Лилия
Газизова

* * *

Бабушка шепнула мне,

Что я княжна.

И род у нас княжеский.

Но я была комсомолкой.

И засмеялась только.

Давно нет бабушки

И нет комсомола.

А я стала княжной.

* * *

Буду смотрительницей маяка,

Нет, лучше женой смотрителя маяка.

Буду вставать на рассвете

И готовить ему простую еду.

Буду смотреть, как он ест,

Молча и неторопливо.

Буду приходить к нему днём

С термосом горячего кофе.

Буду смотреть, как он пьёт его,

Вглядываясь в горизонт.

Буду замечать, как меняется цвет его глаз

В зависимости от его настроения

Или времени суток.

Буду мало знать про него

И не буду стремиться узнать больше.

Вечером буду засыпать в одиночестве,

Не дождавшись его.

Буду видеть сны о кораблях,

Уносящих меня прочь

От чертова маяка...

Буду вставать на рассвете.

* * *

Было детство –

Пуанты и смычки,

Рыбьего жира

Столовая ложка.

Прогулок во дворе немного,

Игры в «цепи» и «сметану».

Но главное –

За далью даль была.

 В неё я вглядывалась

Заворожённо.

Теперь больше

Под ноги смотрю.

Вот только жаль,

Что мне не жаль себя.

* * *

Андрею Новикову

Возлюбленный и мёртвый

Муж мой!

Здесь всё по-старому.

Я по-прежнему

На предельной громкости

Слушаю музыку в машине,

Ты не снишься мне,

И я не знаю,

Хорошо это или плохо.

Мама твоя, как всегда, много говорит

И называет меня Лилинькой.

Я по-прежнему расспрашиваю о тебе

Тех, кто знал тебя.

Всё мне кажется,

Что главного о тебе не поняла.

Я всё еще надеюсь,

Что ты подашь мне

Какой-нибудь знак о том,

Что у тебя всё хорошо.

Но знаков нет.

Или я читать их не умею.

* * *

Давай расстанемся

И посмотрим,

Как мы выдюжим

Друг без друга.

Я буду ждать

Твоего звонка –

В дверь

Или по телефону.

Главное –

Не позвони случайно,

Не нарушь

Моего ожидания.

* * *

Давай сбежим,

Удерём,

Пропадём

У зимнего моря.

Будем стоять

На хмельном берегу

И смотреть,

Как изнемогает день.

Будем утешать друг друга

И отстаивать право

На нас счастливых.

* * *

Дай мне время.

И я полюблю тебя.

Вопреки географии.

Времени вопреки.

Даже вечности вопреки.

Не из жалости,

Из нежности, скорее.

Почти необходимости.

Из чувства противоречия,

Чёрт возьми,

Я тебя полюблю…

* * *

Дожди идут как пленные солдаты,
Не в ногу, спотыкаясь и вразброд.
А я пока не чувствую утраты.
Неверие мне силы придаёт.

Дожди идут, взбивая пену в лужах
Своею нескончаемой тоской.
И мне от этого должно быть хуже,
Но жизнь течёт сонливою рекой.

И через год, не веря, не проверив,
Гляжу на ненадёжный водоём.
…  Но за тобою не закрылись двери
Во сне.

Мы там ещё вдвоём.

* * *

Дожди идут как пленные солдаты,
Не в ногу, спотыкаясь и вразброд.
А я пока не чувствую утраты.
Неверие мне силы придаёт.

Дожди идут, взбивая пену в лужах
Своею нескончаемой тоской.
И мне должно от этого быть хуже,
Но жизнь течёт сонливою рекой.

И через год, не веря, не проверив,
Гляжу на ненадёжный водоём.
…Но за тобою не закрылись двери
Во сне. Мы там ещё вдвоём.

* * *

Если попадать под дождь,

То в Льеже.

Чтобы не было зонтика,

А кафе ближайшее –

Через дорогу.

Чтобы вымокнуть

Не до нитки,

Но до озноба.

Занять место

За столиком в углу.

Долго ждать официанта,

И никуда не торопиться,

С удивлением думая

О будущем.

* * *

Жизнь в турецкой провинции

Исполнена отрадных смыслов.

Расстояние, если не облагораживает,

То отодвигает прошлое

На безопасное расстояние.

В наличии же потухший вулкан

И город с дивным прошлым,

Которое изучу непременно.

А ещё – много неба

И сказочной безвкусицы...

Порой настигает кручина.

Поплакаться, как всегда, некому.

