Кирилл Миронов

Кирилл Миронов

Четвёртое измерение № 3 (636) от 1 февраля 2025 года

Космосу вопреки

 

* * *

 

Я опять просыпаюсь в холодном поту с утра,
Третью ночь подряд мне видится, как в дыму,
Будто скорый поезд из Питера в Кострому
Едет прямо в спину, несётся на всех парах.

Хоть и сон, невыносимо смотреть во тьму,
Ощущая затылком липкий тягучий страх,
Оттого что прямо в спину на всех парах
Мчится скорый поезд из Питера в Кострому.

 

 

* * *

 

Ввиду вчерашнего цунами
мы спим и лишь отчасти можем
салютовать плывущим с нами
сияньем кожи.

Спускаемся всё ниже, ниже,
и золотыми волосами,
казалось бы, теченье движет –
нет-нет, мы сами.

Как жаль, что мы уже не в силах
вам показать морскую лошадь
и шуткой «где тебя носило?»
вас огорошить.

Ах, были б силы, мы могли бы
вас проводить красивой песней...
Чем глубже, тем страннее рыбы,
тем интересней.

 

 

* * *

 

Моя милая девочка. Космосу вопреки,
я говорю с тобой на одном из тех языков,
в которых любая обида пишется с новой строки,
а уменье прощать становится песней для моряков.

Мы сядем с тобой у вскормившей тебя реки
и будем лить слёзы на трупы твоих врагов,
которых, чтоб сосчитать, хватит пальцев одной руки.
А в финале река выйдет из берегов.

 

 

* * *

 

В городе, что построен
руками моих невест
из сквозь их тонкие пальцы
просеянного песка,
в тёмном чулане дремлет
любовь к перемене мест,
рядом стоит на страже
пепельная тоска.

Если понять, как должно быть,
всё точно наоборот.
Разум твердит: расслабься,
не дёргайся, остывай.
Здесь неподвижен не только
в крике открытый рот,
но и коты, деревья,
стены домов, трамвай.

 

 

* * *

 

Сегодня меняю лики:
оскал, покерфейс, улыбка.
Стена отражает блики,
во рту золотая рыбка.

Мне некуда торопиться,
(ты скажешь, что я лукавлю).
Серебряное копытце
чуть слышно стучит по камню.

В соседней каморке тихо:
уснули навек соседи.
Рог, жёлтый, как облепиха,
скребёт потолок из меди.

 

 

* * *

 

В дрянной гостинице лежу который год
В чужой кровати.
Смотрю, как Шива по небу идёт,
За ним – Парвати.

А дальше свита тянется змеёй
До самой Лхасы:
Асуры, бхуты, пишачи, зверьё
И два ракшасы.

Идут, жуют ослиные кишки,
Пьют кровь кобылью.
За спинами огромные мешки
С песком и пылью.

Из тех мешков насыпало песка
На город Патна.
Земля и небо, радость и тоска –
Всё необъятно.

 

 

* * *

 

Мы в январе много и жадно спим,
А в феврале маемся без одежд.
В марте из наших глаз льётся зелёный спирт,
Чтобы к апрелю мир был по-апрельски свеж.

В мае наш мозг пчёлами окружён.
Водка в июне чистая, как слеза.
Жаркий июль зовет бросить ненужных жён.
Август даёт возможность шире раскрыть глаза.

Нам в сентябре двери снимать с петель,
А в октябре прыгать с покатых крыш.
Тихий ноябрь для нас стелет в лесу постель.
Снежный декабрь опять всё превращает в мышь.

 

 

* * *

 

Не отставай, пацан, просто иди за мной.
Мы отдохнём-поспим возле того леска.
В Вятке уже весна, в воздухе пахнет хной.
Жаль только, нам с тобой Вятку не отыскать.

Надо признать, дружок, мы натворили дел.
Та, что идёт с косой, как никогда близка.
В Вятке вино рекой, много послушных дев.
Жаль только, нам с тобой Вятку не отыскать.

Может, к утру в лесу нас занесёт метель,
Белая, как огонь, синяя, как тоска.
В Вятке во всех домах кофе дают в постель.
Жаль только, нам с тобой Вятку не отыскать.

 

 

* * *

 

Зачем нам шубы, норки-соболи?
к чему нам горы старой мебели?
давай поделим с тобой прибыль и,
купив себе перпетуум-мобиле,
перенесёмся в быль из небыли
и где-нибудь, в пустыне Гоби ли,
там, где пески пространство вздыбили,
или в светящемся Чернобыле,
где ждёт природа нашей гибели,
воскликнем: мы здесь раньше не были,
и вот теперь встречайте, прибыли!

 

 

* * *

 

Вот я мальчишка, запертый в квартире.
Оставлен дома, очень одинок.
Солдатики в колонну по четыре
Идут победным маршем на восток.

Родители придут ещё нескоро,
И я расположился на ковре,
Считая про себя щелчки мотора
Машины, заведённой во дворе.

Как жаль, что ничего не происходит.
Меня почти одолевает сон.
Вдруг дверь скрипит, и в комнату заходит
Великий Бонапарт Наполеон.

 

 

* * *

 

Память меня утешает случайной подменой
и призывает довериться лёгкому блику.
В целом держусь, но, когда уже падают стены,
где-то увижу тебя и невольно окликну.

Мило смутившись, девчонка в саду перед Вышкой
примет твой образ в себя, как послушная глина.
Тут же больное сознанье услужливой вспышкой
в руку мне вложит оранжевый шар мандарина.

Как Вам концерт? Там в конце неплохая вещица...
Девушка локон откинет, на твой непохожий.
Шар мандарина сквозь пальцы мои просочится
и растворится в глазах изумлённых прохожих.

 

 

* * *

 

Я кружусь почти без напряжения –
в зеркалах мелькают отражения
ламп, картины, моего движения...
оказываюсь вовне.
вижу сверху себя, зеркала, всю ванную,
опускаюсь вниз аккуратно, плавно, и
тогда проступает основное, главное,
существенное во мне.
проникаю внутрь, ищу различия
в своих ипостасях, голодным хищником
натыкаюсь на тайное, неприличное,
пугающее «я».
но, когда исчезает и это тайное,
остаются: детство, кольцо трамвайное,
пустота внутри, иногда бескрайняя,
и моя семья.