в бездну
тёмного воздуху из лесу понамело.
переминаясь корнями, смолить у причала.
ночью засохшая бабочка вечности в лоб
клювом стучала.
это не к нам, это неба болит голова,
синее дует губу, супостатом побито.
как налетит – золотые глаза-жернова,
шёлковые копыта!
бей, исполин, сотрясай листопадами трон,
если застрял между прошлой и будущей тенью!
мы так малы – хоть вселенский случится урон,
а не заденет.
нас не затронет какая-то тьма-кутерьма,
нам не страшны пожирателя света подковы.
мы много раз ненадолго сходили с ума –
это не ново!
…где только листья, весёлая куча мала?
крылышко, россыпь, пыльца, угасанье порфира…
мимо последняя лодочка в бездну плыла.
и задевала полмира.
слишком золота много
1
заморщинится хрупкая кожа,
и легчает рука, истончается,
словно ветка.
листва измочалится –
перестаньте трепать, сколько можно?
вот симптомы осенней истерики!
но исток – за июльскими домнами.
за любовью всегда что-то тёмное –
из горячей, из плотской материи.
были пытки, попытки, борения,
но огонь в тебе вычерпан досуха.
дали шанс размешать себя с воздухом,
так хлебни холодка воспарения!
на зелёном как будто и не жили.
есть же синий – сухое горючее!
дай в себя просочиться летучему!
но кому-то милей неизбежное,
клонят красные головы набок, и
не сдержать даже сильными взглядами,
и они тяжелеют и падают,
эти глупые яблоки.
2
слишком золота много
накопилось в саду.
да помыслить убого,
что и нам воздадут.
это если по вере,
по верхам-воздухам…
к самым лучшим потерям
журавлём воздыхать.
а травой невозможно!
вроде к небу припал –
светит яблоко кожей,
полон, полон фиал,
но земля забирает
всё, что любит, сама,
что себе наливает
и пригубит сполна,
и сама же притянет
отсыпаться во тьму,
самовластно помянет,
не отнять никому.
3
и никто не объяснит, куда всё делось,
роем яблочным запело, унеслось –
в каждый лиственный просвет плюющий эрос
и азартные бега от ловчих ос?..
журавли поспели. мерная горелка
птичье варево взнесла под потолок,
на деревьях закипающая пенка
пролилась за горизонта котелок.
знать бы кто ты, что за фрукт? глядишь, и все бы
упорхнули, только дайте осмелеть!
просто кто-то приземляется на небо,
а другие прилуняются к земле.
вечерний мотив
пока ты шёл ко мне, и осень шла
сверлом сошлись в сыром саду у дома
не делай вид, что вы с ней не знакомы
стремительность – излишек ремесла
она сама не прочь разбить бивак
не притворяйся баловнем погоды
дожди всё тверже и хрустальней воды
мир полон яблок, есть что разбивать
острее от погонь и беготни
веселье непокорных полонянок
так почему и мне не быть стеклянной
не отражать далёкие огни
пылай камин, отображая нас
на раз-два-три кружительно начну я
ты разомнёшь в ладонях тьму ночную
под пальцами нащупать старый вальс
последняя бабочка
кормчие молочники взбалтывают смеси
дозревают версии будущих миров
лепестки и листики, яблоки и персики
видимые опции золотых шаров
кто придумал толпы звёзд
выводить на подиум
одевать свечением голые сады
из какого космоса это всё приходит
из какого воздуха, из какой воды
бабочка, поветрие солнечного паруса
самая осенняя, вывелась в конце
были не опознаны, пусть же и останутся
жизни иероглифы на твоей пыльце
дички
а ветер всё темней и горячей,
и только в губы.
ну, кто сказал про яблони очей,
что вы не любы?
и важно ли, что взяток небольшой?
дички милее!
любой, кто вас по осени нашёл,
нутром светлеет.
безвольно замедляется ходок,
лицом погожий,
и, сердцем прикипая, из садов
уйти не может.
а присвистнешь
вот до этого места я старалась смолчать,
вот до этого свиста – им заполнен колчан
соловья, златоуста-заики.
а теперь бы успеть. в грудь кидается лес,
или под ноги степь. тишина на развес –
тяжелы невесомые крики.