Приучила себя и других

В своей – как её? – самодостаточности

И разительности своей

(Услышала однажды).

А маяка здесь нет.

И смотрителя маяка тоже нет.

* * *

И смерть отвернётся от нас,

Счастливых и пьяных.

Давай неустанно слушать

Волшебное дребезжание

Трамваев на повороте,

«Обдуваемые тихим ночным сквозняком»,

Щуриться от рассветов быстрых,

Одновременно

Тянуться к сигаретам...

Давай не трезветь

Друг от друга

И смерть отвернётся от нас,

Счастливых и пьяных.

* * *

Памяти Виталия Науменко

Как опрометчиво, Виталик!

Ты младше и нужнее миру.

Оле нужен…

И как тебе там?

Видишь ли моего Андрея?

Мы-то с ним не встретимся, увы.

Религии наши не позволят.

Передавай, что помню его

И стыжусь желания снова

Быть счастливой.

Глупая фэйсбучная лента

Ещё глупее без тебя.

Я «захожу» иногда к тебе,

Читаю посты, смотрю фотографии.

Изучаю в очередной раз твои

Рецензии на мои книжечки

И лучше себя понимаю.

На днях нашла твою

С дарственной надписью.

В общем, совершаю

Весь «поминальный обряд».

Не становится легче и очевиднее...

Как опрометчиво, Виталий.

Капризничай, сынок

Спи сынок.

Войны не будет.

Ни сегодня и ни завтра,

Никогда не будет.

Я потакать

Твоим капризам стану,

Смешить и утешать тебя,

И смазывать коленки йодом.

Ты вырастешь.

И ты поймёшь меня.

Боюсь, поймёшь меня.

Капризничай, сынок.

Касабланка

Мужу и поэту Андрею Новикову

1

О чём думала эта женщина,

Сорокалетняя и счастливая,

Скрывающая от всех

Свой возраст,

Названия любимых книг

И фильмов,

Имена любимых поэтов

И музыкантов,

Чтобы никто

Не узнал её

По-настоящему…

О чём она думала,

Когда бежала в синем платье

По мокрому от дождя перрону,

Боясь опоздать

Или разминуться…

Что рождена для счастья?

Что её не догонит бессонница?

Пусть бежит

В своём любимом платье,

Пусть не знает будущего,

(Оно всегда безутешно).

Пусть она навеки счастлива

В том дне...

2

Я жду утешных дней.

Когда слова вернут себе

Значения исконные.

Пруд будет означать

Округлый водоём,

Март снова станет

Одним из месяцев

Весенних.

Но смысл соседний

Будет настигать,

Когда мне слишком много

Будет солнца.

Я своевольничать не стану

И март приму,

И чёрный водоём,

И пустоту.

Без смысла

И без боли.

3

Каждое утро

Придумываю твою смерть.

И к вечеру

Она сбывается.

Но к рассвету

Ты снова оживаешь

И гладишь мои волосы.

4

Я знаю,

Тебя поманила Ингрид Бергман,

И ты уехал в Касабланку.

…Ты, конечно, в баре «У Рика».

(«Все приходят к Рику»),

Как обычно,

Выбрал столик

В дальнем углу.

Куришь вишнёвый табак.

Медленно потягиваешь

Крепкий коктейль.

Рассматриваешь посетителей.

Заводишь разговор

С незнакомцем

О чём-то постороннем.

Я очень надеюсь,

Что ты произнесёшь её,

Эту фразу:

– Луи, это может стать началом большой дружбы…

Ключ

Денис Осокин сказал,                    

Что я ключ к городу К.

А мне –

Закрыть бы город на три дня.

Чтобы не было в нём

Ни жителей, ни гостей.

Пусть бы

Они погрузились в сладкий

Привольный сон.

А я бы ходила

По улицам старым

И улочкам,

Трогала шершавые камни

Башни Сююмбике.

Я всматривалась бы

И вслушивалась бы

В краски и звуки,

Вспоминая смычки и пуанты

Печального детства... 

И стояла бы долго

У памятника Пра моего – Мулланура…

Тихо-тихо было бы в моём городе.

И ушли бы обиды мои.

И поняла бы я город свой.

И простила бы

По-детски…

По-царски…

Княжна

Непреклонно-невесомо

Я брожу среди людей.

Я в гостях всегда как дома.

Дома прячусь от гостей.

Улыбаюсь лишь глазами.

Оттого и не поймут,

То ли весело с друзьями,

То ли мне печально тут.

