(продолжение)
Начало см. в № 27 (483) от 21 сентября 2019
* * *
– Энкиду, верный твой приятель,
Вдруг не на шутку занемог. –
(Иштар, улёгшись вновь в кровати
Наш продолжала диалог).
Полудикарь, полуневежда,
Укрытый жрициной одеждой,
Сидел он подле её ног,
И лучше выдумать не мог.
– Потом с тобой он свёл знакомство,
К Уруку стопы обратив,
Близничное противоборство
В Древнешумерский нарратив
Внеся. И несколько историй,
Из череды сплошных викторий,
Оставили вы за собой,
Пока не встретились со мной.
Втроём нам в мире стало тесно.
Он умер, я же, как известно,
Была причиною тому.
Из нас кому-то одному... –
Прервавшись вдруг на полуслове,
Поникнув телом, хмуря брови,
Иштар молчала в тишине,
Предоставляя слово мне.
* * *
Поднявшись с грязного паркета,
Я книгу модного поэта
Читать на время перестал,
Раз мой черёд трендеть настал:
– Я вспомнил чудное мгновенье
На берегу реки Евфрат.
Там совершал я омовенье,
Вдали виднелся Арарат.
Я был красив, умён, брутален,
До неприличности витален,
Как Медный всадник над Невой,
Как тур с подъятой головой.
Как раз заканчивал я бриться.
Тут, с повелением жениться,
Из запредельной пустоты
Передо мной явилась ты.
И вся в порыве страсти бренной,
Твердила «я тебя люблю»,
Что «буду век тебе я верной
И колесницу подарю»,
Что изобильного величья
Наступят сразу времена,
И что на царственных табличках
Напишут наши имена.
* * *
С Иштар на кухне мы сидели,
Курили марочный табак,
Сикеру пили, булку ели,
Вокруг был жёлтый полумрак.
В окне, печалью угнетая,
Как прежде свет в себя вбирая,
Карабкаясь по глади стен,
Ползла от башни злая тень.
– Беспамятство ушло в былое,
Теперь я тоже помню, кто я.
Я помню про морской цветок,
Про то, как мир, порой, жесток,
Про бездну хвойного тумана
В ливанской кедровой тайге,
И как профессор Е. Мельянов,
С табличкой глиняной в руке,
Ходил по стенам с Утнапишти,
Ощупывая кирпичи,
Ища для мудрых мыслей пищу,
Его ты помнишь, друг мой, Иша?
– Он нашим светочем в ночи,
Творящим древность демиургом,
В публичных залах Петербурга,
В лекториях СПбУ,
Слывёт, по мненью моему.
* * *
Я прежде, юною студенткой
Была на лекциях его.
Увы, там появлялась редко.
Божественного своего
Я имени тогда не знала,
По Вилле Вало тосковала,
Жильё снимала на Сенной.
Зелёной натуральной хной
Густые волосы окрасив,
Я шла по Невскому гулять.
Мне смысл жизни был неясен.
В желании его познать,
Ходила к Марсовому полю,
Потом, по берегу Невы,
Туда, где «Красин» на приколе,
Где сфинксов древние главы̀.
И дальше, в вечные жилища,
В покой Смоленского кладбѝща.
Под сень юродивой вдовы.
Туда, где все для нас мертвы.
Кому-то – мрачные могилы.
Но боже мой, как это мило –
Ходить средь них туда-сюда,
Считая житые года.
* * *
– Реальность наша скоротечна, –
Иштар жевала арбидол.
Над ней звездой восьмиконечной
Сиял зелёный ореол.
– Ишуль, давай по чашке чая?
– А ты по тем годам скучаешь?
– Пожалуй, да, любовь моя, –
Лирически ответил я.
В пространстве славных 90-х
Сошла, казалось навсегда,
Совковой пошлости короста.
Всё было весело и просто,
Таким был мир для нас тогда.
Иные, глянцевые тренды
Сменили главную легенду.
«Истории пришёл конец»,
Сказал тогда один мудрец.
В вариативностях прелюдий
Нащупывая здравый смысл,
Практично мыслящие люди,
За тенью суетных кулис,
Творя и направляя вектор
Негласной, сказочной оферты,
Дербанили, уж кто как мог,
Огромный лакомый пирог...
* * *
От Ану – бык, в обличье орка,
Пустырь, кровавая разборка,
Кишки из потрошённых тел,
Никто в инферно не хотел.
Ещё ушкуйники лихие
Дерут челночного купца,
Ещё местечки кормовые
Поделены не до конца,
Ещё не перестали резать,
Взрывать, фигачить из обрезов,
А рулевой отряд спешит
К Олимпу мировых элит.