голоси. разрывает? голоси на разрыв!
если осень созрела – вот налив, вот нарыв,
различать всё трудней эти флюсы.
но пора бы вскрываться, срываться с куста.
из утробы повытряхнуть всё – до листа!
у истерики есть свои плюсы!
это лучше, чем вой, чем шакалье «умрём»,
пробавляться тоской, журавлиным нытьём,
долго лямку тянуть, до посадки.
лучше летнюю силу в себе не сдержать,
статься яблоней, сладких дураков нарожать,
и терять, за босяткой босятку.
лучше поздний каприз, продувной парадиз.
ходят яблони, клонят буйны головы вниз,
полнят гривами тесные сбруи.
и дичает, дичает садовый табун.
рыкнет, гикнет в два пальца, и смотрит Перун –
как-то яблоки землю целуют?
яблоко летучее
где ты, яблоко летучее –
крылья дивные пестры,
где везенье неминучее?
где вы, дымные костры?
ждёт иных садов обочина –
неземная благодать?
каждый чует, да не хочет на
личной шкуре проверять.
оскоплённое убожество
не решится на замах.
здесь же дети непогожести
разбегаются в сенях!
сколько силы отрешения –
от намоленых корней
взять и прыгнуть из ошейника?
чем вольнее, тем больней.
рвутся глаженые кожухи,
корнеплоды – от винта!
не страшна вам, тонкокожики,
ледяная широта?
притирается не грубо ли
снега белая зола?
чьи-то пальцы приголубили
обещанием тепла?
конец света
мой чудом уцелевший старый примус
который я уже не починю
бензиновый зрачок и волчий прикус
и мотыльки отборные в меню
последний дачный ресторан в сезоне
ни водка ни шашлык одни чаи
годзилла ловит сводки о бозоне
грядёт капец какое почини
романтик на луну пускаешь сопли
нам номерной конец текущих бед
назначил прям на днюху телегоблин
а мы как дураки всё свет да свет
22.09.2012
осы
меня не любят осы почему
я лучше к пёстрой бабочке прильну
мы скроены по схожему лекалу
неси меня к знакомым полюсам
к пчелиным и шмелиным голосам
где злость меня осиная искала б
напрасно
это долгая игра
наверно в забываемых мирах
за гранью сна мы прежде враждовали
садовник спит садовник не у дел
он сделал что хотел и как хотел
он по другую сторону медали
наш мир созрел у бездны на корню
а я и не бужу и не браню
садовник спит конечно слаще с краю
глядят его закрытые глаза
как в яблоко вгрызается оса
не жаль что им осталось полчаса
надолго всё равно не умирают
вязанье
покуда солнечная пряжа
ещё податлива рукам
спрядём и заново навяжем
что мило сердцу дурака
шар георгина за оградой
зелёных крыльев череду
а то за эрой листопадной
глазам наскучило в саду
а мы противники ненастий
луча покручивая нить
стволы обновками украсим
и сядем яблоки чинить
настоящее
а когда отнимут все наши лица,
с чем стоять останемся в темноте?
ночь, бесстыдства маленькая столица,
ты всё та же, стало быть, мы не те.
нам откроют сада холодный ящик,
ветер свистнет, выдохнет – отомри!
вот тогда узнаем, что настоящего
было в нас, упрятанного внутри.
как по слову летнего баловня
роем загорались миры,
да одна ветвистая яблоня
притворялась мной до поры,
а тебе светильник навесили
на фонарный столб позвонков,
из числа столпов поднебесия,
он-то и держал в равновесии
всё, что высоко-высоко.
вроде ничего не сломалось,
так откуда это «вотще»?
разветвлялось, овеществлялось,
а вокруг всё меньше вещей.
как теперь не гнуться без стержня,
если космос вскрыт, и сквозит?
яблоко последнее брезжит
издали, а греет вблизи.
пиры
ну, конечно, сначала – нарожай, нарожай!
а потом перезрело или перестояло.
до земли обсыпные, а кому урожай?
для чего же так сразу – валом?
подойти невозможно ни к стволу, ни к столу,
но пока ни пятна, ни морщинки –
всей общиной закатывайтесь в салун,
налетайте на дармовщинку.
