Цветные волны вдохновения
Меняя живо формы знания,
Листая лучших дней мгновения,
Прихлынут к берегу сознания
Цветные волны вдохновения.
Осмыслишь отраженья радуги,
Секреты красного, зелёного,
Явленья живоносной радости
И духа, всюду растворённого.
Постигнешь синее, лиловое…
И, красками обуреваемый,
Вдруг превратится в нечто новое
Знакомый мир неузнаваемый…
Бабушка
Зимний снег с меня да не стаивал.
Летний дождь с меня да не ссыхал…
Русское причитание
Я вижу, как в апреле или в мае,
я вижу, как осеннею порой
c корзиною она
в сыром тумане
из лесу возвращается домой.
Как вязнет, задыхаясь, по сугробам
с охапкою соломы иль сенца.
И дождь, и снег горят огнём суровым
в морщинах её доброго лица.
Давно осиротели эти вёрсты.
Давно она устала от ходьбы.
Но превращаются все зимы и все вёсны,
как прежде,
в травы,
в ягоды,
в грибы…
И снег, и дождь верны ей, как и в прошлом.
Сменяясь, выбирая нужный срок,
они струятся преданно и просто
на тихий неприметный бугорок.
* * *
Из крапивного семени, видно, взошла,
в час урочный душа,
и с тех пор уже столько годов напролёт
по окраинам мира живёт.
И никак не приучишь её к теремам,
не приучишь к высотным домам.
Просто корни сермяжные слишком сильны –
ни достоинства в том, ни вины.
По Форштадту, по скромной слободке плетусь.
Знаю, знаю давно наизусть,
где репейник цепляется к платью, шаля,
где растёт до сих пор конопля.
* * *
Лежу в степи – шумит трава,
под ветром наклоняется…
Причина жизни на земле
ничем не объясняется.
Полынью пахнет на сто вёрст,
землёю пахнет терпкою.
Жизнь прорастает вкруг меня
пыреем и сурепкою.
Жизнь рассыпает семена,
разносит споры жгучие;
как одержимая, творит
свои дела дремучие.
Я знаю этот матерьял –
единый, чистый, огненный,
и муравьиной кислоты
вкус уксусный,
особенный.
Я с конским щавелем – одно,
и с заячьей капустою…
И если в этот миг умру –
я смерти не почувствую.
* * *
Вот мир. Вот жизнь обычного созданья:
Ты вечно на пределе, на краю…
Волна блаженства и волна страданья
По очереди входят в жизнь твою.
Но в редкий миг (быть может, в кои веки)
Откатится шумящая волна –
И Божья мысль о грешном человеке
Вдруг станет ослепительно видна…
Она – светла. В ней нет ожесточенья…
Но тут же вновь сомкнутся над тобой
Волна блаженства и волна мученья –
И все заполнят новою борьбой.
Велосипед
Едва сойдёт испарина снегов
с полей освобождающихся вешних
и пары предприимчивых скворцов
отыщут прошлогодний свой скворечник,
едва подсохнет на дорогах грунт
и расцветёт проснувшийся вербовник,
едва река, смиряя гнев и грусть,
немного успокоится в верховьях, –
я покачу беспечно по долам,
привычно нажимая на педали,
навстречу средневолжским деревням,
в зовуше-расцветающие дали.
И этот путь до лета дотяну –
до зноя,
до прополки,
до покоса.
Увижу золотую желтизну,
покрывшую пшеничные колосья.
Увижу рыжий,
лисий отсвет ржи,
молочные початки кукурузы,
горох зелёный,
дыни близ межи
и толстые и крупные арбузы…
Но ещё дальше повлечёт меня
велосипед, мой странник неуёмный.
И пожелтеет тихо конопля,
и перестанет быть она зелёной…
И там, где рожь волнами шла, слепя
своею нестерпимой, рыжей рябью,
раскинется холодная земля,
недаром называемая зябью.
И вот зазимок лёгкий и скупой
к зиме прижмётся, проникая в почву.
Не ездить мне по тропочке сухой,
по глинке,
по землице,
по песочку.
Велосипед за печкой на стене
пускай висит со смазанною цепью,
пока не разнесётся по весне
горячий пар над разморённой степью.
* * *
Я ехала в ночном купе одна.
Свою дорогу наизусть я знала.
И все равно сидела у окна
и взгляда от луны не отрывала.
Луна извечная – начищенный пятак –
катилась меж землёй и небесами:
то застревала в вспаханных полях,
то плавно возносилась над лесами.
