* * *
…ночной сюжет новостей
привычен и предсказуем
один за другим падают памятники
люди воюют с камнем
это предельно просто
свалить с пьедестала вчерашнего идола
куда проще
чем убирать обломки на площади
куда проще
чем воевать
с идолами в себе
здесь мы заведомо обречены
на поражение
* * *
Не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать.
Ис. 2:4
Не говори мне о свободе.
Мы все стоим на переходе –
нам нужно площадь перейти,
и н о г о н е т у н а с п у т и.
Мы вспоминали вкус свободы…
и становились кровью воды,
и пеплом стал крещенский снег…
Свобода на устах у всех.
Забыв пророчество Исайи,
её, как кость, рабам бросают,
за эту кость голодный раб
служить рабу другому рад.
Не говори мне о свободе.
Там люди площадь переходят,
и может статься – перейдут.
Горит земля и там – и тут.
Кругом разверстая геенна,
шакалы воют, и гиены
из подворотен скалят пасть…
Не дай нам, Господи, пропасть
на этом страшном переходе,
где мы судачим о свободе.
И упаси нас от свобод,
что обещает переход.
Оборони от мук, от боли…
И дай нам волю.
Попробуй обойтись
Девушка пела в церковном хоре…
Александр Блок
Попробуй обойтись без аллегорий,
без приторно-сладкоголосых лир.
Там ненависть раскачивает мир,
где девушка в церковном пела хоре.
Попробуй без проклятий обойтись,
в Свет обратись
и в Слово обратись.
Не спи.
На убывающей луне
шепчи:
война,
войной,
войны,
войне…
Оно спасёт.
А если не спасло,
не умножай ни боль,
ни скорбь,
ни зло.
Шепчи на убывающей луне
именослов погибших на войне.
Попробуй обойтись без аллегорий.
Скажи себе: в наш дом пришла беда.
Не на день – не на месяц – навсегда,
навеки в сердце поселилось горе.
Нет лада,
нет согласья меж людьми,
и ненависть раскачивает мир.
И девушка поёт в церковном хоре.
Солоно…
Мир этот крепко сшит – да неладно скроен,
каждый кроит заново,
правя крой.
Солоно, Господи, в доме твоём от крови,
горько от осознания –
льётся кровь.
Старые шрамы рвут молодые раны,
не перешить, не спрятать –
как ни крои.
Зодчие на Руси возводили храмы
и нарекали Спасами на Крови.
Тихая скорбь –
шатровые колокольни,
без золочёных маковок и крестов.
Дух убиенных там обретал покой свой,
вечный покой
и вечный горний простор.
Не сосчитать могильных холмов-пригорков,
стонет земля от старых и новых ран.
Солоно, Господи,
солоно так, что горько…
Время пришло закладывать новый храм.
Только…
давно мучаюсь чувством странным:
тешатся позолотой –
а нужен Свет!
На перекрёстках высится храм на храме.
Веры у нас как не было –
так и нет.
Петелька, петелька…
Над пепелищем проигранных битв,
путчей и революций,
в облаке заупокойных молитв
белые бабочки вьются.
Тихие ангелы дальних дорог
ветром сбиваются в стаи.
Петелька к петельке –
выдох!
Вдох…
Время узор сплетает.
Бабочки смотрят в твои глаза
с болью исповедальной,
словно о чём-то хотят сказать
перед дорогой дальней.
Петелька к петельке,
вдох – накид,
быстро мелькают спицы.
Между накидами век наш спит,
мы ему –
он нам снится…?
Не разглядеть ни глаз – ни лица,
Время давно ослепло.
С ангельских крыльев летит пыльца
и оседает пеплом.
Петельки, петельки,
выдох – вдох…
(время – оно не медлит…)
Новые ангелы дальних дорог, –
новые шеи в петлях
здесь, где от сточенных болью бритв,
и от пустот пьедесталов,
от лже-раскаяний, от лже-молитв
небо тяжёлым стало.
Петельки, петельки…
Вдох… накид.
Кто там рядки считает.
Пепел ли,
снег ли с небес летит
призрачной белой стаей?
Кто его нынче знает…
Горечь осенних вод
Как грустна осенняя вода…
Александр Городницкий
Множится горечь осенних вод.
Дни незаметно идут на убыль.
Чувства немеют.
Зима грядёт…
Шепчут молитвы губы.
Мне бы осенней воды глоток –
и до утра во сне, не страдая,
слушать, как мокрый дрожит листок
и опадает.
Горечь осенней воды легка.
Тихо зима прильнёт к изголовью,
выбелит замки, что из песка
строят,
скрепляя
кровью.
Выбелит пустоши и холмы –
землю, распроданную на вынос.
Ни от тюрьмы – ни от сумы,
Боже,
от нас
спаси нас.
Тёмная горечь осенних вод
так же близка, как непостижима.
Осень закончится, мир упадёт
в зиму…
Январское. Смотри…
Стихи распадутся на тысячи слов,
мир станет безжизненно бел.
Ты спросишь: какое сегодня число?
