Ирина Чуднова

Ирина Чуднова

Четвёртое измерение № 19 (511) от 1 июля 2020 года

Пряной надежды касание

Надмодернизм

(аллюзивное)

 

Н. Зонову

 

В час, когда всё дотла догорело, осталась одна зола,

и дожди остудили прах, ты в землю воткнул два кола,

на белый повесил тулуп из зайца, на красный – картуз,

и кровавое солнце лепилось на спину в бубновый туз.

 

С колотушкой явился февраль, нарыдал поднебесье чернил,

гопота расколола фонарь над аптекой в метель – ты чинил,

подобрал наконец башмачки, что в тот месяц всё падали на пол.

Положил эти ночи на дюжины стонущих плеч –

хорошо б наконец от зимы отдохнуть и прилечь,

но слезилась зануда-свеча, воск в клепсидры истории капал…

 

Небо узкое хмурится, жрёт провода и плюёт шелуху ворон,

ежедневно в Останкине башня играет реквием солнечных похорон, 

и в окрестных домах реновацией грезят глазницы,

но страшатся её, подтянув по-хрущёвски балкон

к подоконнику. Если тебе не спится и чтобы не спиться,

забаррикадируйся вирусом, космосом с тысячи тысяч сторон.

 

И сполна отработав свой ад, номерку на ноге вопреки,

я, быть может, узнаю, в какую манипулу встанут мои стихи

и какой позвоночник им флейтой положит посмертный Вергилий.

Надевай же на правую руку митенку с левой руки,

на той самой подножке, на плахе трамвайной тоски,

на которой пристало стоять, пока нас до конца не забыли. 

 

Пока нас наконец не зарыли. До дыр замусолив тетрадь –

если надо стихи объяснять, проще лошадь у бабы отнять

на скаку – пусть пожар до венцов нижних избы-читальни залижет,

как котят. Так-то, брат, Геродот-Герострат, жги глаголом –

                                                                       они не горят, я же вижу! 

 

04.02 – 26.03.2018 г.

г. Пекин, Лунцзэ – г. Москва, Тимирязевская 

 

Раненые сумерки

 

Раненые сумерки – куриная слепота осени,

происходят непрошено:

поднимаешь голову – вот они,

снова с тобой до весны.

Опускаешь голову – не уходят,

топчутся.

Приказывают: «стань нами! нашими глазами!

Накорми собой! Оживи!»

 

Обречённый смотреть внимательно,

щёлкаешь выключателями,

глянец иллюминации

наводишь поверх стекла –

думаешь, откупился, договорился,

растратился,

ушёл под защиту города,

не выпит дотла.

 

Мегаполис и сам в заложниках –

оголодавший, пожранный

распутицей-слякотнохожицей

подтоплен по первый этаж.

Ему в эти дни неможется, недужится,

тревожится –

словно в остроге сторожу,

мукой похмельных жажд.

 

Волглый закат серо-розовый –

неба мазок серозный,

как ты – воротник офисный,

отравлен рутиной, жесток.

Львиные сумерки осени, злые,

бесцветноголосые,

жалятся мокрыми осами,

гонят луну на восток.

 

Пряной надежды касание – нет, не снега растаяли,

и не грачиные стаи

меж перьев добыли тепла –

Дожили! – солнцестояние!

Сумерек сточены грани и –

уже не твоими глазами предстанет

нам

двадцать первый восток декабря. 

 

14.09.2018 г.

г. Москва, Тимирязевская  

 

Сказ о городской падалице

 

В час глухой, когда улиц во чреве тщетой прогорят фонари,

городская падалица восстаёт от земли,

в этот час, когда бредит трава на небе, бредёт по земле трава –

закружится у падалицы едина на всех голова,

постучит ей в сердце свинцовый выхлоп, Четвёртый Рим,

спросит: «выди, в ноги пади! а после и поговорим».

