Ирина Фещенко-Скворцова

Ирина Фещенко-Скворцова

Четвёртое измерение № 2 (635) от 15 января 2025 года

Согретый звук на языке катай...

 

Ибис

 

Посвящается
Фернандо Пессоа


Ибис, ибис, ибис белый
На эмали синей дали,
До тебя взлетишь едва ли,
Как ни думай, что ни делай.

Брат в Саккаре погребённым,
В звонкой глубине сосуда,
Затаившимся покуда
Древних мумий миллионам.

Ибис, мой призыв услышь!
Тесно крыльям, тесно белым,
Там, за солнечным пределом,
В сердце зазвенела тишь.

Спрятав голову и шею,
Символ сердца ты явишь.
Ибис, зазвенела тишь...
Как давно тобой болею.

Как давно тобой болею,
Чернокрылый, тьмы частица,
Бел, чтоб утру причаститься,
Выгибаешь гордо шею.

Отрешённость, тени пляска.
Облик тонкий, облик ломкий.
Ходишь медленно по кромке,
Там в начале есть развязка.

Ибис, ибис, ибис белый
На эмали синей дали,
До тебя взлетишь едва ли,
Как ни думай, что ни делай...

 

 

Голос
(За то, что смертный он,
за то, что он отчаян…)

 

Читай меня… Читай меня, читай…
Согретый звук на языке катай,
на языке, связующем гортани.
Произнести –
не разумом постичь,
и свяжется, немыслимо почти,
Вселенная уместится в горсти́,
И ей – твоим дыханием расти,
гортанной и всеведущей печали…
Прости мой голос.
Всё ему прости
за то, что смертный он,
за то, что он отчаян…

 

 

Подмоет корни вкрадчивая речь...

 

Подмоет корни вкрадчивая речь
Так, словно ты – глагол или наречие.
И потеряешь право человечье
От этой некончающейся речи
Себя, хоть на мгновение, отсечь.

 

 

Ли бо*
(Перламутровым холодом ранняя рань...)

 

Перламутровым холодом
Ранняя рань.
Только «цинь» и «цзюань» –
защебечут в ветвях
птичьи речи.
Как вливается «инь»
в эту мягкую синь…
От меча
и от чаши
уводят следы
и до чистой
высокой воды.
Там под ясной луной
очищается сердце моё
и поёт
об изменчивом «инь»
всей лесной тишиной
и зелёному ветру,
который
мне льётся на грудь.
Путь
заветный
звенит по камням,
и его
оттеняет скала…

И старик не заметил,
как ночь подошла.

* Ли Бо – китайский поэт времён династии Тан (701–762 гг.), известный как «бессмертный в поэзии». Ли Бо принадлежит к числу самых почитаемых поэтов в истории китайской литературы и считается одним из крупнейших мировых поэтов.

 

 

Татьяне Аиновой

 

Сила женщины в слабости...
Ах, мне с памятью сладить бы,
Память прожитой сладости,
Память трепетной радости...

Вечеров этих камерных
Обаяние мягкое,
Не вторая ли молодость?
Строчки чертят, как молнии,
След на небе том давешнем...

Посиделки далёкие, будто дальнее зарево...
Будто чувства забытые проживаю я заново.
Нет ни быта, ни времени,
Нет ни роду, ни племени,
Но планета Поэзия... пламя... тонкое лезвие...
Вавилонский, добашенный
Тот язык порождающий...
Боже, дай же мне, дай ещё
Мне того бесшабашного
И далёкого дружества,
Мягкости, а не мужества,
Нежности той таинственной,
Той недолгой, единственной...

Сила женщины в слабости,
Сила в слове непонятом,
Что как ива склоняется
Над спокойною поймою....
Что мерцает загадочно,
Что в потёмках мерещится,
Эта речь, точно рощица,
В водах жизни полощется...

Разлучились и розно мы
С жизнью бились и ладили,
Непохожие, разные...
Только в памяти медленный
Взгляд твой ласковым вечером,
Этот профиль твой девичий...
Эта дружба непрочная,
Та, что в сердце не кончилась...

 

 

Сказка о мёртвой царевне

 

И я сказал: «Смотри, царевна,
Ты будешь плакать обо мне».
А. Блок

1

Стало сердце болеть ежедневно,
А поплакаться – было б кому…
Постарела, поблёкла царевна
В говорящем своём терему.

Тот, который не назван, а зван,
Позабылся в мучительном звуке.
Упырями туманят слова,
И бескровные падают руки.

Ах, поют на лугу хороводы,
Каждый сон – расскажи, расскажи!
Так и выпили тёмные воды
До конца эту бедную жизнь.

2

То по нéбу то по вóдам,
То стремглав с высокой кручи,
То ли сны её уводят
Навсегда в свой мир летучий?