всё, что сочно и кругло, все шары и бока,
торопливо хватайте – золотым-золотое!
после будет чем полнить колкий зимний бокал,
поминать времена травостоя.
дождевые корсары, востры сабли в меду,
дали час на разбой, поспешайте с добычей!
я ж останусь у сада в последнем ряду
переглядываться о личном
с тем, кто выжил, не сгинул, укрылся в листве,
еле виден, туманом измазан.
но зато только мне открывается свет
чуди яблочной белоглазой.
яблонька
я не берёзья стать дубравья знать
я не хотела ничего сказать
но слово робким яблоком упало
и покатился вместе с тишиной
мой шар земной зелёный наливной
по осени что я тебе связала
бычки в клубочках сласти в червячках
у лабиринтов зреют в кулачках
я так играю в садик и беседку
вот колобок вот звери у стола
я вглядываюсь в кожицу стекла
там вместо жилок глобуса фасетка
сбежавший мячик листопадный ёж
чумазого такого подберёшь
леса на вырост выходы туманны
из дальней дали ветками машу
ты щёки вытри миру малышу
и не клади в дырявые карманы
боишься сказок нитку не бери
по осени так тянет говорить
как с дальней парты злостным камчадалам
а что запутанно так это ничего
да я и не хотела ничего
а выдохнула слово не смолчала
к истоку
1
мы так долго летали, что забыли устать.
толку помнить земное, если выпали дали?
так захватит-завертит весёлый фристайл,
так свобода поёт – что себя-то едва ли!
только вверх и вперёд! землю рвут из-под ног,
и не видишь спиной, что в протянутой руце,
что по следу ищейками ветки дорог,
догонять, прорастать, да не звать оглянуться.
что давали вначале – то и после вернут.
даже если дичков не дождался и вышел
прародитель всего, даже если мы выше
всех деревьев, с которыми выросли тут.
сад теперь не узнать. что-то мало прикрас,
что-то мало чудес, обветшали, наверно?
нет, не он утерял густоту – это в нас
налились темнотой, проступили каверны.
и стоим неуверенно – были поток,
были скорость, а сход у того же порога!
что добавили в кровь, может, яблочный сок?
и вернули домой, досветить до немнога.
2
мы в сгустке сердца триедины
садовник сад и тень моя
сухая бабочка мальвина
отслоена от бытия
ещё с утра была могучей
и отражалась на стене
зелёной голенастой кучи
не кущи говорю а кучи
поляну обступившей тучей
где всё давало силу мне
дня не прошло а осень в доме
уже затеяла ремонт
и неба блёклые обои
ошмётками за горизонт
хозяин сада ходит хмурый
идёт погладить темноту
сейчас у всех температура
и плечи никнут за версту
но чем сильней звенит остуда
и рушится листвы заслон
тем жарче умыслы на чудо
на светоносный эмбрион
3
веришь, что смерти нет?
вот же последний свет –
зёрнышко жёлтой дрожи!
семечко, дурачок,
яблочный кулачок,
зреет под грубой кожей.
сдёрнут – и на бочок!
в складку земли уложат.
дальше – что хочешь можно.
снежек к утру накрошат,
можно неосторожно
вечность поймать в сачок.
4
я не прочь днк сдавать
описание точных клеток
раз за разом воссоздавать
наше лето
сад разбудишь и сам взойдёшь
и без всякого крекс-пекс-фекса
если ни золотой ни грош
если в центре земли кладёшь
яблоко сердца
сломанный свет
кончится сладкое (скорость и мёд),
сад обесточен и скуден.
яблоко, не соглашаясь, поёт –
тёмного нет и не будет!
облако сверху о том же поёт –
нет невозможного.
взмах, и!
облако яблоко достаёт
из себя как факир из шкафа.
и одиночества, стало быть, нет.
даже за горизонтом
давних путей отпечатали след
птичии сонмы.
будешь и там не один, а в строю –
в небе, куда все попадали.
смерти и той не бывает, поют.
видимо, ангелы.
это правдивая песенка, ведь
даже прожжённый циник
ангелам верит, и сломанный свет
в яблоках чинит.
© Ия Сонина, 2000 – 2016.
© 45-я параллель, 2016.