 

А над городом память травы небесной – смог да зола –

о любви лепечет ей падалица спохмела,

забродившей фруктовой нежностью, раем заёмным смердит –

приложись-ка ушком в поребрик, прислушайся, удивит:

«мол-де соль трав земных неразменна, блаженна, она – подзол,

галунами луны расшит путеводных небес камзол…»

 

Звон-трава земная прикажет пьяно: «восстань да иди!» –

встрепенётся червивое сердце в немой худосочной груди.

И прозреет подвига трепет падалица тот час,

задохнётся пряно: «эй! иду на вы!», протрубит да пойдёт на вас. 

 

Ей ночная птица сторожко курлыкнет – «никшни, лежи! –

глянь, от нимба фонарного, молоху равновелики, бредут бомжи».

И ведёт их не долг, не морок, не стон, не предвечный страх –

соколиный-змеиный голод белокаменного нутра.

 

Как луна из-под облаков в травы земные отвесно себя прольёт,

так рука человечья плод с тёплой землицы возьмёт.

В нимбе света фонарном присядет мужик на лавку, разинет рот,

и заплачет один на весь город стоглавый за тысячеликий народ. 

Эти слёзы горючие пыль разрисуют в узор парчи –

исступленьем дорог наших дороги, лунным песком горячи.

 

Опрокинется город червивым яблоком, выхлопом, ржавым узлом,

и забудется бомж на скамейке убогим пораненный сном,

меж мозолей баюкая падалицу, как дочь,

                                                                               и блаженную весть

повторяя изглоданным сердцем –

«Долги нам остави! и хлеба насущного выпеки днесь!»

 

28.09 – 04.10.2018 г.

г. Москва, Тимирязевская

 

Пересекая рельсы

 

Над водою случается небо пятнисто, как шкура питона,

перелётные гуси уносят меж перьев на запад,

подальше от дома –

пёстрое небо в гомоне криков расстрельных

к мёртвым навеки несут.

 

Здесь пути каменисты, порожисты реки, неявны дороги,

ты присядь, присмотрись –

здесь скитаются странные боги,

и миры бесконечные в тесных карманах таятся,

их боги, как яков, пасут.

 

Раз в четыреста лет эту землю туманы накроют,

раз в четыреста лет здесь пройдут неизменные трое

по дороге незримой в рассвет.

Видишь – мудрость труда, с нею честность героя

и детский наивный привет.

 

Старики цепко держат друг друга,

Переменам и ветру подруга, с ними девочка в пёстром дань-и*,

так и ходят сквозь время по кругу,

бесконечных веков супруги,

осеняя бесплодность округи совершенностью жезла Жу-и**.

 

Приглядись, как светло ступает

с рельса стального на шпалы, всему потайному открыта,

возвышенна и легка, не боясь ни огня, ни шакала,

на бетонные-тонные шпалы

в пионах, как кровь густо-алых, небесная синь башмачка.

 

28.07.2018 г.

г. Пекин, Лунцзэ

 

____________

* дань-и – традиционная крестьянская одежда из хлопка

в Среднем и Северном Китае.

** жезл Жу-и – атрибут исполнения желаний,

нечто вроде формулы: «быть по сему»,

«исполниться по велению сердца».

 

Слово Гамлета

 

В. Максимову

 

Мой советчик и потомок, сядь, послушай –

ветер Дании легко меня задушит,

там, куда так благородно и наивно

отправляешь за спасением. В овинах

до поры зерно таится, копит соки,

и слова, и мысли, друг мой, так жестоки –

что, забив на власть и жизнь,

на смерть и тризну,

я рискую потерять саму отчизну.

 

Я рискую прогадать не за полушку,

не за макову английскую ватрушку,

не за пресловутый хруст французской булки –

быть осаленным кинжалом в переулке

уготована судьба. И коронаций

всех дороже мне свобода разобраться

что есть долг, и честь, и власть,

и смертный окрик, Гильденстерн и Розенкранц,

и промельк в окнах, материнский поцелуй

слепой и волглый…

 

...путь меж жизнью и зарёй не будет долгим,

если выберешь остаться человеком,

а не то ступай в отравленную реку

дважды –

в эту путь повторный неминуем,

и плыви – стань боль и яд,

и тлен иудин.