Я не верю в стойкость пены.

Старомоден мой язык.

И к речам моим степенным

Так никто и не привык.

Диковата, нелюдима.

И надменна, и смешна.

Я обломок пирамиды.

Я – татарская княжна.

* * *

Анне Саед-Шах

Курящий у окна неуязвим.

Он этот мир покинул ненадолго,

Чтобы в одиночестве – о мире.

Он за своей спиной оставил…

Не важно,

Что он там оставил.

А я подумала,

Пусть даже кущи рая за спиной,

Но и к нему иногда

Надо спиной поворачиваться.

И закурила.

Левое

Левая бровь удивляется выше, чем правая.

Кожа на левом локте грубее…

На левую руку люблю

Водружать подбородок свой,

Когда долго на что-то смотрю

Или слушаю сосредоточенно…

Левой глажу собак и рисую.

Слева – четырёхкамерное.

И лёгкое слева,

В него, как и в правое, впрочем,

Дым сигаретный

Без устали втягиваю.

Слева – всё, что мне нужно для жизни.

Быть хочу левой своей половиной!

Справа ложись от меня, мой любимый!

И я прошепчу нежно-нежно на ушко

Слова свои правые…

Самые правые…

Львиный рык и курицын кокот

Добрый Перенов подарил мне

Львиный рык

И курицын кокот…

Весь день я ходила по городу,

И все говорили:

– Смотрите,

Вон женщина с рыжими волосами

Несёт в руках

Львиный рык

И курицын кокот.

И на мобильники фоткали.

Меня не пускали в магазины,

Говорили, что

С львиным рыком

И кокотом куриным

Они не обслуживают.

Только продавщица фруктов,

Заглядевшись на них,

Дала яблоко.

Устав от них,

Рыка и кокота,

Я решила

Их выпустить на свободу

И тихонько в воду опустила.

Так они и поплыли,

Между собой переговариваясь –

Львиный рык

И курицын кокот…

* * *

Мама не смотрела на меня,

Зато повторяла часто:

– Ах, если б…

И задумывалась о чём-то.

Я насчитала однажды

Семь «Ах, если б…» за день.

Тогда уже считать умела.

Нас было трое,

И всем я говорила:

– Семья – это трое.

Так вот,

Мама по дому ходила

И повторяла:

– Ах, если б…

А я не спрашивала,

Что там,

За этим «если б».

Меня не мучает вопрос,

О чём она думала,

Жизнь ответила

На все вопросы.

Просто дочь недавно спросила:

Почему ты повторяешь

«Ах, если бы»…

* * *

Мы будем не поднимать

Градус любовного напряжения,

Бо у меня сверхзадачи,

А у тебя обстоятельства.

Зато мы будем смешить

Друг друга

И откровенничать шёпотом,

Почему-то шёпотом.

Решив не простить тебя,

На столетие младшего,

За провинность страшную,

Прощу опрометчиво.

И никогда не промелькнёт,

Пусть никогда не промелькнёт:

Et si sit?

* * *

На бульвар Ататюрка

Пришла весна.

На остановке трамвая

Стройная девушка

В чёрном никабе

Что-то шепчет в ухо,

Улыбаясь,

Наверное, улыбаясь,

Молодому бородатому человеку.

Солнце смотрит прямо в глаза

И не даёт рассмотреть номер трамвая.

Хотя в этом районе

Он только один – Т2,

Идущий из студенческого района Талас

До Джумхарият майдыны,

Местные жители сосредоточенны

На чём-то неведомом мне.

Правда, одна женщина спросила,

Где поблизости Тюрктелеком,

И я впервые в этой стране

Показала кому-то дорогу.

Но прозрачный воздух,

Но тени от деревьев,

Но горы со снежными вершинами

Вокруг города,

И всё остальное неизвестное

Рисуют сегодня для меня

Новую картину мира,

Может быть, даже –

Картину счастья.

Настроение

Стать стрелкой на часах

Казанского Кремля.

Клавишей Delete

Мирового компьютера.

Дымчатым портсигаром.

Западающей си бемоль,

Утренним бесцветным мраком,

Всеми собаками мира.

Очками Exte на родной переносице.

Безвольным сердечным клапаном –

Чем угодно,

Лишь бы не Лилей Газизовой

* * *

Когда умирает человек, меняются его портреты.

А. Ахматова

Не портреты меняются.

Меняемся мы.

Я меняюсь.

Дышать хочется

Тихо-тихо,

Чтобы никто не услышал.

