* * *
Слова летят, как клочья плоти,
В полёте изменяя облик,
Чтоб в каждом встречном идиоте
Найти созвучие и отклик.
Им нелегко остановиться,
Они захвачены движеньем …
Слова летят, как чьи-то лица
С меняющимся выраженьем.
Освобождённые в полёте
Слова по-своему живут…
Мы их бросаем, не заботясь,
Что нас неправильно поймут…
Со всех сторон ветра бушуют…
Дожди, и кругом голова:
Как будто правда торжествует,
Изменчивая, как слова.
* * *
Жизнь прекрасна! Обращаться бережней! –
Поломаешь, лучшую ища…
На дворе всё северней и северней,
Просит Юга бедная душа.
Сутки прочь! Чумные и весёлые,
Проживаем дорогие дни…
То ли дело, ласточки и голуби:
День и ночь не путают они.
Выпить с горя... А с какого именно?
Много горя было у меня.
Облака зовут людей по имени
По утрам и на закате дня.
Жизнь бежит почти без перерывов.
Мы за ней плетёмся кое-как…
В полдень облака молчат, как рыбы.
Ночью тоже тихо в облаках.
* * *
Все хорошо, но холодно в Отчизне,
Зима растеньям расставляет сети…
Пусть поживут ещё, порадуются жизни,
Подумают и побоятся смерти…
Но это всё совсем не я решаю
И их погибели ничем не помешаю.
* * *
Наполнена странными снами,
Которых не вспомнить никак,
Природа рыдает ветрами,
И ей отвечает сквозняк.
В надежде, обиде, обмане,
Как птица, выходит тоска.
Два чайника бродят в тумане,
Как два отдалённых гудка.
Сквозь чащу, пустыню, болото,
В заблудшее эхо трубя,
Два голоса ищут кого-то,
А может быть, сами себя.
И все мы, как вихри ненастья,
Кричим, наполняя его,
Что все мы - важнейшие части,
Но только забыли, чего.
Что нас не зовут и не знают,
Что нас не найти, не сберечь,
Что нас то и дело снимают,
Как буйные головы с плеч.
Что нас истерзает, изгложет,
Что мы позабыли почти,
Что мы неразрывны, быть может,
Как две половины пути.
* * *
Сквозняком и соблазном
Смущаются лучшие чувства…
Это письма о разном,
Но больше, конечно, о грустном.
В нетерпенье убогом
Мы слова выгружаем навалом.
Это письма о многом,
Но больше, конечно, о малом.
Дождь, играющий в крыши,
Крик души, помогающий выжить… -
Это то, что мы слышим.
Другое - боимся услышать.
Цветы к памятнику Циолковскому
1
Родная природа…
Но даже на лоне природы
Поём, как попало, природу свою поломав.
Мы все из народа, приёмные дети свободы,
Живём среди клумб и внимательно сходим с ума.
Калужские сосны о чём-то утраченном плачут.
А, может быть, стонут от страха грядущих метелей…
Анютины глазки похожи на мелких собачек.
Большие тюльпаны устали.
Увяли. Осыпались и облетели.
2
Откровенный, как пасть кашалота,
Обозначился лес на пути…
Неужели так близко к болоту
Можно так беззаветно цвести?
Над деревьями ливень и ветер.
Не забытые в общей беде,
Незабудки, как малые дети,
Ближе всех и к земле, и к воде.
* * *
Уж закат на кровлях догорает.
Как ничей у поворота нищий...
Дворник снег с дорожки убирает
Словно что-то на дорожке ищет.
... Никогда ты, бедная, не знала,
Как сладка вечерняя отрава...
Далеко до Курского вокзала:
Сто шагов и поворот направо.
Там людей и почты перевозка...
Кто спасёт от городских сомнений?
Наше войско – строй свечей из воска,
Сзади наступают наши тени.
Я наивный, я надеюсь на удачу:
Всё поправить, всё начать сначала...
Ведь никто не видит, что я плачу
По пути до Курского вокзала.
Мне уже и слёз моих не стыдно:
Всё давно здесь залито слезами.
Всё туманно. Ничего не видно –
Лишь свеченье между полюсами.
* * *
Пасмурно. Оттепель. Над головой
Галок разбойные шайки.
Самое главное в этой пивной
Были неснятые шапки.
Всё остальное – наскучивший бред:
Мутные окна, салачьи скелеты,
Шарканье ног, голоса, сигареты,
К стенке приставленный велосипед.
Мы над квадратами серых столов
Шумные, злые, живые...
Шапки, не снятые с буйных голов,
Что там такое под ними?
Зимние сны ежедневных забот?
