Катя Че

Катя Че

Все стихи Кати Че

* * *

 

/поперёк трассы шлагбаум/

стоим
на 
переезде
считаем ворон
вороны взлетели приблизился поезд
товарный
много вагонов

Этот прошёл Этот прошёл Этот прошёл Этот прошёл Этот прошёл Этот прошёл 

прошёл 
прошёл
вороны
ээээ нет
пассажирский зелёные лица 
плацкартных
купейных
вагон-ресторан а потом 

Этот а потом Этот а потом Этот а потом Этот а потом Этот а потом Этот а

/не поднимают/
вороны кружатся
берут резко вверх а потом 
в стороны – сап


сан

прошёл/         ________________________________________________

открыли
поехали

 

* * *

 

Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, 
пав в землю, не умрёт, то останется одно; 
а если умрет, то принесёт много плода.

Иоанн.14:12


Деревянная рама,
прямой профиль.
Смотреть прямо,
не вести бровью.
Не вестись на
рожденье и смерть,
ведь написано:
Прямо смотреть.
Смотреть осторожно –

вокруг люди,
делать, что должно
и будь, что будет.
Скорбеть фиолетом,
бледнеть охрой.
Потеть летом
зимой – сохнуть.
Прозреть кисти
рисунок чёткий.
Лелеять кости,
как будто чётки.
Не жалеть и не ждать,
кому повезёт.
Смерть – не наждак.
Жизнь – не всё.
Смотри прямо,
блести лаком.
Не видят – и зря, на. –
Ведь будут плакать.
Было бы хуже,
если б купили.
Допустим: муж, и
автомобиль, и
страховки, скука,
и адюльтеры.
Такая сука,
да? Да. И стерва.
Смотри прямо,
тускней краской.
Пошли к ляду
поддельный праздник.
Оставь мертвецам
хоронить мёртвых,
ждёшь конца –

дождись твёрдого,
прими – пусть будет
кому-то праздник,
кому-то будни,
кому – всё сразу. 
Отдай им жизнь.
Себе – лишь смерть
оставь. Скажи
им прямо смотреть.
Скажи, что краски
и лак – не вечны,
что радует глаз лишь
человечность.
Что все расчёты
и все сравнения
не стоят чёрточки
сотворения –

бесхитростного
воплощения слова.
А эти стихи –

очень условны.
Истинно говорю,
смотри прямо.
Это единственное,
как ни странно,
что бережёт
от отвлечения,
словно ножом,
золотое сечение
режет из хаоса
самопознания.
Что, испугалась?
Будто не знаю я...

На подпись смотри,
на имя мастера. –

Неужто Мария

мать его?

 

 

* * *

 

Лиловея от превосходства над

случайными веяниями,

закат румянцем звучал

на воображаемой линии щёк

господина, погрязшего в роскоши

небытия.

И прохожие всяко участвовали в нём,

чтобы избыть ещё. И всяко

участвовала в нём

я.

Истово выстелив землю следом своим,

предпочитая, чтоб всякий

в него наступал,

затаптывал, продолжения следа ради,

господин заслужил как-никак право

самому себе стать

памятником.

И, порой, достоверности ради,

самому на себя гадить.

 

* * *

 

а давай попробуем

освободиться

сказал он

от страха

всё потерять

от иллюзий

своей ненужности

зачем нам

спросил он ещё

инвестиции в неизвестность

и перерезал

нитку

пришитой к рубашке пуговицы

и вместе с ней

пуповину

новорождённой своей

одинокой жизни

дорожной песни

своей

 


Поэтическая викторина

* * *

 

безответно и нелепо

слову тихому подобно

проводам на лапах птицы

тянущимся мимо окон

невесомому обмылку

густо сваренного ветра

лёгким топам тонким джинсам

замороженного лета

так желанно если вечер

был пророком был мессией

но нелепо утро это

и безмолвен вечер синий

 

птица смотрит перья небом

растрепав не шелохнётся

за окном в квадрате белом

всходит и заходит солнце

 

* * *

 

в горшочке твоей головы

увы ничего не растёт

в горшочке твоей головы

один доморощенный бог

в горшочек твоей головы

насыпано много семян

горшочек твоей головы

затейлив пузат и румян

но бог не взойдёт никогда

в горшочке твоей головы

твой монополист не отдаст

горшочек твоей головы

сам сдохнет – а прочим ни-ни

в горшочек твоей головы

и всё из-за сущей фигни –

горшочка твоей головы

 

* * *

 

в попытках сварить наконец
не такой отвратительный кофе
или же церемонией чайной
побаловать вспоминая
порой не иначе горошину перца
распробовав марта  
инверсионным следом досады
мяла структуру кожи

на земле в тот же миг
начиналось движение
люстры пугливыми ланями мелко
дрожали хрусталь
и случалось не в такт попадали
за день уставшие
но всё ещё ощущавшие в чакрах
жжение