Хочется молчать

Вослед ушедшим.

Пусть это будет прощанием –

Эта книга, вышедшая не вовремя,

И этот дом,

Вот этот, напротив,

Мы в нём никогда не бывали,

Как и в сотнях других.

Просто на него

Выходят окна дома моего.

– Люби меня, люби меня…

– Любила тебя, любила тебя…

Слова,

Синяя рубашка,

Старый мобильный телефон.

* * *

Несовершенные люди

Живут на несовершенной улице

Несовершенного города

Несовершенной страны.

Они думают несовершенные мысли

И делают несовершенные дела.

Ставят памятники

Несовершенным людям

И читают несовершенные книги.

Но их несовершенные дети

Не берут с них пример,

Они же несовершенные.

Вся надежда – на несовершенных детей…

* * *

Ну не в каждом порту,

Но в каждой стране,

В городе каждом

Быть в кого-то влюблённой,

Любимой кем-то.

Естественно, как в первый раз,

Естественно, как в последний раз.

Преодолевая смущение,

Задыхаясь от желания,

Краснея и заикаясь,

Зная всё наперед,

Прощая себя,

Забывая обо всех,

Отвергая смерть...

* * *

О как я мечтала о них –

Бифокальных и сферопризматических,

Да просто волшебных очках,

Излечивающих близорукость.

Ещё я хотела встретиться

С физиком Утехиным,

Который их придумал.

Вырезку из газеты

Всегда с собой носила

И показывала казанским окулистам.

Они читали и не верили,

Говорили, что этого не может быть.

В двенадцать лет

Я мечтала снять очки

И стать, наконец, красивой.

И вот мы с папой

В царстве офтальмологии –

В московском институте Гельмгольца.

Врач с татарской фамилией Акчурина

Даже читать не стала

Мою обветшалую газетную вырезку.

– Физики не врачи, – говорит.

И добавила:

– Шарлатан он.

Мечта разбилась.

Но вскоре, счастье-то какое,

Линзы появились.

И я выкинула очки свои в окно,

Именно так, в окно,

Совсем не по-взрослому

Я поступила.

Но до сих пор

Сомнения во мне гнездятся,

Не могли очки,

Носящие дивное название –

Бифокальные и сферопризматические – 

Не сделать мир

Более чётким,

Более счастливым.

О свойствах перрона

Что знаю о перронах?

Разделяют пути железнодорожные,

И людей разделяют

На остающихся

И проплывающих в окнах.

Перроны бывают ночные

И все остальные.

На перроне нельзя заблудиться.

Вход и выход

Всегда окончательны.

…Мне бы хотелось

Расширить свои познания

О свойствах перрона.

Осень

Осень такая пора,

Когда уже

Никто не виноват,

А будущее

Не имеет рода,

Как глаголы татарские.

Осень такая пора,

Когда долго решаю,

Летние туфли

Убрать уже

Или оставить в прихожей.

Осень такая пора,

Когда мимолётное

Помнится дольше.

Главным становится

Второстепенное.

Когда уточняю –

Мне страшно  –

Своё представленье о счастье.

* * *

Осуждается татарский язык

За то, что посмел

Встать вровень с державным,

За то, что сумел сберечь себя,

За то, что «отца и матери язык»,

Эткэм-энкэмнен теле…

Одобряется татарский язык

В строго отведённых местах,

В строго отведённое время,

В строго регламентированных целях,

В строго отведенном объеме –

Кечкенэдэн анлашылган

Шатлыгым, кайгым минем.

Предлагается отказ от татарского языка,

Потому что не в тренде.

Потому что малое поглотится большим.

Потому что империя.

Потому что обречён.

Ярлыкагыл, дип,

үзем һәм әткәм-әнкәмне, ходам!

И туган тел…

Папа и фуэте

Несложно делать фуэте.
Но как не выйти
Из круга воображаемого?!..

Ловлю равновесие под Казанью,
Где в центре сада
Деревянный настил установлен
Для моих ежедневных занятий.

Мама рисует мелом маленький круг,
А папа – большой.
После двенадцатого —
Не я кручу фуэте,
Мир кружит меня
Вокруг яблонь и сирени,
Кустов крыжовника и малины, —
И я не удерживаюсь
В маленьком круге.
Мама презрительно щурится,
А папа восхищается.
После восемнадцатого —
Я и в большом круге не удерживаюсь.
Мама уходит в дом,
А папа восхищается.

И дивится дачный люд
На фуэте мои,
На мамину строгость,
А больше всего —
На папино восхищение.

