Брызгал солнечный свет
Мечеть Антверпенской Богоматери
А ты – во мглу веков глядись
В спокойном городском музее:
Там царствует Квентин Массис;
Там в складки платья Саломеи
Цветы из золота вплелись...
Но всё – притворство, всё – обман:
Взгляни наверх... В клочке лазури,
Мелькающем через туман,
Увидишь ты предвестье бури –
Кружащийся аэроплан.
А. Блок. Антверпен. 1914
Брызгал солнечный свет сквозь рванину из облачных клочьев,
Осушая туманную свежесть фламандских низин.
Хмель карабкался к крышам зелёной лепниной барочной,
Оплетая балконы с рядами цветочных корзин.
Где порой рыбаки ждут подолгу у моря погоды,
Где широкая Шельда встречает поток кораблей,
Старый замок стоит с великаном у главного входа,
И собор с недостроенной башней из серых камней.
В полукруглых узорчатых окнах витражные блюдца,
Где музейная тишь опустила свои покрова,
У жены-мироносицы длинные волосы вьются,
Ниспадая на золото-пурпурные рукава.
Где когда-то средь облачной дымки в неровных просветах
Пролетал, предвещая безумие, аэроплан,
Там теперь полумесяцем небо скребут минареты,
Созывая к намазу арабских кровей горожан.
Азия. Безвременье
Выжигаешь полуденным солнцем мечты о стране-мираже,
Оставляя к утру горсть холодной золы от молитв неоконченных снов.
Знойным летом и долгой зимой внешний лоск растворяешь в душе,
Сберегая целительный рай тишины предрассветных часов.
Вольный ветер степной стороны сеет сладкую горечь-полынь,
В неизбежности мира безвременья видя предвечный покой.
Знаешь, я все же выжил, испив твоей пряной на вкус ядовитой смолы,
Но, из бренного мира уйдя, притворился на время равнинной рекой.
* * *
Морозной ночи пелена
укрыла поле тёмной рясой.
В снегу, исполнив долг сполна,
лежало пушечное мясо.
Конец отчаянной атаки.
Редеет стонов череда,
И ангел в тоге цвета хаки
через степные буераки
Уводит души в никуда.
* * *
Когда я в вечность перешёл,
В пустыню мёртвой тишины,
Воспоминаний был лишён,
Не мог, как прежде, видеть сны.
И, скаля сгнившие резцы,
Швырял я снежное пшено
В табличку: «Озеро Коцит*.
Купание запрещено!»
---
*Озеро Коцит – ледяное озеро, девятый круг дантова ада,
куда попадают обманувшие доверившихся.
Tideland
по мотивам фильма «Страна приливов»
Маму в ладье уносит течение фьорда,
Папа давно на каникулах вместе с ней.
В пыльном эхе расстроенного аккорда
Шёпот теней.
Женщина в чёрном – хозяйка пшеничных прерий,
Очень не любит чужих суровая Делл,
Гимны поёт, укрепляясь в Христовой вере.
Oh, very well.
В доме опять цветут виноградные лозы,
Кровью с души почерневшей смыты грехи.
– Ты стала частью семьи, Джелиза-Роза.
Мысли легки.
Диккенс убьёт акулу, пропорет ей глотку,
Землю накроет крушащая всё волна.
Мы уплывем на нашей подводной лодке.
Сладкого сна.
Якоря
Буду тоску лелеять, буду бродить бесконечно в выдуманном лесу,
Заберусь в недра тёмной, самой чащобной дикой норы.
Перестану бисер метать и кости бросать перестану голодному псу,
Выползать буду лишь, чтоб росу на губах ощутить от древесной коры.
Я пойму всё, не думай, что я зачерствевший камень, забывший тепло,
Я кусаю ночами подушку, слёзным шепотом-криком с ночной темнотой говоря.
Но наутро лишь тускло скрипит под ногами разбившееся стекло,
И назад возвращают, уплыть не давая, обыденности якоря.
* * *
С Московии река – в страну морских приливов.
Ещё не глубока, всегда нетороплива.
Безропотные дни – неспешными веками,
Купальские огни – желанными глотками,
Лесные купола над прелою утробой,
Медвежьего угла замшелая берлога.
Болотистая падь с тропою росомахи...
Являют благодать отшельники-монахи.
Ознобом по спине – серебряные нити
В дремучей тишине незначимых событий.
И призрачные сны со дна глухих колодцев
Несбывшейся страны забытых инородцев.
