Зеркало
Однажды Королю в день его рождения подарили Зеркало, которое сразу же поместили в особую комнату, потому что было это необычное Зеркало: всякий, кто бы не посмотрелся в него, видел там не самого себя, а… впрочем, нельзя ведь ручаться за всякого, скажу лишь только, что Король увидел в нём… чертей. Да, да, самых обыкновенных чертей: чёрных, мохнатых, с горящими глазами и лаковыми копытцами на ножках. И Министры все до одного увидели в нём чертей. И даже Королева, цветущая красавица с мраморной кожей, увидела в необычном Зеркале всё тех же чертей, гадких, извивающихся в каком-то одним им лишь понятном танце. Да что там говорить, если маленькая Принцесса, нежная капризная девочка с золотистыми локонами, и та увидела в королевском Зеркале этих же самых чертей, таких огромных и косматых, что она страшно испугалась и с тех пор стала ещё капризней. Маленькая Принцесса, едва заглянув в Зеркало, закатила такую истерику, что три дня проревела без остановки, не давая себя утешить сорока Придворным Нянькам, двадцати четырем Придворным Музыкантам и двенадцати Придворным Сказочникам всем вместе взятым.
А слава о Зеркале разошлась по целому королевству, и скоро все – от Главного Королевского Постельничего до Младшего Королевского Подпаска – были не прочь порассуждать на досуге о необычном Зеркале и его не менее необычных свойствах, дивясь изобретательности и чувству юмора Мастера, сотворившего его. Само же Зеркало продолжало висеть в Особой Комнате, ключами от которой владел только Король. Каждый вечер он поднимался в неё из своей опочивальни и упорно смотрелся в необычное Зеркало, словно надеясь увидеть там ещё что-нибудь. Но день за днём в зеркале продолжали извиваться всё те же черти, исполняющие свой только одним им известный адский танец. Король подолгу стоял перед странным Зеркалом, не сводя с него внимательных глаз, но черти оставались чертями и никуда из Зеркала не исчезали. Тогда Король опускал веки и, задумавшись, уходил прочь, ловя себя на том, что становится с каждым днем злее обычного. Конечно, он понимал, что беспокоиться ему нечего, если все во дворце – и Королева, и Придворные, и даже маленькая Принцесса – видят в Зеркале то же самое, но всё-таки Королю не давало покоя чувство, что что-то здесь не так, и он даже стал плохо спать ночами. А днём основной его заботой стали не дела государства, нет, а то, чтобы заставить всех людей при дворе, включая Младшего Королевского Подпаска, поглядеть в Зеркало, а потом узнать, что же они там увидели.
Каждый день Хранители Придворного Порядка выискивали среди множества челяди тех, кто ещё не глядел в Зеркало. И каждый день они докладывали Королю, что кроме чертей никому ничего в нем разглядеть ещё не приводилось.
Слуги развлекались, описывая друг другу виденное ими в необычном Зеркале, поражаясь точности сходства своих впечатлений, несмотря на то, что люди они были, в общем-то, разные.
– Вот так чёртово зеркало! – каламбурили они, вновь и вновь восхищаясь искусством неизвестного им Мастера.
А Король постепенно успокоился и повеселел. Он перестал ходить в особую комнату и глядеть в необычное Зеркало и даже подобрел немного, насколько вообще возможно было подобреть Королю…
Но однажды Хранители Придворного Порядка вспомнили, что в суете совсем позабыли про Главного Королевского Художника, жившего не во дворце, а в домике-мастерской на берегу реки и появлявшегося во дворце только изредка, чтобы показать Его Величеству свои работы, увековечивающие славу Короля для потомков.
Это был молчаливый молодой человек с грустными карими глазами. На его мольберте давно уже стоял огромный неоконченный парадный портрет Короля, над которым Художник, казалось, непрестанно работал. Но наблюдательный человек мог бы заметить, что палитра перед портретом давно уже высохла, а на столе рядом лежит огромная пухнущая день ото дня папка рисунков с изображением одной и той же прекрасной женщины с мраморной кожей – о, да, да, Королевы! Но Хранители Придворного Порядка были, к счастью Художника, не столь наблюдательны, сколь рьяны в исполнении приказов. Они не заметили всего этого. Они лишь огласили перед Главным Королевским Художником приказ Его Величества и повели его во дворец.
