Марианна Боровкова

Марианна Боровкова

Четвёртое измерение № 1 (385) от 1 января 2017 года

С птичьего на зимний

* * *

 

сорочья стая даст обет молчания,
синицы здесь, а журавли отчалят
и унесут на кончике пера
осенний свет – ему давно пора
оставить дом и ситцевый уклад,
где самая последняя пчела,
живущая всё лето по соседству,
смиренна, непривычно милосердна:
не жалит, не жужжит – ни Боже мой!
уходишь ты дорогой обходной,
в беспамятстве уходишь налегке,
несёшь пчелу в зажатом кулаке,
тревожно ощущая, как спросонья
она скребётся лапкой по ладони,
не нарушая чёткость прежних линий,
нас переводит с птичьего на зимний

 

* * *


ходит голубь, косит оком –
доморощенный царёк,
ноябриха с ноябрёнком
прячутся за октябрём

ночь короче, резче речи
произносит ветер-кум,
как пойдёт Замоскворечье
в пляс по первому снежку

разлетятся сны пустые,
не пророческие, нет,
клюква в сахаре застынет,
вереск догорит в огне

звон сорвётся с колоколен,
снегири загомонят
солнца столько – глазу больно!
не смотри так на меня...

 

* * *


осины  вздрагивают  мелко
и  пляшут  под мою дуду,
мелькают солнечные белки
то там, то тут

а ты идёшь, жуёшь травинку,
сжигая за собой мосты,
вихры пригладив по старинке –
такой уж ты!

сочатся карамелью соты,
вшит намертво пчелиный клин,
и лист неведомой породы
едва касается земли

а ливень онемел с испуга,
повсхлипывал и улетел –
и стали мы равны друг другу,
как свет и тень


* * *


золотятся  кленовые шкварки,
ночь шуршит, заблудившись в стогу,
ах, как сладко, тревожно и жарко
от утраченной близости губ

отцветает герань на окошке –
райский сад... но к тревоге любой
я прикладываю подорожник
и завариваю зверобой


* * *


шёл первый снег, мы целовались,
и были не нужны слова,
в саду горел огнём физалис
и этим ближних согревал
.
ложился снег тончайшим ситцем
на тело тёплое земли,
мы не могли никак проститься
и не проститься не могли
.
последний снег так долго таял
и птиц обратно не пускал,
звучала песенка простая
откуда-то издалека...

 

* * *

 

маковое зёрнышко печали
так и не взялось, не проросло,
нас сначала на волнах качало,
а потом теченьем унесло,

а потом судьбы водовороты
закружили, что не разберёшь,
где ты нынче, как ты нынче, что ты
по утрам босой на кухне пьёшь


* * *

 

грачи пакуют чемоданы:
прощай, до будущей весны!
их экзотические страны
тепло встречают, как родных,
а воробьишка желторотый
им вслед чирикнул и умолк

– ну что же ты, сердешный, что ты?
– я б тоже мог...
 

* * *

 

трамвай в стальных силках томится,
грустит, всё силится взлететь,
ему ночами воля снится
и солнцем выжженная степь,
как будто не трамвай, а конь он,
и без узды летит один,

а в шумном мире заоконном
льют беспросветные дожди...
 

* * *

 

прикрой окно – невыносимо
сквозит, в ознобе, чуть жива,
склоняет голову осина,
роняя листья, как слова,
а по соседству ветры правят –
мне дует здесь, прикрой окно! –

не вздрагивают только травы –
 

им всё равно


* * *

 

у сонного шмеля шаманские замашки

черешневую тьму зачитывать с листа,
не помня наизусть,
и только дождь вчерашний
прошествует и всё
оставит на местах:
плывущие авто, блестящие витрины,
манящее тепло долготерпимых рук,
но что тебе с того – здесь только ветер в спину,
в шалмане на углу глухой протяжный звук
привычна суета за перекрёстком лета
трамвай, притормозив, начнёт издалека:
случайный пассажир, прекрасный безбилетник,
пора бы выходить –
пока тебе,
пока!
 

* * *

 

 я в трамвае умчалась к морю –
 байки чаек слушать,
 кушать всласть на высокогорье
 персики да груши
 острокрылых сажать цикад
 в коробок бумажный
 телеграмму пришлю: ты как?
 лучше или так же?
 август пахнет ещё шафранней,
 врезаясь в осень
 

так боялась всегда поранить,
что убила вовсе
 

* * *

 

заблудившийся кузнечик городской
рельсы-рельсы, шпалы-шпалы
на кольцо
с остановки к остановке скок-поскок
и увидеть – не узнать тебя в лицо
 

не упомнить всех, мелькнувших
за окном,
поздний луч трамвайный усик золотит
я всегда просила только об одном:
пожелай ему счастливого пути!

 

* * *


 здравствуй! – зыркнет наше прошлое
 улетающим грачом,
 расставались по-хорошему,
 целовались горячо,
 по Москве брели, как  пьяные,
 вдоль высоток,  вглубь аллей...

 утро тёплое, туманное
 по стаканчикам разлей,
 выпей залпом да откашляйся,
 разгони по венам грусть,
 мы шагаем в настоящее –
 дай мне руку, я боюсь...


* * *

 

если с чистого листа – жизнь понятна и проста,
а когда на черновик – как умеешь, так живи
красным прочерти поля
погляди, порадуйся
я всегда была твоя
девушка без адреса
не далёкой и не близкой
просто друг по переписке


* * *


целительную ветку бересклета
у берегини выпроси поди-ка
ссутулилось коротенькое лето
перебирает в туеске бруснику,
пересыпает сахаром запасы –
и рот, и руки в чём-то ярко-алом
 

я о тебе не вспомнила ни разу,
поскольку никогда не забывала
 

Облачный триптих

 

1

облако, облако – грива седого льва
в небо смотреть – закружится голова
каждый твой шаг навстречу – непоправим
это предчувствие – света? тепла? любви?

просто орёл слишком долго парил один
просто телец где-то около  проходил
и поднималась огненная трава
и обжигала гриву седого льва

2
и встаёт стеной белопенный сад
златоглавый лес
и летит над облаком стрекоза
снам наперерез

и сбивает звёзды с немых высот
кончиком крыла
я хотела главный запомнить сон –
так и не смогла

а в колодце плещется не вода –
ртуть и серебро
я хотела сердце твоё, Адам,
но взяла ребро

3

ты пришёл со мной говорить о вечном –
о неопалимом кусте сирени,
где неторопливо в листве весенней
каждый пятилистник лучом помечен

я глаза закрыла от слёз и света
слушала твой голос, а где-то рядом
ветер проносился стремглав по саду,
облака срывая с цветущих веток