Ларисса Андерсен

Ларисса Андерсен

Все стихи Лариссы Андерсен

* * *

 

Где-то там, на этом свете,

Ты живёшь не для меня.

И растут не наши дети

У не нашего огня.

Но неведомая сила не развязывает нас.

Я тебя не отпустила –

Ни навеки, ни на час.

Лишь уснёшь – тебе приснится

Тёмный сад и звёздный пруд…

И опять мои ресницы

Осенят и уведут.

Ускользнёт среди растений

Зашуршавшая ладья –

В тишину, где дышат тени,

В глубину, где ты и я.

 

Идиот

 

…Кричи – не кричи…

Мария Визи

 

Так пусто, темно и скверно.

Такая глухая ночь!

Сам Бог не может, наверно,

Такому миру помочь.

В стихах у Марии Визи –

«…кричи – не кричи…» – так вот,

Над лестницей, на карнизе

Повесился идиот.

Он вырвался из барака,

Метался, и выл, и звал…

К нему ласкалась собака,

Но сторож её прогнал.

Увидел один прохожий,

Сказал: – Пусть поможет Бог! –

Но ты, Всемогущий Боже,

Как видно, помочь не смог.

А как же понять иначе?

Ведь сам он не виноват?!

Зачат был во зле и плаче,

И выброшен в Жизнь, как в ад.

Иль, может быть, ты доверил

Нам, людям, свои дела?

А мы закрываем двери,

Себя оградив от зла.

Кричи – не кричи: не слышим,

Совсем не до криков нам:

Мы «по веленью свыше»

Тебе воздвигаем Храм.

Пусть испускают крики,

Пусть топчутся у ворот…

Мы славим Тебя, Великий,

И ждём для себя щедрот.

 

 

Кошка

 

Наконец-то, кошка, мы с тобой вдвоём.

Погрустим немножко, песенки споём…

Будет синий вечер лезть в окно тайком.

Я укрою плечи маминым платком.

Я тебя поглажу и пощекочу,

Ты же мне расскажешь всё, что я хочу:

И про ту сторожку в тишине лесной,

И про то, что, кошка, мы сбежим весной.

Мы с тобой такие, мы с тобой – одни,

А они – другие, не поймут они.

Не поймут и скажут: – Ишь ты, как горда!

Улыбнуться даже стоит ей труда.

То даётся в руки, то лишь хвост трубой!.. –

Кошка, ведь от скуки любят нас с тобой! –

Лишь за то, что гладки, гибки да хитры,

За красу повадки, за азарт игры…

За уют, за сказки, за холодность глаз,

За скупые ласки – когти про запас…

А когда поверим – нас не захотят,

Выбросят за двери, как твоих котят.

Ничего, мы сами. Мы одни – и пусть!

Пусть томится с нами ласковая грусть!

Пусть ничем на свете нас не смогут взять,

Втолковать все эти «можно» и «нельзя».

Пусть в холодной злобе, когти затая,

Мы – игрушки обе. Обе – ты и я!

Мучай нас не мучай – мы всегда верны

Древней и дремучей радости весны.

И, как только ветер шевельнёт листом,

Так махнёшь вот этим шёлковым хвостом.

Я ж, глаза сощуря, – следом за тобой:

И в грозу, и в бурю, и с судьбою в бой!

 

* * *

 

Лучшие песни мои не спеты,

Лучшие песни мои – со мной…

Может быть, тихою ночью это

Бродит и плачет во мне весной?

Месяц застыл, навостривши уши,

Слушает сонную тишь земли…

Если бы кто-нибудь мог подслушать

Боль безысходных моих молитв!

Сладким, безумным предсмертным ядом

Яблони майскую ночь поят…

Знаю я – всем нам, цветущим, надо

Прятать в груди этот нежный яд…

 


Поэтическая викторина

* * *

 

Манила, Адриатика, Гренада...

Экзотика, лазурь, сиянье льда...

Как были мы взволнованны, как рады

Попасть хотя бы мысленно туда.

Как мы водили по цветистой карте

Смешными пальцами в следах чернил.

Как тут же, в классе, на корявой парте

Цвели магнолии, искрился Нил…

Нам ровно ничего не говорили

Какие-то простые – Припять, Псков,

Мы просто засыпали, не осилив

Всех этих скучных рек и городов.