и тогда она говорила
а может быть просто думала
обними меня и он обнимал
и на земле становилось утро
и тихо

 

* * *

 

в темноте на жёстком диване немея лежать

стены в диван превратив руки к губам в темноте

лежать стихнув звуками в темноте на диване

на стенах рисуя цветы своим телом немым

в темноте словно на полустанках стоять ожидая

возобновления ритма на жёстком диване

раскрывая глаза-семафоры лежать в темноте

жёлтый свет лепестков на руках отражая

телом немея рождаться на стенах и вновь умирать

в темноте до начала pezzo elegiaco на жёлтом диване

онемев от немыслимого молчания обездвиженных стен

без надежды понять в темноте сколько кануло лет

но сейчас твои губы подобны цветам невесомого тела

зелёные звуки сквозь веки растут в темноте немоты

тело на жёстком диване лежит подчиняясь пространству

лепестков нарисованных звуками стен

и начала

движения

 

* * *

 

виданое ли дело, робин,

в неделю столько миров попробовать,

а уж и вовсе вселенных сожрать –

не счесть, – животных не успевают рожать,

выращивать и убивать. приходится постепенно

включать в рацион растения, чтобы тебе хватило.

но нет больше сил смотреть

на душевные муки колосьев, стон и слёзы пшеницы и гречи,

перемалываемых в муку, на пятна томатной крови,

слушать крик вырываемой из родных подземелий

моркови...

 

слыханое ли дело, бобин,

остаться голодным при этом,

угробив

полмира,

три пятых земного шара

и

(слышен треск за ушами)

 

 

* * *

 

дождь прошёл. день прошёл.

четверть и половину, и

вот уже полный круг завершил

чёрный, чёткий, прямой часовой

на границе небытия.

вот уже час сгинул.

и я раз в пятый прохожу

вдоль сияющих пятен на шкуре

обвившего землю неба.

верхушек деревьев,

к зиме обнищавших,

поизносившихся в славе своей.

вдоль памятников,

всплеснувших немыми руками

к душам, сияющим

за облаками.

вдоль беспокойного ветра людей.

вдоль капель воды,

веером рваным выбитых шинами.

вдоль жизни теней.

вдоль неподвижной земли под ногами,

слякотью луж отражающей

пятна на шкуре

обвившего землю неба

 

и утверждаюсь,

корни пуская меж звёзд

в ожидании – вдруг

одна из них

примет знакомую форму

и подойдёт ко мне,

 

как договаривались вчера ещё,

 

тысячи лет назад,

когда

не камнем холодным тебя ожидал,

а человеком

 

* * *

 

изношен день

успел истлеть

и слиться

с тенью ночи

 

был бел

одет в пальто

и цвет

пальто

имел песочный

 

я помню всё

а вы а вы

ушли не попрощавшись

 

и вот ни вас

ни дня

невы

лишь тёмный всплеск

печальный

 

лишь отражение

в воде

в фонарном

зыбком нимбе

 

ах где вы где вы

где вы где

ведь день истлел

и с ним – вы?

 

* * *

 

как всякий городской червяк

возвращаясь домой

я вижу свой исчезающий хвост

тогда как солнце на западе

видит только луну

как всякий городской вирус

уважающий себя штамм

я резистентна ко всему

неупакованному

забыла как выглядит морковка

торчащая из земли

и овёс в колосьях

тогда как солнце на западе

целует землю

оставляя следы длинных теней

как всякая городская шлюха

я продаюсь

за рекламу комфорта

и условный эстетизм декораций

в то время как солнце

делает это даром

 

* * *

 

может статься
окажешься рядом 

найдёшь по приметам

здесь у нас несколько тел 
как заведённые 
крутятся

на одном из них люди

ну и я среди них
сейчас

слева от меня
венера
справа от меня
марс

я сижу на скрипучем стуле и правлю
чужие тексты

раздражаясь
на сломанный карандаш

 

мои любимые крошки

 

птичка птичка что смотришь

клювом стуча по карнизу там нет

 

там есть только снег

а за окном на коленях моих твоя

игривая смерть

мурлычет не переставая

 

на чьих-то коленях моя

теперь

за чьим-то окном

 

* * *

 

не придумал ни капли недостижимого

и невозможного не придумал

придумал всего лишь обычную жизнь

в которой он был капитаном и юнгой

 

в которой моря были только морями

а не желанием или страхом

пространство – бескрайним, познанье – упрямым

(порой от упрямства он чуть ли не плакал,

 

настолько был ветер слабее, чем вещие

сны, но он шёл хоть кренился весь)

и тогда он придумал как водится женщину

сперва – исключительно для равновесия

 

потом же чуть позже он понял (случайно

вернувшись продрогшим) ведь если – скажите –

она каждый день зажигает очаг

то значит наверно её заслужил он?

