

качнётся камыш всполошится мышь

не заметишь не отличишь

да я это всё не всерьёз

брось

3.

вот и мы висим на волоске

между днём и ночью

между прочим

муравей трудяга и аскет

о пустых наградах не хлопочет

вот и ты напрасно перестань

глупые подсчитывать потери

остальное блажь и суета

остальное дунь и улетели

На своей волне

Я – вода небесная, никуда

От меня не денешься – сам не свой

Проплывает сквозь облака судак,

Серебристой хвалится чешуёй.

Отражают солнце его зрачки,

Он обходит ловко рыбачью сеть.

Воссияли крылья ли, плавники:

Главное – успеть

Вынырнуть вдали от застывших слёз.

То ли свет нездешний, а то ли снег.

Я – вода, я синих несу стрекоз

На своей волне.

* * *

не жалуясь, не проклиная, 
расправив нежность за спиной, 
летишь туда, где ночь  иная, 
над городом  и надо мной, 

и,  обгоняя день вчерашний, 
один в кромешной темноте - 
скажи мне, как  тебе не страшно
над бесконечностью  лететь? 

* * *

Не удержишь тихий свет в горсти, 
Выскользнет из рук – и был таков, 
Стая сов бесшумно пролетит
Вдоль озёрных топких берегов, 
Прошуршит осока, пропоёт
Голубой тростник, 
Но  только тронь –
Солнце,  налитое до краёв, 
Катится антоновкой в  ладонь...

О нас. Весенний пустяковый триптих

 I

Я бы скучала, но небо! но солнце!

Птицы и облака!

Розовый куст встрепенётся, проснётся,

Ветру кивнёт слегка,

Робко прикрыв золотые ресницы –

Ну же! Сверкай, гори!

Я бы грустила, да вот не грустится –

Пусто теперь внутри:

Пусто, бесслёзно, и гулко, и звонко –

Так, как бывает весной…

Я бы звала тебя голосом тонким,

Ласково, будто чужого ребёнка,

Но

Разве нужна тебе жгучая тайна

Двух заколдованных душ?

Нынче они растревожились рано –

Жимолости в саду.

II

хорошо быть осокой

на речном берегу

одинокой высокой

с горьким привкусом губ

пережить холода бы

и проснуться в слезах

чтобы только вода

да над ней стрекоза

чуть заденет крылами

разойдутся круги

всё что было не с нами

пустяки

пустяки

III

Вот и сбывается снова

Лютик на пустыре.

Заросли болиголова

Там, где вчера шёл снег –

Щеголеватый, пышный,

Добрый морозный дух.

Нынче же вышли вишни,

Все, как одна, в цвету!

Ветра порыв – и словно

Вьюга пустилась в пляс,

Не проронив ни слова

О нас.

О нежности

достать тоску из пачки сигарет

тимьянным духом сладко затянуться

так хорошо бывает в октябре

среди неотцветающих настурций

о это всё о нежности о ней

беззвучные слезящиеся звёзды

и тёплый свет и близорукий снег

и золотая шкурка яблок поздних

и человек с которым жить да жить

осенней седины не опасаясь

но безоглядно облако бежит

в уют на юг за соловьиной стаей

Облачный триптих

1

облако, облако – грива седого льва

в небо смотреть – закружится голова

каждый твой шаг навстречу – непоправим

это предчувствие – света? тепла? любви?

просто орёл слишком долго парил один

просто телец где-то около  проходил

и поднималась огненная трава

и обжигала гриву седого льва

2

и встаёт стеной белопенный сад

златоглавый лес

и летит над облаком стрекоза

снам наперерез

и сбивает звёзды с немых высот

кончиком крыла

я хотела главный запомнить сон –

так и не смогла

а в колодце плещется не вода –

ртуть и серебро

я хотела сердце твоё, Адам,

но взяла ребро

3

ты пришёл со мной говорить о вечном –

о неопалимом кусте сирени,

где неторопливо в листве весенней

каждый пятилистник лучом помечен

я глаза закрыла от слёз и света

слушала твой голос, а где-то рядом

ветер проносился стремглав по саду,

облака срывая с цветущих веток

Осенняя канцона

Полна корзинка щедрых лакомств,

Бастардный золотится брют,

Поверх листвы летит собака,

Принюхиваясь к сентябрю.