Время – полночь, пусто место,
Заресничено оконце.
Чья подруга, чья невеста?
Где ты, солнце? Нету солнца…

Без дорог стремглав несётся,
Мимо Рая, мимо Ада.
Где ты, солнце? Нету солнца.
Нету солнца – и не надо.

 

 

Кое-что о женщине

 

1

В зоне мужского азарта,
в зоне мужского хотения –
сверх и помимо –
несыгранной картой,
тонкой игрой светотени...

Мысли её отчаянные…
Били их в стае – влёт.
Кровью вмерзали в лёд –
В тысячный раз оттаяли.
Мысли её, о чём они?

Ласковые, заветные,
Выслежены заведомо
Птенчики желторотые
В лисьем лесу.

У нелюбви в заложниках
Платят сполна за ложное,
За осторожно-мелкое
Золотом, не скупясь…

2

Ты всей душой…
Да ты сама – душа,
до пестика, до чашечки, до донца –
в тебя, наверно, закатилось солнце,
отяжелевший от любви
воздушный шар.
Свой горький мёд
на мёртвых пчёл умножишь,
ты можешь
молча, тихо отцвести,
и чуть заметно
в теле полусонном
просвечивает гаснущее солнце.

3

И было тело –
Настежь, как душа,
раскрытое до чашечки, до донца –
тогда в него и закатилось солнце,
отяжелевший от любви
воздушный шар.
Бесплотна жертва –
жертвенность бесплодна.
На шаткий плот,
почти что не дыша,
и только взгляд назад,
отчаянный и долгий…
Уже прозрачна плоть,
но стянута душа
и не раскрыться ей
до чашечки, до донца…

4

Проклята…
Просто потому что ты женщина.
Просто потому что ты жертвенна.
Просто так…
Столько отболело – не прожито.
Всё перегорело – не та.
И́стового самосожжения
Мёртвая твоя красота.

5

Мария избрала благую часть:
в мужском пиру – не горькое похмелье,
отравленное завистью веселье,
короткую униженную власть, –
но в мире войн и воспалённых вёсен
задумчивую медленную осень.

6

Чужая среди чужих
Искала она слова,
И были слова её –
Чужие.

И кто-то, державший свет,
С судьбою её чудил,
И свечи в душе её
Чадили.

Металась её душа,
Не помнящая родства,
И в мутном потоке слов,
Давно бесплодных,

Как смертник – последний шанс,
Искала она слова…
И Слово любви пришло,
И стало плотью.

 

 

Старости регалии

 

Опиума мне не пить,
Да и вино – с опаской.
О любви – не говорить.
Разве что под маской?
Что в эти годы –
Любовные невзгоды?
Спуск под горку длинный –
Не до малины.
Всем известны боли
Стариковской доли.
– Ишь, Америку открыли:
Нету старости бескрылей!
– И что там далее
Про её регалии?
(Это о растущей силе:
– Нету старости без крылий!)
Кто поверит заочно
В чистый источник?
– Ах, не говори́те нам
О полёте ритма!
– И в холодной комнате
Об этом помните?
– Чтоб кухоньку по́лнили
Мысли молнии?
– Средь болячек-лечений,
Да чтоб свет невечерний?!

 

 

Всё, чего я не хочу

 

В детстве, верьте ли, не верьте,
Знает сердце о бессмертье.

Как леталось и блестелось,
Жить моглось, а не хотелось.

Жизнь! Но жизни было мало:
И мечтала, и желала...
Только льнуло, пеленало
И в ночи ко мне летело
Всё, чего я не хотела...

Стало сердце биться реже.
Где ты, воздух побережий?

Так всегда со мной бывает:
Не желай, и не зови –
Снами, снами проплывает
В теле память о любви.

И тянусь, тянусь напрасно
Я к последнему лучу.
Неизбежно и опасно
Всё, чего я не хочу.

 

 

Приступы бессилья и лики нелюбовей...

 

Приступы бессилья и лики нелюбовей,
Крылья не укрыли от холода верховий...
Скудны поленья, но не от лени,
Тлеют, не горят от поздних сожалений.
Да, чего жалеть ей, золушке в карете?
За миг на рассвете Судьбы плети
Грудь полосовали: не на карнавале –
На лесоповале место этой швали...
Лики нелюбовей, дни всё суровей,
В руках-ногах остылых не чует крови...
Мысли – молитвы, да нет силы для битвы,
Жизнь застыла зябко на лезвии бритвы.
Каждое утро бьёт по темени:
Замыслов – тьма, да нету времени.

 

 

Все мы умираем

 

С Адом, да Раем –
такая ерунда!
Все мы умираем
Всерьёз и навсегда.

Есть мысль, и с нею
Легко идти во тьму.
Чем старше, тем яснее:
Жить ни к чему.

Ещё одна поэма?
Ещё одна статья?
Пусть помянут немо
Близкие друзья.

Пусть дохнёт ветер,
Пусть плеснёт волна.
Кому на этом свете
Ты ещё нужна?