* * *
Ходила глазеть на снежные поляны и небеса,
Промёрзлым хрустеть валежником, учить наизусть леса.
Угадывать лица звёздные, не узнанные пока,
Дышать синевой морозной, не думая, где и как
Нас высадят силы высшие из лодки по одному.
Тростник шелестящий слышала, поддакивала ему.
А жизни река проворная, вобравшая свет и синь,
Во все простиралась стороны, и спали в ней караси.
Камыш пламенел, подрагивал, невнятное бормотал –
Так много хранится всякого за пазухой у Христа:
Рябины огни сигнальные, замшелые валуны,
Воробушки – детки малые, синичьи цветные сны,
Совиные – чёрно-белые, серебряное драже
И веточки можжевеловой короткий прощальный жест.
Молчала, души не чаяла в барашковых облаках,
Боялась спугнуть нечаянно Господнего пастушка.
А так-то мне страшно не было, и даже тепло в душе
От мысли, что это небо не станет чужим уже,
Что белое это золото – единственное моё
Сокровище. И не холодно. И дальше живём.
Живём.
Волшебные дары
А если кто и ждал гостей, то – мы,
Готовые к чудачествам зимы,
К её еловым сумеречным тайнам.
И пусть нас лес касается слегка
Молитвенным распевом сосняка,
Мы замысел в итоге разгадаем.
Вернёмся, как обещано, домой,
Наевшиеся каши ледяной,
Напившиеся белоснежной пены.
А это значит, так тому и быть:
Что писано на линиях судьбы,
То и случится с нами непременно.
Великий смысл – на милость уповать,
Когда застынет в инее трава,
Когда звезда, заплакав, воссияет.
Ведь слабым – смерть, а верным – небеса,
И если уж смотреть – глаза в глаза,
Сердечное друг другу поверяя.
Ночные ветры утренних смелей!
Осталось тишиной переболеть,
И вынырнуть в Рождественских потёмках,
Где пёсий лай и местные волхвы
За сорок километров от Москвы
Чудесные дары несут в котомках.
Волшебные дары для нас с тобой:
Святую правду, вечную любовь,
Анисовую огненную воду.
А значит надо накрывать на стол,
А значит надо наливать по сто,
Ночлег готовить пришлому народу.
Туда, где музыка
Вот здесь и поживём – в заснеженном краю,
На фоне облаков и синеглазых сосен,
Где чисто и светло малиновки поют,
И звёздная пыльца мерцает на морозе.
Когда ещё сидеть подолгу у огня,
Молчать, гонять чаи, осознавать масштабы?
Я вдохновенно вру, но не ругай меня
За эту легкомысленную слабость.
Пока ещё в окне бледнеет березняк,
Любимец бьёт хвостом и просится на волю,
Мы выплывем из всех серьёзных передряг,
Привычной суеты и застарелой боли.
Пусть не дано иных печалей и забот,
Чем расчищать крыльцо и чувствовать острее,
Как время нас торжественно несёт
Туда, где музыка и небо розовеет.
Зимуй со мной
1
Рыбы больше не пляшут, в прозрачной воде засыпают,
Увядающих листьев скользит пестрокрылая стая,
И водой отражённое облако ходит по кругу.
На безлюдье мы пристальнее разглядели друг друга:
По законам природы по-прежнему – нежные дети,
Малыши-насекомыши в хаосе и разноцветье,
По знакомым пейзажам неспешным прогулочным шагом
Вдоль высокого берега, мимо сырого оврага
Безмятежное время от радости до новогодья,
Взявшись за руки, мы осторожно проходим, проходим,
Предвкушая застолья и длительные разговоры
С ароматом травы золотого июльского сбора.
Мысли движутся медленно, белки – проворно и ловко,
У зимующих птиц тоже есть мастерство и сноровка.
Это кажется только, что жизнь покачнулась и встала.
В сердцевине зимы терпеливо хранится начало.
2
Рыжеет шустрая тропинка
И рвётся вдаль, за горизонт,
Где ёлок островерхих пики
Покалывают небосвод,
Где солнце путается в соснах,
А ветер непривычно тих.
Где навсегда случилась осень
Для нас двоих,
Дождя прозрачными слезами
Умыта.
Знаешь, всякий раз
Косноязычность исчезает,
Когда прохлада входит в нас:
Уже дрожат тела и души,
Но страха ни в одном глазу.
Хвала тебе, со мной идущий,
В сырую лесополосу!
Отважный, хватит ли блаженства
На время бесконечных вьюг,
На срок метельного соседства,
На обесцвеченность вокруг?
Не лебедь крылья распростёрла,
А просто облака и дым,
Но перехватывает горло
От нестерпимой красоты.
И юные поют черешни,
Посаженные той весной.
Пусть ничего не будет прежним.
Зимуй со мной.