Художник давно не был во дворце, и сердце его бешено билось, когда он шёл по бесконечным анфиладам, отражаясь в бесконечном количестве зеркал, в которых, может быть, каждый день отражалась… он удивлялся своему бесконечно размноженному в них испуганному взгляду.
Наконец в присутствии Главного Хранителя Придворного Порядка он поглядел в то самое необычное королевское Зеркало.
– Что видишь? – фамильярным тоном, которым он привык разговаривать со всеми, кроме Короля, спросил важный Главный Хранитель Придворного Порядка. Но Художник молчал, застыв перед Зеркалом.
– Ну, так что? – усмехнувшись, повторил свой вопрос королевский вельможа.
– Ангелов… – еле слышно прошептал Художник.
– Что?! – испуганно и теперь уже совсем не важничая воскликнул Главный Хранитель Придворного Порядка.
– Ангелов… – повторил, улыбаясь, Художник, и в глазах его появились слёзы.
– Покажи! – сказал Главный Хранитель Придворного Порядка и, грубо оттолкнув Художника, заглянул в Зеркало. – Ха-ха-ха! – засмеялся он через мгновение. – Хороши же ангелы: все чёрные, с хвостами!!! Ха-ха-ха!!! – и живот Главного Хранителя Придворного Порядка заколыхался в такт его смеху. – Ну, надо же: все нормальные люди видят чертей, а этот – ангелов! Ха-ха-ха!!! Уморил, ей-Богу!!!
– Не может быть! – сказал Главный Королевский Художник и снова посмотрел в Зеркало. – Ну да, точно: кем же ещё могут быть эти неземные существа, такие белые, крылатые, чистые, как снег или… любовь?! – заворожено глядя в Зеркало, тихо произнес Художник, слегка запнувшись на последнем слове.
– Ты так думаешь? – перестав вдруг смеяться, с подозрением произнес Главный Хранитель Придворного Порядка и вдруг, поглядев в его лицо, понял, что Художник говорит правду, что это так и есть на самом деле: все, действительно, в Зеркале видели чертей, а он один увидел ангелов. Да, пусть только он один, но ведь увидел же! И в этом нет никакого сомнения, стоит лишь заглянуть поглубже в его глаза: распахнутые, карие… страшные!
– Иди работать! – сказал Художнику Главный Хранитель Придворного Порядка. А сам пошёл к Королю.
– Ничего страшного! – спокойным голосом сказал Король и отпустил Главного Хранителя Придворного Порядка.
«Какой ужас!» – подумал он про себя, когда остался один. И вдруг Король почувствовал острое желание пойти и посмотреть в Зеркало, чтобы ещё раз увидеть в нём… чертей или, может быть, на сей раз ангелов?! Ведь могли же свойства Зеркала измениться как раз перед тем как в него заглянул Главный Королевский Художник!..
В Зеркале были всё те же черти: чёрные, мерзкие, извивающиеся в своём только им одним понятном адском танце. И Король догадался, что дело, как он и подозревал, не в Зеркале, а в нём самом и в тех сотнях разных людей, которые видели в нём одно и то же, что само по себе было бы не так ужасно, если б не было на свете вот этого, единственного, кто в том же самом Зеркале увидел вместо отвратительно-грязных чертей чистых невесомых безгрешных ангелов. И Король поймал себя на том, что опять становится злым, как раньше.
– Позвать Главного Королевского Художника! – приказал он Главному Хранителю Придворного Порядка.
Грустный Художник едва успел захлопнуть папку со своими заветными рисунками и схватиться за высохшую кисть перед королевским портретом, когда Главный Хранитель Придворного Порядка без стука вошёл в его мастерскую.
– К Королю! – с торжествующим сочувствием объявил Главный Хранитель Придворного Порядка, и Художник, поняв всё, попросил оставить его в одиночестве хотя бы на минутку.
– Нельзя, – заученно ответил ему Главный Хранитель Придворного Порядка и с притворным сожалением пожал эполетами.
– Очень жаль… – сказал Художник и, быстро схватив папку с рисунками, даже не поглядев на неё, бросил в камин…
– Здравствуйте, Ваше Величество, – сказал Главный Королевский Художник, глядя в глаза своему Королю, когда они остались одни.
– Здравствуй, – ответил Король, чувствуя что в общем-то не имеет злобы к этому странному человеку и уже почти готов отпустить его… – А какие они, ангелы?! – вдруг спросил Король и, прежде злые, глаза его стали почти беззащитными.