И вот теперь под знойным чуждым небом,

Экзотики хлебнув за все года,

Отведавши кусок чужого хлеба,

Мы так хотим, мы так хотим туда!

Туда, туда, где Псков, и Днепр, и Киев,

Где в пятнах не чернил уже, а слёз

Горят для нас названья дорогие

Огнём незабывающихся гроз…

Там нет ни пальм, ни фиников, ни рифов,

Там холод, смерть, страдания и кровь,

Но, слившись с ней обыденною рифмой,

Над всем горит и светит всем – любовь.

И над бесцветной картою застынув,

Прокуренными пальцами возя,

Минуя все моря и все пустыни,

Мы шепчем: – Киев… взят или не взят? –

Манила, Адриатика, Гренада –

Нам не нужны. Не нужен целый свет...

Одну страну, одну страну нам надо,

Лишь ту – куда нам въезда нет.

 

Месяц теплился в бледном небе...

 

Месяц теплился в бледном небе,

Кротко таял и воск ронял,

Тихий вечер в печальном крепе

Подошёл и меня обнял.

И заплакал. А я стояла…

На могиле цветок белел.

Я уже навсегда узнала,

Что случается на земле.

 

И никто не сказал ни слова,

Но я знала – порвалась нить.

А потом я осталась снова

Улыбаться, и петь, и жить,

 

И смолкать.

И смотреть не прямо

Потому что сквозь блеск и лоск

Над полянкой, над мертвой мамой

Бледный месяц роняет воск…

 

 

На мосту

 

На том берегу – хуторок на поляне

И дедушкин тополь пред ним на посту…

Я помню, я вижу – сквозь слёзы, в тумане,

Но всё ж я ушла и стою на мосту.

А мост этот шаток, а мост этот зыбок –

От берега деда на берег иной.

Там встретят меня без цветов, без улыбок

И молча ворота захлопнут за мной.

Там дрогнут и хмурятся тёмные ели,

И, ёжась от ветра, мигает звезда…

Там стынут улыбки. И стонут метели,

Нет, я не дойду, не дойду никогда.

Я буду стоять, озираясь с тоскою,

На сторону эту, на сторону ту…

Над пастью обрыва с проклятой рекою.

Одна. На мосту.

 

Невыполненный обет

 

Посвящается Алексею Ачаиру

 

Всем я рада, и все мне рады:

И домашние, и друзья.

Я для каждого то, что надо:

Вот кто я, а совсем не я.

Для усталого я – подушка,

Для обиженного – жилет,

Развлечение – для подружки,

Для поэта – слегка поэт.

Для животных – защита в драке

И всё вкусное, что дают:

Суп и косточка для собаки,

Для кота – молочко, уют.

Я бесформенна и безмерна,

Как вода – разольюсь во всём!

Даже лошадь и та, наверно,

Сочетает меня с овсом.

Так и есть. Я ничто иное.

Я лишь то, что им надо взять.

Вот…

А ночью, в тиши, за мною,

Знаю, кто-то придёт опять!

И послышится шёпот строгий,

Словно шелест незримых крыл:

– Ты свернула с своей дороги,

Той, что я для тебя открыл.

Расточая свои щедроты,

Опьянённая суетой,

Ты небрежно забыла, кто ты,

Чьи светились в тебе высоты,

Кем доверенная мечта! –

И в отчаянье, чуть не плача,

Я взмолюсь: – Кто же ты, мой бред?

Или я – твоя неудача,

Твой невыполненный обет?..

 

Всем я рада, и все мне рады,

Но укор твой стоит стеной.

Так скажи же, что делать надо

Чтобы ты был доволен мной.

 

Печальное вино

 

Памяти Александра Вертинского

 

Это было давным-давно,

Мы сидели, пили вино.

Не шумели, не пели, нет –

Угасал предвечерний свет.

И такая цвела весна,

Что пьянила и без вина.

Темнота подошла тайком,

Голубея лунным цветком,

И укрыла краем крыла,

А печаль всё росла, росла,

Оставляя на много лет

Догорающий тихий след.

И, я знаю, никто из нас

Не забыл тот прощальный час,

Что когда-то сгорел дотла…

Так прекрасны печаль была,

Так звенела в ночной тиши,

Так светилась на дне души.