Если ты слово моё
Мышь не проскочит – промёрзли пустые поля,
Дни всё короче, всё тише вздыхает земля.
Светом свинцовым сверкают сорочьи глаза.
Снова и снова сдаёшься на милость слезам,
Мой безымянный солдатик столетней войны,
Где победители сами побеждены,
Где от усталости зверь засыпает в норе.
В памяти умерли те, кто должны умереть,
Все остальные остались тревожить во снах.
Стебли стальные острее, чем внутренний страх.
За уплывающим облаком небо родней.
Долго, как долго из облака сыпется снег.
Рано темнеет, и ветер виляет хвостом.
Время умнее, оно и рассудит потом.
Гаснут пожарища наспех созревших рябин.
Жизнь продолжается, только прощай и люби,
Трогай губами брусничную горечь и речь,
Не позволяй между нами безмолвию лечь,
Если вдвоём, мой командующий генерал,
Если ты слово моё, как меня, целовал.
Синичкино счастье
O, du lieber Augustin, Augustin, Augustin,
O, du lieber Augustin, alles ist hin.
Пугает, шепчет в окна: «Не ходи!»,
Снежок по стёклам шарит близоруко,
Он в сговоре с дождём, с огнём в груди,
Малярной кистью разгоняет скуку.
Куда теперь, мой милый Августин,
Отправишься искать синичье счастье?
Настойчивое эхо: «Не ходи!»
Несётся по заброшенным участкам.
И рощица испуганно глядит,
Сквозит полупрозрачный свет под кожей.
Но столько ожиданья впереди,
Что не ходить и вовсе невозможно!
Кто говорил, что всё прошло? О, нет!
Любовь, и боль, и память не проходят,
Их неизменен запах, вкус и цвет.
Мой милый Августин, на склоне лет
Ты так же смело грезишь о свободе.
А потому следы собачьих лап
Ведут по насыпному чернозёму
Из милого домашнего тепла
К чужому, незнакомому, иному.
И мы с тобой торопимся поспеть,
Шагами семимильными шагаем
Туда, где смерти нет, где бересклет
Бесслёзными уставился зрачками.
Где басовитый лай и птичий свист,
Смолой сосновой пропитался воздух,
Мой милый Августин, где о любви
Не совестно, не тягостно, не поздно.
При свете дня
При свете дня жизнь выглядит иначе,
Чем нам казалась в сумерках ночных,
Мы постарели, и уже не спрячешь
Досадной седины.
И тесноваты прежние надежды,
А суд людской велик и бестолков,
Но мы с тобой остались где-то между
Ольховой рощей, небом и рекой.
В летящих облаках – мы рядом, рядом
С пернатым покидающим отрядом,
С назойливой букашкой в коробке,
Так и не побеждённые никем!
У трын-травы сухие стебельки,
Хотя она отчаянно храбрится.
Зачем-то изменились наши лица
И формоочертания тел нагих.
И музыка звучит издалека,
И у тебя горячая рука,
Жук в коробке жужжит и колобродит,
Наверное, мечтая о свободе.
Похоже, мы с тобой надолго здесь,
Какие б сны не расставляли знаки,
Ведь кто-то должен каждый божий день
Ходить в поля и мяч кидать собаке.
Любить – это нежно
Любить – это смело, прекрасно и больно,
Под шёпот душицы и всхлип колокольный,
Мешаясь с небесной водой, с облаками,
Рассыпанных звёзд не касаясь руками,
Целуя шиповника чистые слёзы
И жадно вдыхая трепещущий воздух.
О, как это нежно – цветущие вишни,
Их детские веточки – выше и выше,
Слепые прохладные тонкие пальцы!
Любить – это значит всегда возвращаться
Пускай даже сердцем, пускай даже в мыслях
Хранить имена и знакомые лица
Всех добрых не добрых,
Всех близких не близких,
Подвязывать впрок виноградные кисти,
И быть милосердным,
И медлить с прополкой
Высокой травы из тончайшего шёлка.
Любить – безоглядно, пронзительно, звонко,
И кротко, как кротки глаза оленёнка,
Как вьюн устремляется вверх по забору,
Любить – это первым заканчивать ссору,
Крыло подставляя – и больше ни слова,
А только настойку из болиголова,
А только – однажды доверившись птице –
С ней вместе об общем и частном молиться:
О счастье и горе, о жизни и смерти,
О вечном полёте сквозь хляби и тверди –
И этому саду, и этому дому,
И животворящему Духу Святому.
Гудит растревоженный памятью пчельник,
Теперь ничего не имеет значенья,
А только любить – беззаветно, беспечно –
Цветы под окном, голоса человечьи,
И странно, и страстно – до жженья, до дрожи
Любить, потому что иначе не можешь.
© Марианна Боровкова, 2022–2023.
© 45-я параллель, 2023.