– Они… святые… – сказал художник и, остановив глаза, улыбнулся, видимо, вспомнив, какими они были, те чистые ангелы, которых он увидел в самом чудесном в своей жизни Зеркале.
Но эта улыбка вызвала в душе у совсем было уже размягчившегося Короля такую неодолимую зависть, что он неожиданно для себя самого стал звонить в колокольчик.
– Что угодно Вашему Величеству? – спросил явившийся тут же, потому что всё время стоял за дверью, слушая разговор, Главный Хранитель Придворного Порядка.
– Отрубить ему голову! – опять неожиданно для самого себя сказал Король и, поморщившись, потёр себе переносицу.
– Будет исполнено, Ваше Величество! – равнодушно сказал Главный Хранитель Придворного Порядка и вывел ошеломлённого Художника из королевских покоев…
Но история о Зеркале на этом не закончилась. Более того, она продолжается и, вероятно, будет продолжаться, сколько бы люди не заглядывали по очереди в одно и то же единственное на всех Зеркало Жизни. И одни из них непременно увидят в нём чертей, а другие – ангелов. Почему? Этого никто не знает, а если и знает, то так запросто не расскажет, потому что тот чаще всего и бывает по-особенному нем, кто всё знает.
Светлячок
Всем былым, настоящим и будущим светлячкам посвящается…
Жил-был Светлячок на белом свете. Днём он был незаметен, и никому, стало быть, не интересен. Но вот ночью… Стоило только зажечься яркой лампочке, кем-то спрятанной у него в животике, как он становился виден всем даже и с не очень близкого расстояния. Тогда-то и начинались все неприятности.
– Выключи лампочку! – требовали в один голос жучки, паучки и всякие другие дневные и ночные насекомые. Причём дневные объясняли это своё требование тем, что свет-де очень мешает им спать по ночам, а ночные – тем, что этот самый светлый светлячковый свет ужасно слепит глазки и не даёт им как следует поохотиться в темноте.
«О, Боже! – подумывал Светлячок частенько. – И чего я такой на свет уродился? Все вокруг нормальные, а я – с лампочкой!..» Но на такие вопросы быстрых ответов не бывает, если они, эти ответы, и существуют вообще. Поэтому так и жил Светлячок: днём незаметный и никого не интересующий, а ночью… Ох, уж лучше и не вспоминать о том, что происходило почти каждой ночью!
«Как это ужасно: быть на виду у всех, всем бросаться в глаза и всем мешать – кому спать, а кому охотиться! – думал Светлячок всякий раз, летя над землёй своею дорогой. – Интересно, а что же хотел сказать тот, кто вложил мне в животик эту маленькую ярчайшую лампочку, так похожую на звёздочку в далёком небе?.. И зачем светить, если свет твой никому не нужен?.. Ох, уж не лучше ли мне по ночам было спать, или хотя бы, в крайнем случае, вместе с другими охотиться?!.» – философствовал он, может быть, и начав-то философствовать именно из-за неё, этой крошечной, но, как оказалось, что-то слишком уж заметной для всех злополучной лампочки в своём живом и мягком животике…
– Выключи лампочку! – снова шумели жучки, паучки и разные другие насекомые без лампочек, прерывая его размышления. А Светлячок, не умея этого сделать, недоумевал вновь и вновь, даже не подозревая, что недоумение, однажды возникнув, так и останется недоумением и что пребудет оно с ним вечно, потому что с недоумения всё начинается, всё продолжается и, вопреки ожиданиям, всё так и закончится недоумением к этому Миру. А лампочка, невзирая на течение мыслей маленького Светлячка, сияла и сияла, слегка мигая – и он неизменно был виден сразу всем: и тому, кто по ночам обязан был спать, и тому, кто из-за чистого яркого, будто бы звёздного, света не мог спокойно ночами охотиться…
И вот однажды всякие разные насекомые, до глубины своих душ возмущённые несправедливостью и очевидным – в их глазах – несовершенством этого Мира, решили подкараулить Светлячка, изловить его и наконец-то самим отключить его так ненавистную им, совершенно бесполезную для них лампочку, не дающую им жить, то есть, спать и охотиться.
Самой чёрной и гулкой, самой беспросветной и густо заквашенной тьмою безрадостной ночью, избранной для того, чтобы ясный свет светлячковый был виден наверняка, насекомые выползли из своих норок, щелей и ямок, и, расставив повсюду тонкие сети, очень ловко поймали летящего прямо на них и всё же только своею дорогой Светлячка, ведь таких, как он, легче всего и бывает поймать в темноте: самых светлых.