В льняной мешок зашиты травы,

В подполье шебуршится мышь.

И никакой на нас управы –

Такие ветреные мы:

Ты ягоду берёшь губами –

По нёбу неба льётся сок,

Густеет воздух между нами,

Оса вонзается в висок.

Я – ягода твоя – брусника,

Полупрозрачный леденец,

Я – яшма – страсти камень дикий,

Священный сердолик сердец.

Ты – свой, ты – свет, орех в скорлупке,

Сверчок в запечном уголке.

Ночь расплывается в улыбке

И гладит месяц по руке,

А я с тобой в слова играю:

Найду, рассыплю и сложу.

А сверху бабочка порхает.

А снизу засыпает жук.

И все – единый орган слуха,

Неповторимый эпизод.

Жужжит серебряная муха,

И жизнь смеётся и идёт.

* * *

осины  вздрагивают  мелко

и  пляшут  под мою дуду,

мелькают солнечные белки

то там, то тут

а ты идёшь, жуёшь травинку,

сжигая за собой мосты,

вихры пригладив по старинке –

такой уж ты!

сочатся карамелью соты,

вшит намертво пчелиный клин,

и лист неведомой породы

едва касается земли

а ливень онемел с испуга,

повсхлипывал и улетел –

и стали мы равны друг другу,

как свет и тень

* * *
 

от лета нам с тобой остался 
мышиный хвостик – ерунда:
стрекоз причудливые  танцы,
с небес прозрачная  вода
да урожай малины поздней, 
никем  не собранный ещё, 
и запах –  яблочный и звёздный -  
от рук и щёк

От сих до сих

Оставь мне замирающее пламя.

Последний листопад себе присвой.

Не сердце, но каштан найди в кармане –

Согрей его.

Белым-белеет птичий пух над садом.

Черным-чернеет тихая вода.

И ветры в кронах голосят надсадно,

Что это навсегда.

Случайных совпадений не бывает.

На Млечный Путь не остаётся сил.

Натянута верёвка бельевая

От сих до сих.

Мне не хватило времени и света.

Тебе хватило взгляда одного.

И цепенеют облака, и это

Больней всего.

* * *
 

откусишь с хрустом – брызнет сок - 
прозрачный, липкий, кисло-сладкий, 
какой-то поздний зимний сорт, 
до срока вызревший  украдкой – 
янтарнокожий и живой, 
в почти невидимых  прожилках

скажи, случайно не его
Адаму Ева предложила?

Пока зима не наступила

1

пока зима не наступила,

пока горит терновый куст,

пусть всё останется, как было:

вечерней изморози хруст,

сердечный стук на верхней ноте,

любови долгая строка,

нетороплив и беззаботен

шаг, и дорога далека;

пусть сумерки перетекают

из окон в опустевший сад,

смотри, я не одна такая –

инакомыслящий ты сам!

тепла парчовая подкладка

раззолочённых облаков,

душа жива, мученье сладко,

а дышится легко-легко –

не важно, без тебя, с тобой ли –

принять, как избавленье, тьму  –

молчать, зажмурившись до боли, 

до близких слёз, до белых мух.

2

...от тёмного следа до первого снега,

до звёздного неба, до сердца родного

 всё живо, всё цело: ныряет с разбега

 отцветшее солнце –

не бойся, потрогай! –

в распахнутый сумрак уснувшего поля,

в золу вдохновенья, жжёт  воздух упругий;

где хрупкое счастье –  ковылье раздолье,

там пришлые  ветры 

 целуются в губы,

совсем по-щенячьи бросаются вьюги

 в колени, и крутятся, крутятся рядом,

мы с прошлого снега болеем друг другом

 от первого 

 и до последнего взгляда – 

мы были ведомы, мы будем ведомы,

останется слово на белой бумаге...