 

 

Письмо

 

«Прощай, пиши и будь здорова»…

Полжизни разделило нас –

И даже память утихает,

Лишь ночь глядит в упор, сурово,

Без утешений и прикрас,

И где-то всхлипывает час,

Опять упавший между нами:

Так плачет ветер в проводах,

Так волны чёрные вздыхают,

Так стонут в поле поезда,

Так побелевшими губами

Мы произносим: никогда. 

 

Тот человек

 

Опять я проснулась так рано

И встала не с той ноги!

Нет, я не больна, но странно –

Всё кажется мне другим.

И ветер шумит иначе,

И тополь стучится в дверь,

И кто-то в камине плачет,

Скулит и рычит, как зверь…

 

Нет, нам выходить не надо!

Давай запрёмся на ключ.

Смотри, как мечется стадо

Напуганных ветром туч!

Толкаются, как бараны,

А маленький – вон! – отстал…

А тень на холме – так странно –

Похожа на тень креста…

 

Но это мои тревоги,

И ночи почти без сна,

А засну – всё дороги, дороги…

И я средь толпы одна.

В давке вокзальных агоний

Никак не пробраться мне!

А маму зажали в вагоне,

Истошно кричит в окне.

 

Когда это было? Не знаю.

Давно. Спасена. Повезло.

Так пусть эта память больная

Простит безучастное зло!

Как только рванулись вагоны –

Меня, да с кульком заодно,

Бегом, сквозь толпу, сквозь законы,

Солдат сунул маме в окно.

 

Уж мама, как звать, не спросила,

Назвав просто – «Тот Человек»,

Молилась, чтоб светлая сила

Спасла его в страшный век.

Какой он был – белый иль красный,

Она не пыталась узнать:

Единственный НЕБЕЗУЧАСТНЫЙ,

Он понял чужую мать.

 

 

Цветок

 

Никакого счастья у нас не будет.

Никакого счастья нигде и нет.

Может быть, только помнят люди

Этот давно отсветивший свет.

Всё, изменяясь, одно и то же…

Всё, исчезая, приходит вновь…

С каждым рассветом – Счастье, быть может?

С каждою встречею – ты, Любовь?

И каждой весной, неизменно,

бездумно и просто

Цветут на полях и на холмиках

кладбищ цветы,

Бездонною ночью сияют бессчётные звёзды

И новым возлюбленным шепчут: любимая, ты!

Но на этой земле, где стираются все следы,

Благодарность – не вежливость: мудрость.

Поймёшь ли ты?

Я, одна из любимых, на весенней земле,

вот тут,

В этот короткий, во тьму ускользающий миг

Чужому, тебе, так близка, что слышу,

как боль щемит…

Цветы увядают, но всё же они цветут.

Возьми мой цветок – храни…

 

* * *

 

Я думала, Россия — это книжки.

Всё то, что мы учили наизусть.

А также борщ, блины, пирог, коврижки

И тихих песен ласковая грусть.

И купола. И тёмные иконы.

И светлой Пасхи колокольный звон.

И эти потускневшие погоны,

Что мой отец припрятал у икон.

Всё дальше в быль, в туман со стариками.

Под стук часов и траурных колёс.

Россия – вздох.

Россия – в горле камень.

Россия – горечь безутешных слёз.

 

* * *

 

Я ещё не изведала горя,

Я ещё молода и резва,

И живу я у самого моря –

Предо мной, надо мной – синева!

Я ещё никого не любила,

Никого не теряла, любя,

И ничья дорогая могила

Не отнимет меня у тебя.

Я росла для тебя. Между нами

Даже тени не встанут тайком.

Я ребёнком играла с волнами,

С золотым побережным песком.

От песка этих кос позолота,

И от волн синева этих глаз.

Говорят, на спине кашалота

Приплыла я в полуденный час.

Это смуглое гибкое тело,

Как жемчужину, я берегла…

 

Так ему я сказать бы хотела,

Если б заново жить начала.

 

* * *

 

Я, кажется, носом клюю над альбомом

Своих фотографий. А так берегла!

Куда ж их девать? Разослать по знакомым?

Пусть вспомнят: такая жила да была…

И будут валяться застывшие «миги»,

Пока молодые не вычистят дом,

Чтоб новые вещи, и новые книги,

И новые фото расставить кругом.

Знакомая мамы… А около – папа,

А шляпка-то, шляпка! Комичный наряд,

Такие носили лет сорок назад.

И все эти даты, событья, этапы,

А с ними же платья, причёски и шляпы –

В камин полетят.