Субъект эпохи постмодерна,
С большого дома на Шпалерной,
Подземной зоны мутный страж,
Поймавший сюровский кураж...
Иштар, вдруг, громко закричала:
– На дно конторского подвала,
На андеграундный этаж,
Как я, когда звалась Инанной,
Твердя, что «всё идёт по плану»,
Лелея призрачную блажь,
Спускалась жизненная сила,
В обличье жителей России,
Покинувших родной Урук.
Их всех повесили на крюк.
– Учил премудростям философ:
«В натуре, будет заши6ись
В правдивых данных соц. допросов.
Притырься, бойся и смирись...»
* * *
По знахарскому повеленью
Употребили порошок.
Имелась цель – предать забвенью
Вид выпотрошенных кишок.
Был скрип паркетной половицы
Под шумом праздничной волны.
Мы – две субъектные частицы,
Курящие большие птицы,
Презрев условные границы,
С уликой радости на лицах,
Покинув студию-гробницу,
По небу северной столицы,
Под светом сумрачной Луны,
Летели. Бытие шепталось,
Что мы направимся на юг.
Иштар нелепо улыбалась.
– Наш славный град ПитербурУк, –
Вскричал я, крыльями махая, –
Монада северной земли,
Здесь ветер по морю гуляет
И подгоняет корабли.
Вдоль разлинованных дорожек
Стату̀и каменных зверей,
Гостиный двор-сороконожка,
С рядами окон и дверей.
Здесь крепость остров очертила
Границей каменной стены,
Пространство камнем поглотила,
Периметром огородила,
На случай ядерной войны.
Когда-то по стене ходили
Семь аннунаков-мудрецов,
И толщину стены хвалили,
И гладкость фаса и торцов.
По камню проведи рукою.
Не отшлифован ли гранит!?
Ужель не будет сим доволен
Архитектурный сибарит!?..
* * *
Из глубины ловил нас взглядом
Чумной клювастый лик врача.
В безумье страшного обряда
Он заклинанье прокричал,
Перечеркнув пространство жезлом.
Привычность Питера исчезла,
Разъятая безликой тьмой.
В предчувствии познанья бездны,
Над бесконечною Невой
(бороться было бесполезно),
Мы больше не были собой.
Нас смерть субъектного начала
В воде коварно поджидала.
Глухое щёлканье замков
И стёртая во мгле веков
Кэш-память прошлых поколений,
В формате дивных Откровений,
Нас обозначила собой,
И мотыльками разлетелась.
Всё прежнее куда-то делось.
Волнение влилось в покой.
Соединились лёд и пламя.
Мы стали Хаосом. Он – нами…
* * *
Нет тех, кому могло стать страшно.
Безлика хаосная тьма.
Тень от халдейской древней башни
Сплетенья хитрого ума
Накрыла вечным покрывалом.
Вне временно̀го интервала
Неистовством небытия
Зияла мрачная ладья,
Пересекавшая Неву.
А, впрочем, и названье это,
Употребляемое где-то,
Здесь незнакомо никому.
Здесь нет ни памяти, ни и света.
Читатель ждёт уж рифму Лета,
Но мы покажем Fuck ему.
* * *
Заку̀ток призрачного лимбо.
В ошмётках времени клубясь,
Забившись от теченья, в глине
Былых творений извозясь,
В лоскутных снах воспоминаний,
Теряя чёткость очертаний,
Две сущности, рифмуя слог,
Вели прощальный диалог.
– Ум нас уверил, что мы люди.
А мы лишь плоть словесных бус.
– Мы скоро снова всё забудем?
– Ещё немного тут побудем,
Потом нам смерть внесут на блюде,
– Её распробуем на вкус,
И растворимся без остатка.
Иштар смеялась, как в припадке.
– Всё это шутка, всё мираж...
– Наверно. Нам уже пора...
Её прекрасных глаз сиянье –
Горенье солнечной воды.
...размыто бездной... «до свиданья...»
И букв эфирные следы
Уходят в тень тропинкой строчек,
С подмостков в хаотичный гул.
Взъярясь, небытие грохочет,
Всё поглощает сумрак ночи.
Был непреклонен строгий Отче.
Мир на три дня был обесточен.
Никто, кто некто среди прочих,
(Хотя, возможно, многоточий
Уместней здесь разброс... короче)
Свечу Творения задул.
Померк цвет женственной планеты.
Безликих поприщ мёртвый сон.
Густая тьма. Не видно света.
Играет радио Шансон.
© Максим Шумков, 2019–2020.
© 45-я параллель, 2020.