 

бежит за кормою рассудок и время

жестокое словно Вирджиния Вулф

но им наплевать коль заслужена премия –

сколько угодно любить друг друга

 

* * *

 

невольно теряю мысли

под ветром твоих быстрых

идей, утверждений, движений

тела,

как дерево – мёртвые листья

как сбитая цепь – натяжение

как взрослый ребёнок – потешность

как космонавт – надежду

вернуться

на Землю.

 

 

однажды

(импровизации на тему)

 

1.

 

однажды олени услышали ненароком

как гаутама репетировал перед платаном

тезисы для отчёта о достижениях

на ниве духовной практики

олени подумали во дела

и умерли под колёсами любви к жизни

переродившись на долгое время

в людей-буддистов

 

2.

 

однажды перечитав своё сочинение

о тонких пальцах а потом

другие тоже о пальцах

только собралась вновь написать о пальцах

но спохватилась не много ли

и стала просто сшибать пальцами звёзды с клавиш

гасить окна двигать машины

пальцевый нарциссизм какой-то ей-богу

ласкающий избранные слова

 

3.

 

однажды я превратилась в страшную бабу

все говорили да нет это не ты

я уверяла вы ошибаетесь вот мои рыжие волосы

вот тонкая шейка чувственный рот

вот все остальные прелести

и крыла их матом для убедительности

но аргументы сильны лишь для нестойких в вере

нет сказали они

это не ты проваливай сука

 

ось земли

 

бетономешалка разрисованная ромашками

 

я считаю тебя самой

прекрасной

машиной

 

в тебе несомненная истина

нашей цивилизации

 

танцы бетона

в чреве твоём

вращающемся подобно планетам

атмосферой не обделённым

ромашкам дающим

жизнь

 

о бетономешалка

размешай

мой будущий дом

своими ромашками

 

* * *

 

стоит и мнётся

на тротуаре залитом

то ли солнцем то ли

дождя блестящими каплями

в складках измялся

сложился в морщины

от смеха (потом

утюгом проехать бы, ладушки?)

переминается

с ноги на ногу

как и многие женщины

и мужчины (эти снаружи –

гладкие)

не придумал ещё

не решил – то ли то, то ли это

и у кого бы спросить совет

и надо ли

в ощущения добавлять цвет

в настроение добавлять цвет

в географию добавлять цвет

в отношения – великодушие

не решил

пока ещё

странный, да?

будто не он

творец всего этого вот

оборачивается ко мне

смеётся

ладушки, говорит

(удивил конечно изрядно)

 

* * *

 

сумма ужина на
квадрате стола
меж двумя
сторонами
питающимися
не всегда равна
сумме квадратов
их душ
параллельных
непересекающихся

 

фиолетовые билеты

 

1.

 

и я и ты

из тихой цивилизации

любителей синематографа

любителей полетать во сне

на своих драконах

 

погружаясь в ночь

как в плацентарные воды

отдаёшься

всем дражайшим своим существом

неизвестности

 

и пока тело твоё

тихонько поскрипывает остовом

под давлением атмосфер

и обстоятельств

ты уютненько смотришь кино

с эффектом присутствия

прямо из будки киномеханика

 

расплачиваясь

каждым днём своей жизни

 

2.

 

как-то был у нас чайник

большой

со свистком

 

а мы

и под свист непрерывный

могли

 

и вода выкипала

 

и сгорело в тот год

помнится

чайника три

 

3.

 

спускаясь по лестницам

мысленно падаю

за исключением

эскалатора

умная техника

растягивает во времени

глубину моего падения

 

че и пустота

 

1.

 

гегелевская школа

в гробу видала методики

достижения ригпа

согласно ньингмапинским

древним текстам

– что Я, что пустотность –

всё лишь уловки

от безусловного страха

прекратиться навек

 

[с западной стороны доносятся

кантовские аплодисменты

одной рукой]

 

2.

 

трюизм почти такое же крутое слово как симулякр

говорят, французские экзис ... короче философы

и прочие постмодернисты с пачкой житана в кармане кюлот

только так и общались

допустим

встречаются поутру сартр и бодрийяр

и бодрийяр говорит приветливо приподнимая шляпу

– трюизм! доброго дня

на что сартр отвечал

– симулякр! и вам всего наилучшего

и блевал с чувством на мостовую

 

* * *

 

Я. Ш.

 

я так стар, говорит,

я устал хотеть и бояться

 

я хочу одного –

уснуть у неё на коленях, когда-нибудь, навсегда.

я боюсь одного

что в тот миг не окажется этих круглых коленей.

 

и она не поймёт,

что, пока я живу, наслаждаясь пением птиц, и всего,

что умеет петь, наслаждаясь

жаром тела её,

стоном тела её,

формой камня в руке, и всего, что имеет форму и звук

слов на языке – я живу, возвращаясь назад.

 

но лишь сон – жизнь вперёд,

только сон рядом с ней, сон, забывший тревоги,

в ожидании то ли полёта, то ли падения – в вечность.