To, умудрившись строго замереть,
сквозь облачко светила, как сквозь ситец,
предоставляя мне смотреть, смотреть –
и око зреньем так и не насытить…
И чувства были свежести полны.
И в общем, много ль человеку надо?
Порой ему достаточно луны,
с которой он всю ночь не сводит взгляда.
* * *
В системе кризисных неравенств,
Несовместимых величин
Я Вам решительно не нравлюсь,
Не нравлюсь Вам не без причин.
Похожи встречи на подарки.
Но что претит Вам с давних пор? –
Быть может, скрытый дух бунтарки
Иль схимницы смиренный взор?
Летят кометы и болиды.
И ловят пепел их и пыль
Общественные пирамиды,
По грудь ушедшие в ковыль.
Все завтра зарастёт бурьяном.
Но вам и мне ещё дано
Духовное с материальным
Принять, как целое одно.
Утихнут наши несогласья.
И ровно зашумит в крови
Прилив неслыханного счастья,
Желанной, сбывшейся любви.
* * *
Она опустилась пред ним
на колена, тут же на улице…
Ф. М. Достоевский
Сколько скрытый огонь ни таи,
Он проявится сложно и нежно.
Я согласна на все выраженья любви,
Если это уже неизбежно.
Чуть охвачены жаром уста.
В сердце плещется светлое море.
Ах, какая стоит теплота
В золотистом сияющем взоре!
Путь к признанью расчищен уже,
Отступили ненужные тени.
И подсказка мелькает в душе:
«Опустись, опустись на колени…»
* * *
На победы твои, на блистание
то враждебно смотрю, то с мольбой…
Каждый раз для меня испытание
даже краткая встреча с тобой.
Трудно сладить с любовью безмерною,
быть спокойной в движеньях, в речах…
Стать бы песней без слов эфемерною –
и растаять в небесных лучах…
Надо ж было так сильно пораниться,
с болью свыкнуться так глубоко…
Стать бы вечною бедною странницей –
И уйти далеко-далеко…
Но привязанность давняя пламенно
управляет моею судьбой –
и готовлюсь опять, как к экзамену,
к новой встрече короткой с тобой.
* * *
В вечернем воздухе так пристально
свеченье тихого сельца…
Там у заборчика на привязи
оставил кто-то жеребца.
Когда совсем сгустились сумерки
и скрыли дровни и коня,
пацан проказливый и умненький
вдруг выпрыгнул из-за плетня.
Не знаю, почему, но сразу же,
как соучастники, мы с ним
переглянулись понимающе
с лукавым замыслом одним.
В повозку сели мы – и тронули!
Село осталось позади.
Лишь вился узкий след за дровнями
да кто-то крикнул:
– Погоди!
Когда не привлекут внимания
ни лес, ни люди, ни река, –
волнуй меня, воспоминание
об этом беге рысака!
О вопиющем своеволии,
о похищении коня,
об этом мальчике, с любовью
глядевшем сбоку на меня!
* * *
В обожжённый степи – вечный запах полыни,
Если б тучке пролиться сюда молодой!
В обожжённый степи след барашка на глине
Напоил меня тёплой горьковатой водой.
С ощущеньем последнего поцелуя,
Ничего не прося у судьбы своей вновь,
Он потом засыхал, обнажённо пустуя,
Будто сердце, истратившее любовь.
* * *
Ещё немного по тропе коровьей,
Протоптанной среди травы суровой,
Средь выжженной, средь пепельной полыни,
Растущей на растресканной равнине...
Как соль земли повсюду обнажилась
На каменном суглинке отложилась!..
Не то смысл жизни здесь я постигаю,
Не то в пути безвестном погибаю...
Но всё равно свой знак хочу подать я
С дороги сёстрам ласковым и братьям.
Хотя бы бабочку вам пыльную отправить,
Под цвет полыни, серую. на память..
* * *
К тебе летят сияющие птицы.
Их обгоняют сказочные ветры.
Меж небом и землёю, на границе,
Цветут, как свечи, золотые вербы.
Вокруг тебя, пронизанные светом,
Сидят зверьки с янтарными глазами.
Они, подобно эльфам и поэтам,
От счастья плачут нежными слезами.
Не помня дней недобрых или мрачных,
Желая петь, ликуя, словно птица,
Войду я в круг существ светопрозрачных
И попрошу немного потесниться.
И, проникаясь светлым приобщеньем,
Твой образ буду созерцать я долго
И жить одним глубоким ощущеньем –
Смиреньем, доведённым до восторга.
© Любовь Никонова, 1974–2012.
© 45-я параллель, 2019.