 

16.12.2018 г. 22:55

 г. Пекин, Юйчжилу

 

Из цикла «Современность»

 

Я стану звать тебя Нина

 

псориазные руки пианиста

гениальные пальцы в струпьях

лапы динозавра

нескладного древнего ящера

на белых как кость клавишах пианино

которыми допотопный он

разговаривает с пустыней

у себя внутри

поливая пространство меж звёзд

мёртвой водой

просыпая нотную грамоту как пепел 

в пустоту

сочась наружу экземой созвездий

мучаясь невозможностью

выразить словом

звук запах цвет имя

выкашливая

застрявшее в пространстве между альвеол

безымянное –

неназываемое невыразимое

 

он

берёт разбег от фа-бемоль долетает

до космоса

а потом смотрит в её глаза –

глаза с вишнёвой поволокой

выцветшими серыми

смотрит на её шею –

шею нездешней птицы

натыкается взглядом

на что-то внутри себя

и вдруг говорит:

– Я стану звать тебя Нина!

 

И оба знают –

как бы она ни ответила

на этот раз

ничто не поможет

соединению неразделимого.

 

01.02.2019 г.

г. Томск, улица Кирова – гостиница «Рубин»

 

Между адом и раем

 

«Полиция Канады обнаружила плантацию марихуаны,

охраняемую тринадцатью чёрными медведями, как

сообщает агентство The Canadian Press».

mixtv.ca и ведущая Татьяна Субботина

 

между адом и раем

между адом и раем

конопляное поле и

тринадцать медведей

и свинья вислобрюхая

с ними полиция

между адом и раем

конечно полиция

простые ребята

по слухам канадские

и свинья вислобрюхая –

 

смейся! после расскажешь

внукам о том, как ты жил, как

ты выжил во времена новостей о

локальных кровавых войнах

и великой кибервойне

на которой сгинули

твои-нетвои ровесники –

одни захлебнулись смехом среди соцсетей

другие не пережили абстиненции лайков и котиков

перекормили друг друга репостами

и все умерли, умерли!

 

и тогда твои внуки спросят:

– скажи, дэд! – правда ли, что

на той вашей войне выжили только

тринадцать канадских медведей

и свинья вислобрюхая?

ведь сегодня за каждым окном

мы видим лишь – одно это поле

конопляное поле

между раем и адом?

между адом и раем…

 

...но если прислушаться

к пыльным порывам ветра

в них отчётливо проступают обрывки

истошного смеха

по чёрным канадским медведям

по свинье вислобрюхой

и пароли от ада и рая

и читкоды, читкоды чтобы

хоть кто-нибудь, может быть ты,

хоть когда-то осмелился 

перейти конопляное поле

вброд вбред взыбь

 

перейти

 

и закончить большую войну

и воскреснуть.

 

20.03.2019 г.

г. Пекин, Лунцзэ

 

Огурцы идут на небо

 

Ножиком вырваны души у огурцов

Срезаны жопки

С. Касатов

 

все огурцы,

которые ты нарезала

на салат своей непутёвой жизни

идут на небо –

идут строем,

повзводно поротно

побатальонно

идут на небо

дать отчёт в том

была ли ты годной хозяйкой

достаточно ли наточены и остры твои ножи?

весьма ли сноровисты пальцы?

хорошей ли сытной бывала заправка к этим твоим салатам?

 

боишься быть оклеветанной огурцами? –

не надо! не бойся! они

наверняка

прихватили с собой на небо хоть одну

веточку укропа

свежего и душистого как твой утренний кофе

как святое причастие

 

уж она-то не даст соврать.

 

25.04.2019 г.

г. Пекин, Лунцзэ