Людмила Свирская

Людмила Свирская

Четвёртое измерение № 34 (526) от 1 декабря 2020 года

Меж двух зеркал

* * *

 

Как задержать дыхание во сне,

Когда мне снятся бабушка и школа,

И детство до великого раскола

В давно не существующей стране?

Теперь вокруг так много болтовни:

Зачёркивают, правят, куролесят.

А я? Что я? Мне просто было десять,

Двенадцать и четырнадцать... в те дни.

Конечно, было многого нельзя.

Зато теперь все можно: крепкий панцирь.

Но почему так страшно просыпаться,

По проволоке памяти скользя?

 

* * *

 

День не-мой. Да и ночь не моя:

Все мы словно бы в пасти бульдожьей.

Как деревья, растут сыновья,

Оставляя меня у подножья...

Я под маленьким сяду дубком,

Хлеб да соль разложу на салфетке,

Чтоб стихи угнездились рядком,

Вмиг расправив зелёные ветки.

Дни проходят. И ночи полны

Ожиданьем июльских рассветов...

На задворках стеклянной весны

Продолжается странное лето.

 

* * *

 

Последний час июльской ночи тесной,

С пятном на небе тающей звезды.

Творю своё бездрожжевое тесто,

Добавив соль и капельку воды.

Пока ночные грёзы в доме гаснут,

Царит недолгий утренний покой,

Пеку лепёшку пресную на масле,

Слегка припорошённую мукой.

Я не люблю воздушность сладкой сдобы

И, как могу, всю жизнь творю сама

Свои стихи бездрожжевые, чтобы

Мне не сойти от голода с ума.

 

* * *

 

С каждым годом весна –

Всё родней, ощутимей, понятней.

И все чаще зима –

Как мотив в заколдованном сне...

Выпускаю стихи

Я из старой своей голубятни,

Хоть и знаю, что им

Никогда не вернуться ко мне.

 

Выпускаю стихи –

Навсегда приручённые мною:

Как клевали с руки!

Как ласкались, садясь на плечо!

Что возьмёшь с них? Увы...

Даже птицы в ковчеге у Ноя

Тосковали и бились,

И к небу рвались горячо.

 

Ощутимей тепло.

Осязаемей с выдохом каждым.

Ощутимей любовь –

Многоточием. Не запятой.

Что же будет со мной,

Коль весна не наступит однажды,

И, продрогнув, приду

Я к своей голубятне пустой?

 

* * *

 

«Без четверти полночь?» – скажи-ка!

Жизнь крутит и вертит хвостом.

...Я к старости стану бомжихой,

Под Карловым лягу мостом

И буду дремать безмятежно,

Вчерашнюю корку жуя...

 

Чего ж ты, как кролик,сердешный,

Уставился? Я не змея.

 

Хоть, видишь ли, шибко ветшаю

От жизни такой – и давно.

Родная страна ли, чужая –

Итог-то один всё равно:

Два метра тоски придорожной

И памяти белая мгла...

Богатой – ни к черту! Возможно,

Красивой когда-то была.

Стихи, между прочим, писала,

От мужа рожала детей

И вечно кого-то спасала

От разных убойных идей.

Теперь под мостом, в катакомбах –

Судьбою предъявленный счёт...

 

Мост в тысяча триста каком-то,

Однако, построен ещё...

 

* * *

 

Как тихо счастье! Ни-когда. Ни-кто.

Ни-где. Ни с кем. А просто я – и лето.

Стихи живут в прихожей, под пальто,

Меж двух зеркал – заката и рассвета.

Но, обретая запах, вкус и цвет,

Стучатся в мир настойчивым стаккато...

Люблю, когда в стихах моих рассвет

Одним крылом касается заката.

 

* * *

 

Как тяжесть чужого проступка,

Нам зиму забыть не пора ль?

Опять укороченной юбкой

Выходит из моды февраль –

Излюбленный мой неудачник,

Весне бесполезный укор...

В его ли каморке чердачной

Ютилась душа до сих пор?

 

Зима – непростое соседство,

И все же роптать – не по мне:

Ведь снова себе – наконец-то! –

Кажусь я счастливой вполне:

Счастливой – без всякой причины,

Как можно быть только весной...

Вновь липы от верб отличимы,

Привычной дразня новизной.

 

Как много в судьбе опечаток!

Мой Бог – близорук и ленив,

На кружево тонких перчаток

Тепло шерстяное сменив.

 

У фонтана

 

Фонтан – не Треви, нет – такой, как все

У кинозала. Рядом с «Роспечатью»

Стояла я в нелепом жёлтом платье.

(Сказала бы, что с ленточкой в косе,

Но нет – с короткой стрижкой). У крыльца

Влюблённые, мамаши с малышами

На первый взгляд друг другу не мешали...

Мне разве что. А я ждала отца.

Он в город мой приехал по делам

И позвонил, что, мол, увидеть хочет.

...Заснула я часа в четыре ночи:

Всё жизнь свою делила пополам:

На «до» и «после». Вот так поворот.

Отличница-студентка, ёлки-палки...

Весёлое «привет!» не скажешь папке:

Чужое слово больно вяжет рот...

Что рассказать, коль спросит, как дела?

А, может, и не спросит: просто скажет,

Что на него похожа или даже:

«Красивая девчонка подросла!»

Мне было восемнадцать, что ли... На

Крылечке кинозала я томилась...

Час или два...а может, год... плюс-минус...

Да я там до сих пор стою.

Одна.

 

* * *

 

Апрель на сны, на лепестки и ямбы

В сердцах я наконец распотрошу.

Любимый мой... ты слышишь? Нам бы, нам бы

В лес,

     через поле,

               к речке,

                к шалашу....

Бездомны, неприкаянны и нищи, –

Зато всплывали каждый раз – вдвоем...

Теперь одна – гнилым, дырявым днищем,

В свой маленький, засохший водоём

Я погружаюсь, путаясь порою

В налипшей тине будней. Где-то там

Ключи от шалаша. Найду – открою

Ту истину, которую предам

Я просто тем, что я в неё не верю,

Сама не понимая – почему...

А пузырьки прохладного апреля

По сердцу пробегают моему.

 

* * *

 

В кафешку не пробиться ни в одну:

На стульчике с сидением потёртым,

Отысканном с трудом, я прикорну...

Чай в ёмкости, похожей на реторту,

Мне принесёт, чихая и хрипя,

Официантка с покрасневшим носом...

Не спрятаться в кафешке – от себя.

От осени. И множества вопросов,

Ответы на которые дают

Эксперты в канцелярии небесной...

Синоним слова «осень» – «неуют».

Но это всем и без меня известно.

 

* * *

 

В твоей тихой, рассеянной заводи

Окажусь я однажды весной.

Ты приедешь на стареньком «ауди»

На уютный вокзальчик за мной.

 

В зеркалах моментально утроишься,

Засмущаешься: рад, мол, тебе...

До щеки моей робко дотронешься,

Как Сережка из первого «Б».

 

Ты ведь рыцарь – Печального ордена,

И доспехи на солнце горят.

Только б нежность моя не испортила

Нашей встречи священный обряд!

 

Сколько лет мы знакомы – не высказать:

На три жизни хватило б вполне!

Неужели захочется выскользнуть

Из объятий тебе или мне?