* * *
Кафе – причудливый мирок,
иллюзия уединенья…
в людском потоке островок
бесед, молчанья, вдохновенья.
Под нависающей листвой
или у крепости старинной,
оно душе сулит покой
в пределах паузы недлинной.
Здесь роль у каждого своя:
с пирожным эта, тот с газетой,
и по соседству с ними я
с блокнотиком и сигаретой.
Сижу и думаю о том,
что на дорогах всевозможных
кафе – мой постоянный дом,
а где другой – ответить сложно…
* * *
Заиндевевшее окно –
музей мой первый, несравненный
в безвестном уголке вселенной,
покинутом давным-давно.
Светились на стекле тона
от белого до голубого,
и выразительнее слова
была кристаллов глубина.
Там птицы, звёзды и цветы
таинственно переплетались,
но безымянными остались
шедевры хрупкой красоты.
Пришла пора сознаться в том,
что в галереях знаменитых
я всё грущу о незабытых
картинах, таявших потом.
* * *
Я вернулась к стихам. И блокнот в моей сумке на случай…
Как придут – запишу, пополняя заветный запас.
Столько лет утекло! Глубже дышится, видится лучше,
И, как прежде, горит огонёк, а казалось – погас.
Он остался в душе, как и всё, что любимо и близко.
Чашка кофе в кафе, где уютно и тихо вполне.
И придёт она вновь, из далёёкого детства записка,
И о чём она будет – пока что неведомо мне…
Я вернулась к стихам. Всё равно что домой возвратиться –
И вдохнуть, замирая, полынную горечь земли.
…Там холмы и колодцы, и памяти белые птицы
Растворяются в небе, как аисты и журавли.
Не узнают родные мои о моём возвращенье,
Но склонясь над могилой и волю давая слезам,
Попрошу у них всё же за опозданье прощенья
И скажу: «Наконец, наконец я вернулась к стихам…»
* * *
Я полюбила авангард.
А прежде был мне чужд и скучен
Изломанных квадратов ряд
И красный цвет, как перец, жгучий.
Не объясню я и теперь,
Что там в углах холста клубится...
Но стали ликами потерь
Разъятые на части лица.
Жизнь, как струна, обнажена.
Идёт неравный поединок.
...Всё дальше тихая страна
Ночных туманов и кувшинок.
* * *
Танцевальные вечера…
Мне до школы два километра.
Я спешу, я бегу против ветра,
Снегопад начался вчера.
Папа с мамой ушли в кино.
Мне б вернуться до их прихода –
Ограниченная свобода
Угнетает меня давно.
Посвист ветра, волненье, бег.
Как горят на морозе щёки!
…Приготовлены все уроки,
И следы заметает снег.
* * *
Блеснёт в ночи стихотворенье,
а утром – как вода в песок...
не радуют ни слух, ни зренье
невнятные наплывы строк.
Но впопыхах не уничтожу –
прощу ему убогий вид:
туман рассеялся, и всё же
то, что болело, не болит.
* * *
Что делать со стихами прежними
в колечках тающего дыма?
их можно с ношеной одеждою
сравнить: она была любима…
и вот лежит в шкафу, заброшена,
смущая цветом, силуэтом…
но как расстаться по-хорошему
и после не жалеть об этом?
* * *
Шесть лет любви – такой был срок…
Мгновений хрупких ожерелье,
Свободы призрачной глоток
И горьковатый привкус зелья.
А есть ли сроки у любви?
Трепещут листья в лунном свете.
…Зови меня, всегда зови
И окликай, как этот ветер.
* * *
Перевожу, перевожу...
Держу в ладонях чью-то душу.
А вдруг я главное нарушу:
Не там смолчу, не то скажу...
А может, это и не речь,
А шорох листьев, бархат ночи,
И нужно словом пренебречь,
И только их оставить в строчках...
* * *
Мне во сне померещился город один,
Где мы любим наивно и свято, –
Нам ещё далеко до морщин и седин,
И за счастье не названа плата.
А в реальности всё совершенно не так –
Не с кем вспомнить, хотя не забыла...
И могилу твою не увидеть никак,
Да и разве утешит могила...
Прошуршала листва, просияла звезда,
Дальний свет её медленно тает.
И сегодня я знаю: со мною тогда
Было то, что так редко бывает.
* * *
Помню клочья тумана на ветках
и нестойкой зимы гололёд,
и разбавленный кофе буфетный,
и с прокуренной лестницы вход,
стол в редакции скучной газеты,
стук машинок за тонкой стеной –
испарившейся жизни приметы
из копилки моей дорогой.
* * *
Мы сегодня читаем по кругу стихи,
Вспоминая осеннюю вьюгу
Там, где листья легки, – там, где парки тихи,
Там, где осень – поэтов подруга.
Есть какое-то хрупкое таинство встреч
И особость душевного склада.
И сияет над нами высокая речь
Золотистым огнём листопада.
Разлетимся потом по воздушным путям,
Но не вместе, а поодиночке.
Будут волны шуметь, будет море роптать,
Голоса заглушая и строчки.
И мгновенно очнувшись от радужных снов,
Сердце ровно, как прежде, забьётся.
И хрустальная башня любимых стихов
На осколки стекла разобьётся.
* * *
Туда бы вернуться, где было так славно,
Влюблённо, отчаянно и своенравно, –
Билет заказать, улететь.
Но что-то смущает, но что-то мешает,
Смятенье в решенье упорно вплетает:
– Ты только попробуй посметь!..
Ведь знаешь сама, объяснений не надо:
Былая отрада покажется адом,
И странной причудой – порыв.
И сразу придется – как можно быстрее –
Обратно лететь, проклиная идею,
Едва чемоданы открыв.
* * *
Грандиозность симфоний… она мне чужда,
Хоть и слушаю, правду скрывая.
Где вы, чёрной пластинки живая слюда
И с грустинкой поющая Майя?
А потом – Адамо… и метет снегопад,
И подруга приходит некстати,
И студенческий быт, и на сердце разлад
От случайных горячих объятий.
Там пьянит Окуджава, Высоцкий хрипит…
В закоулках души бродит эхо
Отшумевших ночей, где гитара звенит,
Где минута – от плача до смеха.
Мир без прежних кумиров печален и пуст.
В нём безлико, прохладно, беззвёздно.
Для симфоний – величие залов и люстр…
Что ж, менять предпочтения поздно.
© Люба Фельдшер, 2016 – 2017.
© 45-я параллель, 2017.