Плач ребёнка

Я думаю, о том, какие мысли

В голове у очень толстого ребёнка.

И часто ли ему бывает грустно...

Я думаю, что толстого ребёнка

Намного чаще обижают,

Чем худого.

Ещё я думаю о том,

Что, в каждом из нас

Плачет толстый ребёнок.

* * *

Позвони неожиданно.

Чтобы я выронила чашку из рук,

Чтоб рухнул мир,

Который я старательно

Кирпичик за кирпичиком.

Позвони неожиданно,

Чтобы картина на стене

Покачнулась.

Чтобы всё – по-другому.

Чтобы жизнь – кувырком.

Чтобы я очнулась,

Наконец,

От сна.

Попытка киносценария

В моём фильме идёт дождь.

Вода стекает по жёлобу крыши

Потемневшего от бессонницы

Старого дома

В большую деревянную бочку.

Там плавают головастики.

Молчаливый старик

(о нём все забыли)

 и грустная девочка

(она станет через много лет балериной)

Сидят на крыльце.

Она приходит к нему,

Потому что с ней не играют другие дети.

Они мало разговаривают,

Пьют чай с жёлтым мармеладом 

И смотрят на озеро.

Девочка про себя называет его океаном:

Всё в мире пока несоразмерно ей.

Изредка дорогу перед крыльцом

Перебегает серая кошка

(её никогда не задавит машина,

она умрёт тихо во сне)

В фильме ничего не происходит.

Старик курит папиросы

И старается ни о чём не вспоминать.

А девочка сидит рядом

И шёпотом разговаривает с куклой

В моём фильме преобладает синий цвет.

Платье девочки,

Старый вязаный свитер старика,

Чашки и перила крыльца,

Даже струи дождя  – 

Всё синего цвета.

Когда после дождя

Появляется солнце,

Но уже опускаются сумерки,

Старик отводит её домой.

Они идут по дороге

Навстречу закату,

Две тени –

Большая и маленькая –

Не решаются приблизиться к ним.

Возвратившись домой,

Старик снова садится в кресло,

Рот принимает форму горизонтальной скобки.

Он не плачет.

Просто старается не вспоминать.

А в конце никогда не снятого фильма

Просто дорога и титры.….

Поэт

Бог создал влюблённым тебя:

В обгрызанные карандаши

И ластик, за холсты закатившийся,

В стареющего трактирщика

И умирающего Сервантеса.

В честные шаги человека,

Несущего хлеб,

В грустные автомобили

И прокисающее пиво,

В одежды, которые

Пишут шедевры и в космос летают.

А ещё – в беззащитные свойства фарфора…

Только в меня не влюбляйся, Шота!

Вдруг я не устою!

И придётся мне стать совлюблённой с тобой

В каплю шампуня и синюю луну

И даже –  

В остывающую печь тонэ…

* * *

А. Н.

Пусть длится этот день.

В нём мало вздора.

Из комнаты – в комнату,

Касаясь поверхностей,

Чтоб увериться окончательно:

Всё – настоящее,

Нестерильное,

Ненадолго...

Пусть туя вечно тянет

К моему окну

Свои худенькие руки.

Корзина на подоконнике

Без яблок и грибов

Отправится скоро в чулан.

Может, выйти за хлебом?

Или – в компанию шумную?

И сумерки не наступят.

И не вспомню.

Снегопаденье

В контексте мартовского снегопада

Недостоверными становятся

Слова и города…

Неверно дребезжание трамваев,

Сворачивающих с Пушкина

В Норштейновский туман…

И как не ощутить родства

С холодным воздухом,

Он в лёгких вязнет

И не даёт дышать…

В эфире стынет

Протяжно-сложная

Песнь муэдзина…

Порой невыносимо,

Но светло

Снегопаденье в марте…

Сююмбике

Люблю ошибки в словах дочери.

Когда говорит:

Продавательница,

а не продавщица.

Цирковщица,

а не циркачка.

Люблю, когда буквы не выговаривает.

Тоскую я:

Отучая от ошибок,

Отучаю от детства.

Турецкий дождь

1

Засмотрелась на турецкий дождь,

Засидевшись в кафе

С людьми незнакомыми,

Оттого симпатичными и близкими,

Глядя на египетский обелиск

И пробегающих мимо людей без зонтиков,

Гладя котёнка непрерывно мяукающего

И ожидающего свою порцию мясного счастья,

Опоздать на самолёт

И…  вернуться в кафе.