Никто не ответит тебе.
Над чёрным и алым нетающим льдом,
кричи, если можешь.
Кричи.
Лети снегопадом,
и зимним дождём,
и северным ветром в ночи.
Смотри, как вздымается бездна горой,
как плоть рассыпается в прах,
как гинет в забвенье вчерашний герой,
и другом становится враг.
Смотри, как на брата охотится брат,
и рдеет проклятья печать.
Господь Всемогущий не слышит…
Пора.
Кричи, если можешь кричать.
Смотри, как горячим дыханьем снесло
четвёртый… иль тысячный Рим,
и тысяча тысяч разрозненных слов
смешались и стали одним.
Смотри, как алеет нетающий лёд,
и пылью клубится гранит…
А Слово наутро ребёнок найдёт
и заново мир сотворит.
Мартовское. Божья мельница
Мельница Бога
Очень хороша.
Мельница Бога
Мелет не спеша.
Генри Лонгфелло
В марте всё непредсказуемо,
всё спонтанно,
наобум,
поминаем Бога всуе мы
да клянём свою судьбу.
А она – судьба треклятая –
ни плоха – ни хороша,
на лету ученье схватывай,
не ропща да не спеша.
Можно мартовскими идами
все несчастья объяснить,
иссушить себя обидами –
мол, прядёт Недоля нить,
подгонять невзгоды вздохами,
уповая на авось,
это времечко Евдохою
испокон веков звалось.
Только что теперь печалиться –
слава Богу, что жива,
знаю, медленно вращаются
эти Божьи жернова.
И чужим глазам не верится,
и проплаканы свои,
вижу только крест да мельницу
в чистом поле на крови.
Не уйти от этой мельницы
ни панам – ни мужикам,
перемены перемелются –
выйдет знатная мука,
чтобы по миру развеяться,
чтобы кровь прикрыть да стыд…
Всё осилит Божья мельница,
перемелет и простит…
Вербное. Молитва
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других...
Максимилиан Волошин
Что-то мы с тобою проглядели,
коль не вспоминаем о стихах,
пролетела Вербная неделя
в суете и в спешке –
впопыхах.
Вот и наступило воскресенье,
серебрится верба за окном,
только день не радует весенний,
на душе тревожно и темно.
Мне бы да поверить в небылицы,
кто не выдаст,
кто кого не съест,
мне б Страстную пережить Седмицу,
чтоб пролился Благовест с небес.
Пусть он л е в ы х боронит и п р а в ы х,
в смутную годину,
в трудный час.
чтоб не стало чёрным и кровавым
Воскресенье Вербное для нас.
Господи,
невыносима дыба –
душу рвёт противоречий яд.
«Делай выбор!
Надо сделать выбор!» –
те и эти хором говорят.
Укроти их гнев,
смири гордыню…
Господи, не гневайся на Русь…
Видишь, я стою посередине,
за врагов и за друзей молюсь.
Линия фронта
Тону в бесконечных синонимах слова Отчизна,
черчу пресловутую линию мнимого счастья.
Но линия фронта проходит по линии жизни
и рвёт и кромсает, и режет…
И режет на части.
Как будто свои – не чужие – вокруг иноверцы,
и не отогреться во взглядах
и не отмолчаться.
А линия фронта проходит по линии сердца,
и сердце от боли вот-вот разорвётся на части.
Я так далеко,
я у самого синего моря.
Волхвую,
зову государыню-барыню-рыбку…
Но море давно почернело от пепла и горя,
и умер старик,
а старуха горюет не шибко,
и ходит в х у м а н у,
и тешит себя дешевизной,
и стала свободной,
и стала такой х у м а н и с т к о й…
А линия смерти тождественна линии жизни,
а я и не знала,
как всё неминуемо близко.
Язычница…
Мавка
с нательным крестом под рубахой,
я линию жизни из линии горя скроила…
В ней пепел Одессы,
застывшая кровь Волновахи,
Донецка и Киева,
Славянска…
Всей Украины.
Туманы январские
так тяжелы и капризны.
Уходит зима,
и Земля продолжает вращаться.
И линия фронта проходит по линии жизни,
и линия горя тождественна линии счастья.
* * *
в Старом городе –
здесь говорят Старе мicто –
есть одна улица
если пройтись по ней
то можно услышать как
где-то
под мостовой
молчат колокола церкви Святой Ирины
их молчание оглушительно
вот и
лёгкая женская тень
вздрагивает
наверное один из колоколов –
полиелейный –
молчит слишком громко
не так давно
здесь ещё стоял последний Ирининский столп
но люди всегда воевали с памятниками
тень Ингигерды – великой княгини киевской
(в крещении – Ирина
(в схиме – Анна)
прилетает слушать
молчание колоколов
Ирининской церкви
тихо-тихо
идём мимо
мне почему-то хочется
назвать тебя
Ингигердой
я знаю
ты отзовёшься
и не удивишься
ну разве что самую малость
© Людмила Шарга, 2014 – 2015.
© 45-я параллель, 2015.