Лев Штальман

Лев Штальман

Четвёртое измерение № 2 (629) от 15 октября 2024 года

Занавес Мельпомены

* * *

 

Евгению Пацино

 

Нахлынет чувство, мысль придёт,
Слова возникнут, в текст слагаясь.
Пока немой. Так в спелый плод
Круглится постепенно завязь.

А после, в отведённый срок,
Приблизившись уже вплотную,
Уста познают пряный сок
Плода – и текста речь живую.

 

 

Неусыпаемо

 

Е.П.

 

Царь Давид щиплет струны,
Бьёт поклоны монах...
Через времени дюны
Перекличка в веках.

Никуда ей не деться.
Из начала в конец
Строками Псалмопевца
Осенён псалмочтец,

Славословя до дрожи
И горя как в огне:
«Не оставь меня, Боже,
Не отрини мене».

 

 

Март

 

Будут ветер и тучи
До скончания лет.
Вьюге злой не наскучит
Гнуть берёзке хребет.

Проткнут пиками сучьев
И на дыбу воздет,
Бьётся, будто в падучей,
«Перекрёстка» пакет.

Снег мешается с грязью.
На скамейке лежит
Сдавшийся безобразью
Пьяный бомж-инвалид,

Он храпит, и клокочет,
И пускает слюну...
Где же Ты – Авва, Отче?!
Ниспошли хоть весну...

 

 

Декаданс

 

От прелести до прелости
Фатален переход:
Всё свежее по первости
Впоследствии гниёт.

У облака и облика
Один удел – пропасть.
На оклик нету отклика,
Не станет целым часть.

И только в полной слабости
Поверженных колен
Даст ощущенье сладости
Неодолимый тлен.

 

 

Милость

 

Т.–В.

 

На мшистом камне молча внемлю
Скороговорке родника,
Ступнями упираюсь в землю,
Взор устремляю в облака.

На дольний мир, как и на горний,
Любвеобильно излита –
Всего, что есть, нерукотворней –
Божественная Чистота.

 

 

Жизнь – театр

 

Я брею дряхлого отца
На кухне крохотной и бедной,
Мертвы черты его лица,
Обтянутого кожей бледной.

«О чём ты думаешь?» – хочу
Спросить, однако не решаюсь.
Пусть дремлет. Глажу по плечу,
Ответ придумать сам пытаюсь.

Он, верно, маму подхватив,
Кружится с ней в пятидесятых.
Уже не помнятся мотив,
Подробности событий, даты...

Ушла она. А потому
Последний акт семейной драмы
Играть вдвоём – мне и ему –
По прихоти античной Дамы.

Щетину доскоблил станок,
На помазке опала пена.
Ещё не распускай шнурок
На занавесе, Мельпомена!

 

 

Июль

 

Пора цветения цикория,
Тысячелистника пришла.
По очень сложной траектории
Меж ними движется пчела.

Она, ведома осознанием
Значения своих работ,
Не ищет смысл существования,
А хоботком нектар сосёт.

К чему премудрые сентенции,
Когда тут дел невпроворот?
Весь смысл – в сладчайшей квинтэссенции,
Название которой – мёд.

 

 

* * *

 

На дальнем кочевье сумбурного сна
Резвятся небитые плетью
Свободные кони; на ближнем – война,
Дурман, белена, лихолетье.

Отравное зелье, бесовский огонь,
Всеобщая ненависть близки.
А там – вдалеке – трётся гривою конь
О шею подруги-киргизки.

Гармонию гор, наважденье равнин
Толкуй и предсказывай, сонник!
Понятно уже, я не справлюсь один
С трактовкой запутанных хроник.

 

 

Душа

 

Под вавилонскими ивами – арками, сводами –
Тенями неторопливыми, тёмными водами,
Тающим и пропадающим прикосновением
Что-то меняет пристанище, канет в забвение,
Тянется медленно – зыбкое, зябкое, робкое –
Гладью безветренной, словно невидимой лодкою,
Верной движениям старого строгого кормчего,
Плавным скольжением в сторону берега отчего.

 

 

* * *

 

Ничего предсказать невозможно
В смутном времени перемен.
Только чуешь сильнее подкожный
Кровоток артерий и вен.

Как снежок покатившись с откоса,
Нарастает событий ком.
Изогнулась судьба в знак вопроса,
Точно кобра перед броском.

 

 

Врубель

 

Берлинскую лазурь, лиловый сумрак ночи,
Отверстой раковины чёрно-белый перламутр,
Тревожной красоты исполненные очи,
Чей взгляд недвижен, мрачен и обманчиво-премудр,
Мерцающие грани из-под мастихина,
Угля и грифеля плетущие узор черты –
Всё унесла с собой безумия лавина,
И жадно поглотил кромешный омут слепоты.

 

 

Старость

 

Осталось немного дыханий,
Шагов, пробуждений, стихов.
Последнюю мелочь в кармане
Истрачу и буду таков.

Пустой, одинокий, бесстрастный,
Исчезну в назначенный срок,
Надеясь (возможно, напрасно),
Что смерть не предел, а порог.

 

 

Йога

 

Предзимье, нелюбовь и депрессивный ступор
В шавасане приму – смиренной позе трупа.

Я сумраком дышу в медитативной коме,
И вот уходит всё, дыханья разве кроме.
Пропало и оно, а место на экране
Досталось только ей – животворящей пране.

...Всплываю, и меня, как рыбы, тычут тупо
Предзимье, нелюбовь и депрессивный ступор.

 

 

Ссора

 

Из перебранок впопыхах,
В пылу бессмысленного спора
Растёт, как тесто на дрожжах,
И вырастает наша ссора.

И вот уже идут бои
Без правил: жёстко, не на шутку;
И мы позиции свои
Отстаиваем в схватке жуткой.

Ничья. На тех же мы местах.
Врагу не уступив ни пяди,
Дух переводим и в сердцах
Клянём раздор, будь он неладен.

А вдоль нейтральной полосы,
Прадавних тигров саблезубей,
Дозор несут цепные псы
Строптивых наших самолюбий.