мой ангел, полшага осталось до дома –

так сделай его, нерешительный ангел!..

Посланники

Дан сна глоток и пригоршня мечты,

И солнечная узкая полоска,

И стая птиц, глядящих с высоты,

Их голосов певучих отголоски…

Посланником, творящим чудеса,

Твой тихий ангел вылетел навстречу.

И замер в нерешительности сад,

Туманами укутывая плечи.

А ты стоишь, ты сам себе не рад,

Страшась разлуки, холода пугаясь,

И лопается спелый виноград,

Кипящим соком губы обжигает:

О, этот привкус грусти и любви!

О, этот запах ягоды предзимней!

Твой ангел-богомол неуязвим,

Мой ангел-светлячок неугасимый.

* * *

прикрой окно – невыносимо

сквозит, в ознобе, чуть жива,

склоняет голову осина,

роняя листья, как слова,

а по соседству ветры правят –

мне дует здесь, прикрой окно! –

не вздрагивают только травы –

им всё равно

Проснулась и пою

Проснулась и пою, но ты меня не слышишь

В неведомом краю засахаренных вишен,

В нетронутой тиши, прокуренной тобою,

Где выцветает жизнь на стареньких обоях,

Где теплится впотьмах единственная свечка,

И близится зима, и защититься нечем.

А ты и рад бы в рай, да кошка не пускает –

Спасает каждый раз, мурлыча и ласкаясь,

Кашмировым теплом больную душу греет.

Нам крупно повезло – мы порознь стареем:

Мы спать ложимся врозь, встаём поодиночке.

И россыпь поздних звёзд дрожит в садовой бочке.

Птичье

Чуть коснёшься – сама отворится дверь,

Птица пискнет и спрячется в голой роще.

Шаг шагнёшь – и по пояс в сырой траве,

Где трепещет беспомощно мятлик тощий.

Воздух чист и невидим, и невесом,

Ветви сосен в серебряной паутине.

Выйдешь из дому – вспыхнет огнём лицо,

Будто пойман с поличным и в нём повинен.

Я полжизни о близком родстве пою,

Льётся время беззвучно, крепчает ветер,

Осень в сердце скрывает тоску мою

Обо всех на свете.

И пока не улёгся лебяжий пух –

Бесконечный снег – в ледяные ясли,

Козодой болотный ласкает слух,

Вальдшнеп цыкает,

Голосит неясыть.

Пёрышко

Вытянешь за ниточку пару слов –

Сквознячок потянется от окна.

Яблочное семечко проросло,

Наступили новые времена.

Птица-жалость в клетке не прижилась.

Усвистала с родичами на юг,

И теперь в пути распевает всласть

Песню неоконченную свою.

Тихо стало в комнате. И пока

Мы тут куролесили, посмотри,

Загорелись розовым облака,

Запылилось пёрышко у двери.

* * *

радость не отбрасывает тень,
можешь в небо пёрышком взлететь, 
можешь лечь берёзовым листом, 
важное оставив на потом, 
проворонил счастье – не реви, 
говорил кому-то о любви, 
оглянулся – нету никого, 
вот и вытри слёзы рукавом 

Росток

***

Так горячо в груди! Лакричный дух проталин,

Стрижей переполох – вступай в оркестр, вступай!

Мы надкусили март, апрель перелистали  –

И выплеснулся  май!

Живой воды глоток – желанная прохлада,

Луч солнца сквозь ушко игольное продет…

Я  – хор,  ты  – дирижёр, и никакого  сладу,

А только серебро –  в гортани  и в воде!

Пространство разорвав, на свет выходит слово –

Я говорю – постой!  Ты говоришь – лети!

И любопытный страх, как приговор: виновны!