Лица друзей и любимых?
Две половины железных ворот?
Годы, мелькнувшие мимо?
Шапка, как кошка,
И шапка, как мышь,
Равные в самом начале...
Смотрят глаза, как дома из-под крыш
Окнами в синие дали.
Что там? Просторы? Поля и леса?
Мостик заснеженный шаток...
Звонкие кружки, глотки, голоса...
Марш под знамёнами шапок.
Полощущая бельё
Среди дрожания и хохота,
Под звон кастрюль, тазов, корыт
Она стоит, ужасно согнута,
Покачивается и летит.
Такая светлая и лёгкая...
Куда лететь, чего ловить?..
Куда ж несёт её нелёгкая!
Нельзя ли приостановить?
В раскрокодильском этом хохоте,
Совсем одна, бедна, бледна,
Она летит навстречу похоти,
И сразу изобличена.
Она летит навстречу гибели,
Туда, откуда не вернуть,
Она согнута в три погибели
И нам её не разогнуть.
Судьба лихая, участь дикая,
Когда б моих хватило сил,
Я б в сказку глупую и тихую
Её, такую, поместил.
Там не бельё её полощется,
Там море плещет, а над ним –
Как летний шёлк прозрачна рощица,
Восток и Юг, Кавказ и Крым.
Но стыд и срам, и тихо плещется
Стихия мыла, а над ней
Склонилась пламенная пленница
Преступной влажности своей.
Iron
... Неостановимо, весело и смело –
Кому ему бояться? Его это век! –
Перебинтовав заржавленное тело,
Дальше шёл на подвиги железный человек.
У другого судьба: худоба и беда.
Огорчает железного только вода.
Через все границы, города и страны,
Ко всему готовый, ко всему привык,
Презирая трудности, не считая раны,
Не склонял железной гордой головы.
У другого, как свечки, сгорают года,
Угрожает железному только вода.
Нравится – не нравится: стальная воля.
Хочется – не хочется: идёт и звенит.
Заведённый что ли? Сумасшедший что ли?
Просто звал и вёл его большой Магнит.
Стали наши сердца твёрже камня и льда,
А его погубила простая вода.
Был и честен и смел, заржавел, как сгорел.
Хорошо, хоть на мир по пути посмотрел!
Герасимиха
Дни пролетают, как выдох и вдох.
Перемежаются сном.
Хоть и чужой здесь, а всё-таки дом.
Лестница. Крыша с окном.
Осень кончается. Снег на траве.
Строятся в клин журавли …
В дальние страны, на Юг, как навек,
Дальше от нашей земли.
В странах полунощных доля моя.
Осень идёт по стране.
Стали чужими родные края.
Осень в тебе и во мне.
Дни исчезают, как взятые в долг.
Дым от пожаров и жертв…
Самое-самое низкое «До»:
Ниже не слышно уже.
Москва
Сердца остыли, стали хрупкими.
Улыбки кончились гримасами…
Как мужики за всеми юбками,
Так женщины за всеми рясами
Бегут скорей, чем листья по ветру,
По тёмным улицам гонимые,
Бегут, родные и любимые,
Бегут, несчастные без повода,
Безумные, неутомимые…
Они волнуются, спешат,
И рясы празднично шуршат…
На железной дороге
Храп и топот железных коней.
Их короткие дымные гривы.
Над землёю песка и камней
Встали тёмные локомотивы.
.. Так и жил бы на самом краю.
И про жизнь говорил бы: жестянка...
Ты тогда посетила мою
Отдалённую жизнь полустанка.
Неужели как жертву несла
Ты ко мне своё лёгкое тело?
Ты, как птица, по краю прошла,
А взлететь ни за что не хотела.
.. Будет станция. Серые сны.
Пыль веков на сгружаемом грузе.
Просто точка на карте страны
И большой сортировочный узел.
Чёрно-белое наше кино –
Сам в себе открывая резервы,
Паровоз, устаревший давно,
Тарахтя, совершает маневры.
Мы на станции будем сидеть,
Как язычески-местные боги,
И сухими глазами смотреть
На железо железной дороги.
А потом от свистка до свистка
Говорить горячо и неясно -
То о том, что она коротка,
То о том, что она не напрасна.
* * *
Прохожий двор. Собачий хор.
Деревьев громкий разговор.
Вот вор, а вот и приговор,
Не приведённый до сих пор.
Не приведён, не применён,
Утрачен в шелесте времён.
Вот я, а вот и жизнь моя,
У ней неровные края.
Вот дождь, а там уже и снег.
И всуе всякий человек.
© Иван Макаров, 2021.
© 45-я параллель, 2021.