– Выключи лампочку! – для начала они приказали Светлячку по-хорошему. Но Светлячок, глядя недоумённо, в ответ лишь беспомощно улыбнулся и развёл в стороны лапками – или руками.
– Что-ооо-оо-о?! – вскипели тогда насекомые, ещё сильнее возмутившись ставшей в эту минуту для них гораздо более очевидной несправедливостью проклятого этого Мира, и… накинулись на Светлячка, чтобы на этот раз не упустить свой шанс и сей Мир исправить, то есть выключить, наконец, лампочку – маленькую, но очень горячую точку, которую кто-то вложил зачем-то в самый животик этой упрямой глупой козявки, способной так бесить их и мучить, не дающей им спать и охотиться, в общем, быть счастливыми им, деловым насекомым!
Долго, очень долго мяли они его сотней разных лапок: колючих и скользких, холодных и липких. Потом они били его, потому что упрямая лампочка всё же горела, а когда они поняли, что, пока он живой, им не выключить яркого звёздного света, они просто убили Светлячка – и тогда она сразу потухла, мгновенно, всё так же, как когда-то зажглась: легко, сама собою.
Так и пропал Светлячок вместе со своею не выключаемой лампочкой в тёплом животике да ещё с неразрешимыми мыслями в голове, но всё же с доверием, что уж если кто-то и сделал его таким, то, наверное, в этом и было то, что хотел он сказать этим. Он пропал, предоставив оставшимся лишь догадываться, где он сейчас есть, догадываться, но никогда не знать точно…
А насекомые не огорчились особенно, хотя, к своему удивлению, почему-то не успокоились тоже. Они просто расползлись по своим родным щелям, норкам, ямкам, утешая самих себя мыслью, что, если честно, Светлячок был бесполезен для этого Мира.
Но они ошибались.
Ослеплённые собственным гневом и завистью, а вовсе не светлячковым безудержным светом, усталые, похожие друг на друга бедные твари ошибались, как ошибался и сам Светлячок, среди них бесконечно одинокий из-за своей необычности и оттого всегда виноватый, ошеломлённый и вечно недовольный собою. Ведь ни он, ни они всего «этого Мира» не знали, что в нём, кроме тех, кто ночами охотится или спит, есть ещё и другие – те, кто, заметив в густой черноте вечной Ночи внезапную светлую точку, просто глядит на неё, удивляясь безмерности Мира и смелости воображения того, кто решил-таки посадить ослепительно яркую, похожую на небесную звезду лампочку в нежный животик вовсе ничем не примечательного земного Светлячка. Они даже не знали, что только тем всё и бывает открыто, кто не спит по ночам да почему-то и не охотится тоже, а просто глядит и глядит во все глаза и во всю душу на непонятную в простоте своей бесконечно родную и так же бесконечно далёкую землю, на которой, как это ни странно, есть место всем: и тем, кто спит по ночам, и тем, кто не спит и охотится, и даже тем, кто не делает ни того ни другого – ну, такие уж они уродились! – что для них-то одних, чтоб не дать этим странникам странным заблудиться в самих себе и в бесконечных пространствах Вселенной – а с такими более всего и может это случиться! – в темноте ночей на земле зажигаются звёздные фонари светлячков, удивляющихся – и по праву! – ему, вечно справедливому в постоянной своей несправедливости Миру.
И горят по ночам огоньки на всей планете, и, сгорая, вновь и вновь открывают кому-то глаза на неё, вновь и вновь заставляя кого-то выходить и повсюду искать даже самой чёрной и горькой, самой беспросветной и густо заквашенной тьмою безрадостной ночью ясный свет светлячковый, похожий на звёздный, существующий этой самой тёмной из всех тёмных ночей Ночью именно для него одного, одинокого, чтобы он навсегда полюбил этот Свет, а Свет полюбил бы его и, войдя к нему в душу, научил видеть всюду, где добро и где зло, навсегда отличив их одно от другого… А вы говорите: «Выключи лампочку!»
Иллюстрации:
к сказке «Зеркало» –
Марк Шагал. «Зеркало» и Валерий Валюс. «Художник»;
к сказке «Светлячок –
Алёна Крутоголова. «Светлячок» и Ирина Котова. Светлячки»
© Лариса Велиева, 2015 – 2016.
© 45 параллель, 2016.