Интродукция
Я выхожу на балкон посмотреть на град.
Рамы скрипят.
Чёрную мельницу вертит вечерний гром.
Что-то изменится, чувствую всем нутром;
В какую ни лезь дыру,
Мы в узелке у грядущего, на ветру.
Это не буря несёт над землёй пыльцу,
Это ты подносишь меня к лицу,
Это лист, предчувствующий глаза.
Позади грозы небесная полоса,
Где золотистою коркой иной земли
Жёлтое слово высветится вдали.
Искоростень
Теперь хожу и мыслю, сам
Не свой, неясно мне
Зачем я раньше не писал
О голубях в огне.
Одиннадцать веков спустя
Не жаль ни тех, ни тех.
Но вы представьте, как летят
До обречённых стрех.
И не равно ли, чьим трудом
Да в радость чьим богам,
Когда есть голуби с трутом,
Привязанным к ногам.
Август
Я не сдавался никому,
Помимо августа, пожалуй,
Когда распугивает тьму
Вечерний гром над гаражами,
Когда гроза рождает вдруг
Не застланную мглой полоску
И жёлтый свет, и тонкий круг
От чашки на столовых досках.
И вечером, и вообще –
Я в августе всё время вижу
Движенье тайное вещей,
В иные месяцы недвижных,
И жёлтый свет, и тонкий круг
От чашки на столе дощатом,
Как будто от тебя, мой друг,
Мне сообщаются закатом.
Как будто из иного дня,
Когда, не встретившись с тобою,
Я шёл, и с яблонь на меня
Сходило пламя золотое;
И оттого, что я горю,
Я так же тайно торжествую,
Как будто этим я дарю
Тебе, далёкой, жизнь иную.
Когда-нибудь в час труб и крыл
Воздастся, может быть, сполна мне
За то, что музыку любил
И вещи называл словами,
И, может быть, заметит внук,
Меня ворочая под лупой,
Тот жёлтый свет и тонкий круг
От чашки на дощечке грубой.
Но ты храни меня, храни,
Сама не ведая об этом,
За эти медленные дни
На медленном исходе лета,
За жёлтый свет и тонкий круг
От чашки на доске неровной.
Не выпускай меня из рук,
Мой ангел неправдоподобный!
* * *
В нашем доме нет огня
Ходят кони сквозь меня
На распахнутом балконе
Сплю с полночи до полдня
На балконе ходят кони
Лунным стременем звеня
Завтра встретимся с женой
Кто-то есть в ночи живой
В тёмных призраках растений
Ходят кони под луной
Завтра будет день осенний
День овсяный
день ржаной
* * *
Затем октябрь и вписан в год,
Чтоб мыслью не пренебречь,
Что будет много плохих работ
И много хороших встреч.
И то луга с голубой росой,
То в огненной охре лес.
Но, в общем, когда-нибудь это всё… –
На то октябрь и есть.
Я на балконе. Над ним Борей.
Пахнет едва-едва
Горячей пылью от батарей
И скошенная трава.
И только низко над головой
Несётся звон комарья.
Лети, дорогой. Лети, дорогой.
Теперь это кровь твоя.
Старинная песенка
А что теперь? теперь Бог весть.
Я раздаю всему помалу.
По слогу нам на вальс и лес,
По слову ветру и каналу.
О нет, Борей необорим,
Не удержать ладонь в ладони;
Но если так, то отчего не
Стоять, как дерево, под ним.
Пускай летит моя листва,
Вперёд меня бесцельно гибнет,
Но там, где кончатся слова,
Виденье странное возникнет;
И в нём надежда, что не зря
Заглядываю в небеса я,
Над пропастию повисая
И с пропастию говоря.
* * *
Всё утонет в радужном сиянье
День повержен дождь прошёл как год
В ноябре легко попробуй в мае
Я не знаю что произойдёт
Жизнь моя ты всюду всюду всюду
Оглянусь а всюду жизнь моя
Облака белеют как посуда
Как бельё сверкают тополя
Не во имя больше но во время
В небе проплывают облака
Спи жена не помня и не внемля
Ты не здесь слегка слегка слегка
И когда я выйду в тёмный вечер
Изморось дыханьем горяча
Небо надо мной не станет легче
Но прогнётся в области плеча
* * *
Кода.
Кончается месяц июль,
Достойный вниманья поэта.
Ничто не случайно. Заглянешь за тюль, –
Идёт за приметой примета:
Шумит перекличка живого в лесу,
Горячий репейник трепещет,
Паук, между веток застыв на весу,
Плетёт необычные вещи;
Чайки с собаками делят эфир;
Трамвай голосит над рекою,
Играя за окнами наших квартир
Немыслимою синевою.
За всем этим следует что-то ещё,
Чего-то иного начало.
Вьются над битою алычой
Бабочки адмиралы;
К полудню жара заливает большой
Пустырь, где колеблется вереск.
За всем этим следует что-то ещё,
Какой-нибудь август, надеюсь.
И даже когда уберут алычу
С дорог специальные люди,
И я на удачной строке замолчу,
Там что-нибудь всё-таки будет,
Там что-то останется, Боже ты мой,
Творящий за месяцем месяц, –
Какая-то чёрточка у запятой,
Какой-нибудь август, надеюсь,
Какой-нибудь атом, лежащий в пыли,
Незримый, – останется рядом;
Он будет ничем и ни с кем неделим;
Спасибо; мне нравится атом.
И вот, начиная примерно с конца
Июля, до берега лета
По всем палисадникам пахнет пыльца
Ни с чем не сравнимого цвета,
В траве от неё тяжелеет пчела,
Пчелиную чувствует радость,
Вступая в расцвет своего ремесла, –
Тогда начинается август;
И будет трамвай проплывать над рекой,
Пестрящей утиною корью,
В пространстве, заполненном краской такой,
Подобранной в детстве для моря.
Ты думаешь, я всё не вытяну нить,
Слова волоча за словами,
Но это моё ремесло шевелит
Моими сухими губами:
Мой царь травяной, нам не вечно, звеня,
Тревожить горячие ульи, –
Ты кончишься, август мой, но и меня
Не сможешь оставить в июле;
И там оглядишься: иная близка
Пора; и пока мы как будто
Не знаем, – сентябрь основные войска
Подводит на наши редуты.
Туман; и собаки над жёлтой листвой;
И чайки с трамваями спорят
В пространстве, заполненном краской такой,
Подобранной в детстве для моря;
И мне остаётся не голос, но звон,
С которым, допустим, цикада
Прощается с летом; я счастлив, что он
Не может быть понят превратно;
Грячий репей или запах дождя
Из прошлого времени года,
Цветенье, цветенье, но, чуть погодя,
За всем этим следует кода,
За всем, мой немыслимый, этим и тем,
Неназванным, месяц мой, дай мне
Закончить, – не здесь ещё, август, но где
Уже не достанет дыханья,
Поскольку иначе не встретят конца
Слова, заполняя пустоты,
Здесь хватит,
держащий меня у лица, –
Ты знаешь,
Здесь хватит работы.
© Леонид Поторак, 2018–2023.
© 45-я параллель, 2023.