* * *
Развеяв грустную печаль, согрев дремотной пустотой,
В железной кружке крепкий чай ржавеет бурой чернотой.
Открыв свой потайной засов, уходит спящая душа
Бродить по дну глухих лесов, сомненья шарканьем глуша.
Придя из позабытых дней, с открытым в прошлое окном
Ты лики узнаешь теней, неловкость затопив вином.
Привыкнув к странной пустоте отсутствия былых границ,
Ты различаешь в темноте стихи с невидимых страниц.
Сверкая талой белизной в багряно-жёлтой дымке сна,
Привиделась мне в летний зной осенне-зимняя весна.
* * *
Серой марью осенней хляби
Заболоченные небеса
Ветошь рваную заправляли
В жёлто-лиственные леса.
Ветер брызгал дождём колючим,
А над ним, где-то далеко,
Проливалось в смурные тучи
Солнца тёплое молоко.
Неоконченные сновиденья
1.
От крыльца небесного порога
Звёздная рассыпалась дорога.
Бледный, цвета молока снятого,
Светит рядом лунный нимб святого.
В сумерки тропинки окунулись
Кривоватых деревенских улиц.
Как в сарае на насесте клушки,
Дремлют деревянные избушки.
На столе: сушеная крапива,
Недопитая бутылка пива,
А в тарелке в хлопьях хлебной крошки,
Дольки недоеденной картошки.
В крошках буквенного винегрета
Простынь недочитанной газеты.
И свернулась рядом в знак вопроса
Недокуренная папироса.
2.
В подполе скребутся тихо мыши,
Занавеска шелестит чуть слышно.
шепчет эхо ветреного вздоха
В тёмных всполохах чертополоха.
Стрелки на часах считают доли.
В мраке чёрной бездны скрылось поле.
Лишь с небес седых туманов пряди
Тускло льются в сумеречной глади.
Ветер от реки доносит шорох
Зарослей болотно-камышовых,
С чьим-то распечальным воем-плачем,
С кваканьем трескучим лягушачьим.
Август. Скоро окончанье лета,
Непривычно долго ждать рассвета.
Не слышны уже веселья струны,
Жаркого зеленого июня.
Хоть придёт с восходом ясность утра,
Будут беспокоить грустью смутной
И туманить мысль неясной тенью
Неоконченные сновидения.
* * *
День прошёл, утопив в никотиновом сне
Тусклый холод февральской метели.
Жёлтый месяц повис на высокой сосне,
Искупавшись в морозной купели.
Белым призраком бродит смурная пурга,
По равнинам безлесых проплешин.
Потерялись низинной реки берега,
Горизонт синевой занавешен.
Занесённой берлогой темнеет остов
Покосившейся старой избушки.
В снежных рамках свет окон сквозь ветки кустов,
Как начинка творожной ватрушки.
* * *
Устала от дневной жары расцветшая природа,
Хмелеет от прохладного вечернего вина,
Звенящий пряный аромат нахлынувшей свободы
Расплескивает в неге разомлевшая волна.
Черничный чай пролился в вечереющее небо,
Окрасив тёмной краской остывающую марь.
Початым караваем грубосмолотого хлеба
Отсвечивает лунный серебрящийся фонарь.
Пылает бездна космоса салютами созвездий,
Огнями мегаполисов из Млечного Пути;
С надеждой бесконечной удивительных известий
В стремлении ответную привязанность найти.
Пронизывают небо метеорные потоки,
Латая белой нитью глубину ночного дна;
Совсем недолго ждать зарю, идущую с Востока –
Едва светлеющей каймой она уже видна.
Уходит темнота, укрывшись в западной лагуне,
Белёсой дымкой стелется предутренний туман.
Закончился короткий сон зелёного июня.
Недолгим был волшебный, тёмно-радужный роман.
* * *
Аптека, улица, фонарь.
Я вышел на улицу ночью.
В неоновых нитях аптека,
Фонарь запоздало пророчит
Событья двадцатого века.
По-прежнему тускло мерцает
Неярким бессмысленным светом
И эхом слова повторяет
Вослед за известным поэтом.
Знобит ледяным наваждением
От рябистой глади канала.
Пресытив себя повторением,
Судьба повторяться устала.
Не видя исхода иного,
Из мглы временного потока
Звучат зарифмованным слогом
Катрены Сан Саныча Блока.
© Шумков Максим, 2013.
© 45-я параллель, 2013.