И льются слёзы вспять, и горячо в груди…

***

Подставляло небо дельфинью спину,

Голубые травы ласкали пятки.

Разве я смогу навсегда покинуть

Мир, где мамин свет и  её  порядки?

Станет ночь прошедшая  звёздной пылью,

Васильками в поле под  облаками.

Вскинешься – а нет облаков  –  уплыли!

По щекам горючие сны стекают,

Пламенем  горят на окне  герани,

Задыхаются от объятий  тесных.

Солнечный  росток, драгоценный, мамин,

Про который  всё наперёд известно,

Рвался на свободу – глуп, неприкаян! –

На ветрах настоянный, на печали,

Сам себе слуга, сам себе хозяин…

Как  ты, мама, там, за семью «скучаю»?

***

это не наша с тобой  война

мы говорим не об этом

яблони по четырём   сторонам

света

от нелюбимых не надо детей

поздних плодов не надо

а  лепесткам ещё  долго лететь

над  уцелевшим  садом

жизнь начинается там где смерть

цитирует Иоанна

мне бы тебя угостить успеть

спелой  антоновкой 

мама

* * *

ситцевый день в цветочек, 
с пенкой от молока, 
стала ещё короче
строчка – на два глотка

выйди-ка на два слова, 
вечером на крыльцо
взгляд-то какой суровый, 
словно метель в лицо

* * *
 

Сладким дымком пахнет моя рука, 
Помню – любила, не помню, кого и как...
Ярче, костёр, до неба – гори,  гори! 
Можно не видеть, не слышать, не говорить –
Можно идти, как будто и дела нет, 
Медленно, неумолимо идти на свет, 
Падать ничком в траву и лежать в росе, 
А и любила –
Да разве  упомнишь всех... 

* * *

снег идёт, куда – не знает
и сбивается с пути, 
ночь, снежинки вырезая, 
льдистой корочкой хрустит
апельсиновая долька
золотая кожура
сколько можно, милый, сколько
в салки с вечностью играть?

* * *

темноты твоей боюсь!
ночью свет не выключаю, 
то всплакну, то выпью чаю, 
то читаю наизусть
летопись зимы морозной –
что ни строчка – про любовь: 
это небо, это звёзды, 
это тот, кто был тобой...

Тихий триптих

1

Окно раскроешь в тихий сад –

Всё золото кругом! –

И встретишься глаза в глаза

С летящим облаком:

Внутри него светлынь, теплынь,

Сердечный перестук,

Ему – полмира переплыть,

Тебе – остаться тут.

Растить простые чудеса

В горшочках на окне

И в день хотя бы полчаса 

Не думать обо мне.

2

с бестолковостью щенка

нарушаешь все границы

отлежала шелковица

перезрелые бока

южный воздух сладок густ

пенная мережка моря

что ты что ты я не спорю

просто тишины боюсь

3

выпьешь чай пожмёшь плечами 

ляжешь в тёплую постель

между нами две печали 

и несовершенство тел

боже мой какая жалость

полевых цветов пыльца

в жарком воздухе дрожала

возле самого лица

* * *

трамвай в стальных силках томится,

грустит, всё силится взлететь,

ему ночами воля снится

и солнцем выжженная степь,

как будто не трамвай, а конь он,

и без узды летит один,

а в шумном мире заоконном

льют беспросветные дожди...

* * *

у сонного шмеля шаманские замашки

черешневую тьму зачитывать с листа,

не помня наизусть,

и только дождь вчерашний

прошествует и всё

оставит на местах:

плывущие авто, блестящие витрины,

манящее тепло долготерпимых рук,

но что тебе с того – здесь только ветер в спину,

в шалмане на углу глухой протяжный звук

привычна суета за перекрёстком лета

трамвай, притормозив, начнёт издалека:

случайный пассажир, прекрасный безбилетник,

пора бы выходить –

пока тебе,

пока!

