* * *
По-прежнему Тютчев и Лермонтов,
Ахматова и Гумилёв.
Я их ученица примерная,
И каждый учитель суров.
Какие-то строчки случайные.
Какой-то подспудный мотив.
И грусть моя, давняя, тайная –
Уйти, ничего не открыв.
* * *
На юге был наш Монпарнас –
В краю степей, холмов, акаций,
Увитых лозами террас
И первомайских демонстраций.
Там в забегаловке простой
Под лиственным живым навесом
Сидели мы одной гурьбой,
Объятой общим интересом.
Все разговоры о стихах
Шли в надлежащем антураже:
Вино на вкопанных столах
И осень в строчках и пейзаже.
Прими же пламенный привет,
Мой друг, живущий в Сан-Франциско,
От тех отбушевавших лет
И надписей на обелисках.
Шарль Азнавур поёт про нас.
Осенняя листва летает…
На юге был наш Монпарнас.
История его не знает.
* * *
Мешок за моими плечами
Сроднился и сросся со мной.
Набит он стихами, духами
И разной цветной мишурой.
Там первые локоны сына
И дочкиной куклы браслет.
Там детский мой смех беспричинный
И удаль взрослеющих лет.
Серебряный шарик от ёлки,
Вернее, осколки его,
Твой взгляд неожиданно долгий,
Случайное наше родство.
И всё тяжелее поклажа,
И всё неуместней она…
На фоне другого пейзажа
Другая восходит луна.
Мне этот багаж не отправить.
По полочкам не разложить.
И детям его не оставить,
И заново жизнь не прожить.
* * *
Как скучно жить без миражей,
Неосторожных виражей –
Особенно когда по склону
Поспешно катятся года
И Леты тёмная вода
Струится по своим законам.
Есть фото у меня одно.
Хранится в сумочке оно
Как неподдельность документа.
На нём я вечно молода,
Мой взгляд прозрачен, как слюда,
И в непокорных прядях – лента.
Не знаю я, что стало с ней…
Исчезла с ворохом вещей,
Отправленных потом на свалку.
Примета юности, пустяк,
Богемной избранности знак...
Её особенно мне жалко.
* * *
Снова поступь ностальгии,
Лап кошачьих мягкий звук.
Мне явились не впервые
Бывший враг и бывший друг.
Между ними нет границы –
Стёрта ластиком годов.
А ещё там были лица
И наплывы голосов…
Сяду с отрешённым видом,
Кофе горького глотну.
Мир фантомной Атлантиды
Ненароком помяну.
* * *
Над могилой твоей небеса
Да шуршанье позёмки кленовой.
Те свидания на полчаса
Вспоминаю я снова и снова.
Тридцать лет промелькнули, как дым,
Чтобы я поняла: не бывает
Той дурманящей тайны с другим…
И тоска по любви наплывает,
По неяркой красе этих мест,
Сочетающих степи и дали.
Пусть звезда озаряет твой крест:
Жёлтый цвет у еврейской печали.
* * *
Любовь возвращается, кружит
Неведомой птицей ночной.
С объятием жарким не дружит,
Пугает своей немотой.
Не ведает ссор и раздоров.
Смиренна, как вечный покой.
В больничных её коридорах
Нельзя разминуться с тоской.
И всё-таки есть, не истлела
Субстанция этой любви.
Прости… Я любить не умела.
Учусь… Только рядом живи.
* * *
Моя мама играет в снежки.
У больничных сестёр передышка.
Положу фотоснимок под книжку,
Чтоб разгладить его уголки.
Чёлка в инее. Белый халат
На потёртую шубку наброшен.
И у мамы сияющий взгляд,
И она молода, как пороша.
Я её вспоминаю такой:
Беззаботной, смеющейся, светлой.
Белый ангел плывёт надо мной
В темноте, в пустоте безответной.
* * *
На прощание мама дала мне листок.
Пожелтел он, истёрся, но буквы видны.
Пять имён – против каждого выведен срок,
Год ухода в обитель большой тишины.
В кошельке притаился он среди бумаг.
Достаю его редко, боюсь потерять.
Может быть, потому и случается так,
Что не помню, когда мне свечу зажигать.
Пять имён я в уме повторю, словно счёт.
И листок аккуратно сложу пополам.
И когда-нибудь время такое придёт,
Что его, переписанный, дочке отдам.
* * *
Девочка из местечка,
Нет его больше, нет.
Помню: чадила печка,
Снежный струился свет.
Как меня ни носило
Талой водой шальной,
Прошлое – моя сила,
Тихий мой плач ночной.
Вот оно – снова рядом.
Так же косит забор.
Здравствуй, моя отрада!
…Вечность прошла с тех пор.
Интернет
В зазеркалье его виртуальном
Отражается мертвенный свет.
Я блуждаю в пространстве астральном,
Оставляя невидимый след.
Может быть, и отыщется близкий
Хоть на миг, если не навсегда…
И, как в море бутылку с запиской,
Я стихи отпускаю туда.
© Любовь Фельдшер, 2015.
© 45-я параллель, 2015.