Разгораются бра. В раздевалке прозревший народ стервенеет. До того как твой голос бесплодно смешается с плотью пилястра, Я хотела сказать тебе: «Здравствуй». На свете нет сведений В той же степени срочных и столь же секретных, как «Здравствуй». Но потом я хотела спросить тебя: что же останется, Если слово твоё составлял на коленке отнюдь не талант, А движения, позу, лицо и другие изящные танцы Постановщик слепил (потребитель привык? – то и ладно!). Ты всё это понёс, словно ангел в немалых чинах – наказание свыше, И галдящий и громокипящий спектакль потащил на себе, В равной мере тактично и самозабвенно не слыша Ни кумиропотворческой лести, ни тихой обиды в семье. Для родителей – «деньги не пахнут»; нечастый, незваный Посетитель для третьей (согласно журналам) жены, – Если только такое осталось – то стоит ли сил и стараний? Извини. Вслух такое выспрашивать мы не должны. Ничего не успел ты присвоить и тиснуть в своё завещание Под луною, дрожащей и крупной над серым театром: Нос, походка – от папы, остатки прононса, возможно, от няни, Вся культура – от школы, плоть – хлеб, а душа – аромат его. Нежный росчерк – Творца, а не твой – по оркестру, партеру, Замирает высоко во сне, перед смертью волнуется снова… Ты поймал, ты почувствовал? Стало быть, в силах терпеть, Что волна не осталась. И слава <…> – что не остановлена.
Популярные стихи