Снова всматриваться

В турецкий дождь

В ожидании следующего рейса…

2

Здесь мало собак,

А кошки льстивы и требовательны.

Здесь не торопятся жить, –

Время тает, как пахлава во рту.

И по мобильному,

Как назло,

А, может, так надо,

Не дозвониться в Россию.

…. Ощущаю себя камушком

У подножия горы.

И судьба моя,

И долги перед близкими эфемерны.

Ненадёжна и легка

Жизнь в Стамбуле…

3

Пишу на салфетках,

Сидя в кофейне

У башни Султанахмета.

Нет бумаги иной.

Кто знал,

Что в Стамбуле захочется

Испещрить кириллицей

Турецкую бумагу.

К чему это?

Турецкому циклу?

Турецкому короткому счастью моему?

4

Знаю девять ступенек Стамбула,

Последняя из которых ведёт

К полюбившейся скамейке,

Возможно, заветной.

Сидя на ней вечерами,

Всматриваюсь в Босфор…

Что надеюсь увидеть там?

Смотрю на полную луну

На припозднившихся прохожих.

И начинаю понимать – 

Девять ступенек Стамбула

Привели меня не к скамейке – 

Просто мне в руки попала новая книга

Об иноземной жизни.

* * *

Насте Строкиной

Ты говоришь,

Казань далеко,

И там есть море.

Хорошо, пусть будет море.

И набережная.

И твои поздние возвращения,

Как у моря другого.

Чтоб ты ни говорила,

Мы будем печалиться

И вспоминать

Каждый своё.

Главное,

Мы будем знать,

Что море в Казани

Тёплое.

* * *

А. Ф.

Ты фотографировал меня

На фоне «горячей сирени»

И на фоне домика,

Где ты жил в детстве.

Ты так много говорил,

Так много и увлечённо,

Что я не решалась перебить тебя.

Я пропитывалась

Годами твоей юности

Без остановки, без устали,

Днём мы гуляли,

А вечером я читала твои стихи.

И уже не понимала,

Что говорил мне ты,

А что я из стихов твоих узнала.

* * *

У папы был Паркинсон.

Он и лишил меня папы.

Я и знала, что лишит.

Фиксировала спокойно и с ужасом

Нарастающие симптомы.

Папа был профессором-историком.

Заставлял подписывать все фотографии:

Чтобы и место, и время, и люди.

Удивлялся, если обнаруживал,

Что я забыла дату чего-то славного.

Или бесславного.

Папу любили женщины.

После его командировок

Они долго ещё звонили

К нам домой

И разговаривали со мной

Слащавыми голосами.

Вначале мы жили втроём,

Потом вчетвером.

В итоге остались вдвоём,

Пока я не вышла замуж.

Пять лет прошло.

А был ли папа...

* * *

Уточнить отношения.

Выпить яду.

Составить план на завтра.

На вечерней разминке

Пробежать на шестьсот метров

Больше, чем вчера.

Вернуться утомлённой.

Принять душ.

Не удержаться

И съесть три конфеты

С барбарисовым вкусом.

Попереписываться о важном

С чудным человеком,

Живущим у моря.

Послушать испанскую песенку

На стихи, переведённые

Этим поэтом.

Заснуть раньше, чем обычно.

Проснуться посреди ночи

И попытаться вспомнить,

Что снилось.

Проснуться утром

С желанием описать

Вчерашний вечер.

Про яд строчка лишняя была.

Чай или кофе

А.

Ты говоришь нараспев.

Юг России в тебе

Отзывается длинными гласными.

Но это не самое главное.

Из девяти муз

Ты вспоминаешь восемь.

И это неважно ничуть.

Зато мы одинаково

Держим сигарету у щеки

И в тесте смешном

Выбираем не собак,

А кошек.

Хочешь, кубики льда

Мы положим в чай?

Или кофе?

* * *

Я хотела бы жить с вами

В маленьком городе…

М. Ц.

Это была бы плохая идея –

Жить с вами

В маленьком городе.

Я бы предпочла

Видеться с вами нечасто,

Скорее, даже наоборот.

Мы целовались бы до одурения,

Почти без стеснения,

Без обещаний,

Без будущей тоски.

Мы гуляли бы по улицам,

Взявшись за руки.

Мы не могли бы насмотреться

Друг на друга,

Смеялись бы

И не строили

Планы на будущее.

А город смотрел бы на нас

С лукавством нежным

И строил бы собственные планы на нас.

А пока...

На чём мы остановились?