Лев
Либолев

на кресте

То, что не стало нам родиной, стало 
     домом, 
то, что оставлено где-то – родной 
     землёй. 
Жизнь оказалась романом не многотомным, 
просто бестселлер, но ты уже пожилой 
и не читаешь запоем, припоминая – 
что там в начале-то было и на каком 
слове всё изменилось, пошла иная 
тема, в которой ворочает языком 
говор, привычный за несколько лет 
     последних, 
битый акцентом, куда от него уйдёшь. 
Но принимается всё – и на здешнем 
     сплетни, 
город на здешнем, на здешнем река и 
     дождь. 
Тамошний – свой, он до мозга костей, 
     исконный, 
хочешь-не хочешь – а нету его родней. 
Ищешь знакомое со своего балкона – 
старых знакомых, знакомый порядок дней. 
И не находишь, и куришь, себя ругая – 
даже не тянет – обидная ерунда. 
Тема исчерпана, и понеслась другая – 
тихий уход, ускользание в никуда. 
Те же акации, те же берёзы, те же 
воспоминания... А облака не те, 
звёзды другие и ветер другой – 
     лютейший, 
ужас другой в наступающей темноте. 
Лучше ли, хуже ли, так же ли – важно 
     это? 
Если на месте двора, где когда-то рос, 
новое здание высится – песня спета, 
и перепеть не получится ни всерьёз, 
ни понарошку. Приедешь – всё так же 
     рады 
все – и живые, и мёртвые. И опять 
время проводишь, подкрашивая ограды 
и привыкая в последнюю ночь не спать, 
не узнавая, особенно если в зиму, 
город и улицы, новые имена. 
Холодно, сумрачно, тускло, невыносимо 
быть не своим. То, что смерть на миру 
     красна – 
дурь несусветная. Думаем, что сегодня 
будет не так, возвращаемся из гостей 
ангелами после праздников новогодних, 
ёлкой, которая сыплется на кресте.