* * *

целительную ветку бересклета

у берегини выпроси поди-ка

ссутулилось коротенькое лето

перебирает в туеске бруснику,

пересыпает сахаром запасы –

и рот, и руки в чём-то ярко-алом

я о тебе не вспомнила ни разу,

поскольку никогда не забывала

Человек-чертополох

я даю всему на свете имена:

ветер, ветер – поднебесная волна,

проплывают стаи остроклювых рыб –

краснопёрых, молчаливых до поры,

а за ними пролетают косяки

журавлиные, кормлёные с руки,

следом – лёгкие косули

с гобелена на стене –

там, где мы с тобой уснули,

замерев спина к спине.

по чьему-то повеленью

нежноликие олени

высекают из камней

то ли искры, то ли снег.

бьются камни-самоцветы,

заливают звёзды двор.

я живу не по сюжету,

а всегда наперекор.

ты сияешь вполнакала,

видно, бережёшь тепло,

сложноцветный и усталый

человек-чертополох.

Что ты не спишь?

Мне достаются слепые сады,

Птичьи пустынные гнёзда,

Звёздного лета незыблемый дым,

Ветер промозглый.

Ты забираешь шмеля на цветке,

Ливня косую линейку

И остаёшься в полночной тоске

Листья сжигать, не жалея.

Дух резеды и полынная тишь

Лёгкие переполняют.

– Облако, облако, что ты не спишь?

– Не знаю.

– Облако, облако, белый олень,

Дай молока напиться!

Свет остаётся, теряется след,

Преображаются лица.

Дикий шалфей атакует оса,

Длит смертоносное жало.

Вот бы нам набело переписать

Жизни начало…

* * *

шёл первый снег, мы целовались,

и были не нужны слова,

в саду горел огнём физалис

и этим ближних согревал

.

ложился снег тончайшим ситцем

на тело тёплое земли,

мы не могли никак проститься

и не проститься не могли

.

последний снег так долго таял

и птиц обратно не пускал,

звучала песенка простая

откуда-то издалека...

* * *

 я в трамвае умчалась к морю –

 байки чаек слушать,

 кушать всласть на высокогорье

 персики да груши

 острокрылых сажать цикад

 в коробок бумажный

 телеграмму пришлю: ты как?

 лучше или так же?

 август пахнет ещё шафранней,

 врезаясь в осень

так боялась всегда поранить,

что убила вовсе

Яблочный сидр

1

Другая осень и другой пейзаж –

Казалось, ни мгновенья не отдашь

Ранетовой кромешной тишины,

В которую сады посвящены,

Укутанные в бархатные мхи.

Не выбраться из сентября сухим:

Кусаешь плод и смотришь виновато –

Вкус сердцевины – терпкий, горьковатый.

Другая осень, и судьба другая,

Но ко всему на свете привыкая,

Обрящешь то, о чём и не мечтал –

Раскинутый на звёздном небе трал,

Где яблоками пахнут облака

И журавлиный свет теряет силу…

Как тяжело любимых отпускать.

Удерживать – невыносимо.

2

Рыжие львы вступают в свои права – 

Никнет под мощными лапами сон-трава.

Кто говорил, дороги у нас легки?

Дон-диги-дон – встанешь не с той ноги:

В сердце дыра – летний солнцеворот.

Яблоневой настойки – в плаксивый рот.

Светится чешуёй золотистый линь,

Осень поводит плечами: дилинь-дилинь,

Смотрит совиным оком из-под крыла –

Ты был когда-то, а значит и я была.

Будет вино – антоновка, мелба, стайл.

Я не заметила, как ты далёким стал.

Бом-били-бом – паданцев мерный ритм,

Белый налив кровоточив внутри.

Сок закипает и бродит у нас двоих.

Тонкая кожица жарких бочков тугих.

В губы тебя целовала – парам-пара* –

Милый мой милый, пора нам,

Пора, пора…

___

* Парампара (санскр.) – буквально «от одного к другому», «непрерывный поток».