Ион
Строе

повесть

 

Соединяя порванную нить

О повести «Воздух времени» Иона Строе

 

Одна из самых таинственных и романтичных профессий в представлении большинства людей это, конечно, разведчик. «Разведчик всегда один среди врагов. Почти один… Годы он – среди чужих. Изображает другого человека, ходит по краешку обрыва. Говорит не то, что чувствует и думает». (Николай Леонов, Юрий Костров, «Вариант “Омега”»)

Откуда они берутся, эти люди? Какой путь проходят до того, как стать на путь одиночки, которому опасна даже случайная встреча с человеком из прошлого окружения?

Ведь у всех когда-то были родственники и друзья, родители, а может быть даже дети. Как живут их родные, из жизни которых вдруг пропадает близкий человек?.. Особенно дети. Взрослые могут что-то знать, о чём-то догадываться, но дети воспринимают всё окружающее как естественное – у них нет ещё жизненного опыта, не с чем сравнивать. Как они растут и кем вырастают?

Разведчик-нелегал Андрей Безруков, чьё имя мы знаем из-за предателя (имя которого сознательно не называю, ибо предатель заслуживает только забвения), человек высочайшего интеллекта и чрезвычайной психической устойчивости (а другие в разведке не работают), признался журналистам: «На самом деле мы выполняем работу, но так или иначе мы ломаем судьбу и нашим родителям, и нашим детям».

 

У вас есть шанс прочитать повесть «Воздух времени» – короткую, но уникальную, ибо написана она сыном агента службы внешней разведки, и понять, как растут дети разведчиков и какими людьми они вырастают. Судьба подарила мне возможность личного знакомства с автором книги журналистом и писателем Ионом Строе, человеком, до 18-ти лет не знавшем своего настоящего имени, родившемся в Констанце, живущем в Москве, в жилах которого течёт столько кровей, что, конечно никем, кроме как русским, он быть не может.

Цель писателя – воссоздать мир своих предков, зафиксировать память о них, передать её следующим поколениям, чтобы не «порвалась дней связующая нить». Если кто-то ждёт гладкого мемуарного повествования в стиле серии ЖЗЛ, им не сюда. Книга написана в современной эссеистичной манере. Фрагменты нарратива плывут в потоке размышлений о жизненных ценностях, о судьбах страны и изменениях в общественном сознании, среди пейзажных зарисовок, исторических экскурсов, детских фантазий и воспоминаний о духовном становлении личности. Мне это напоминает ледоход – так выглядит, например, треснувший весенний лёд на Москве-реке, когда смотришь на него с моста, проезжая в вагоне метро. Мозаичная картина только на первый взгляд выглядит хаотичной, на самом деле она построена по сложным законам природной гармонии и потому завораживающе-прекрасна.

Чтение «Воздуха времени» похоже на собирание пазла, когда не знаешь, какая картинка должна получиться. Но вот книга дочитана, и последний кусочек пазла становится на своё место. Теперь можно обозреть результат – значительный и прекрасный. Жизнь сложилась, преодолев все выпавшие на его долю испытания и опасности, мальчик вырос и стал мужчиной, творческой личностью, профессионалом, любящим сыном и отцом. А в его случае это было ой как не просто.

 

Язык, которым написана повесть, и вся её стилистика говорят о том, что автор – поэт, если не профессиональный, то по психологическому складу личности, по трагическому восприятию действительности, по тому, как он видит окружающий мир. Но жизнь, особенно в ранние годы, упорно направляла его на другую стезю – общество готовило из него солдата. Началось это с детства, с мужчин, которые попадались в жизни мальчика и воспитывали его так, как было тогда принято. Мужчины эти были воинами – курдский пешмерг Мирхан и бывший агент СМЕРШа дядя героя Леонид Муравицкий. В дальнейшем была школа планеризма, прыжки с парашютом и три года службы в воздушно-десантных войсках. Обществу не нужны были поэты. Обществу нужны были воины.

Иону Строе повезло, что период его молодости и становления пришёлся на послевоенные годы и он смог не воевать, а прожить жизнь так, как ему хотелось: получить гуманитарное образование и трудиться в сферах, далёких от военных.

В русской поэтической и – шире – литературной – традиции поэты и писатели часто становились военными (или наоборот?). Примеры навскидку – Михаил Лермонтов, Лев Толстой, Николай Гумилёв, Михаил Светлов. Потом идёт целая когорта поэтов-фронтовиков ВОВ. Яркий пример периода Афганской войны – Александр Карпенко – поэт и военный переводчик, получивший тяжелейшие травмы в Афганистане, чудом выживший и, слава богу, продолжающий писать. И сейчас многие поэты воюют… Обществу по-прежнему не нужны поэты. Обществу нужны воины. И мужчинам приходится совмещать в себе две ипостаси. К сожалению, в нашей жизни всегда есть место подвигу…

Я понимаю, что это обусловлено суровой необходимостью: природными условиями и враждебным внешним окружением, в которых живёт наша страна на протяжении всей своей истории, веками. Ни одно поколение полностью не прожило в мирное время, у каждого была своя война. Но всё равно, сжимается сердце, когда думаю о мальчиках, вынужденных становиться военными вопреки своим склонностям и желаниям.

 

Возвращаясь к герою «Воздуха времени», хочу сказать, что человек необычной судьбы обязательно притягивает к себе таких же необычных людей. Читателей ждёт много интересных встреч и путешествий. Действие развивается в разных странах и регионах – тут и Крым, и Румыния, и Лондон, и Средняя Азия, Ирак, Аргентина и, конечно же, Москва. Город, ставший его судьбой, автор описывает в разные времена года, в разные периоды своей жизни. Судьбоносные для него события и встречи происходят в Москве. Любовь к столице России проходит красной нитью через всё повествование.

Вообще, любовь – главная тема размышлений автора. Восстанавливая картины жизни своих предков по рассказам родственников, вырастивших его, вспоминая редкие встречи со своими родителями, герой повести осознаёт, что «всё в нашем мире связано нитями любви», и приходит к выводу, ради которого, возможно, и даётся нам земная жизнь: «…по мере своего взросления я приходил к пониманию, что любовь это цель всякого человеческого существа, и всё обретает особый смысл, когда мы любим и делимся этим чувством, а для человеческого сердца это способ выразить себя полностью».

Я познакомилась с Ионом Строе тоже в Москве. Благодарю автора за книгу, за возможность прикоснуться к его удивительной судьбе, вдохнуть воздух времени – ускользающую, трудно уловимую стихию.

 

Лера Мурашова

Ион Строе (Юрий Муравицкий) со своей матерью Ольгой Памуччи (Урие).

 

Часть 1. В предлагаемых обстоятельствах

 

В предлагаемых обстоятельствах, в центре спектакля, в театре играющего автора персонажами будут давно ушедшие в небесную страну мои предки. Они оживут на этой сцене и помогут мне рассказать о себе, о времени, о дыхании той жизни, где были накал страстей, любовь, страдания...

Тает воздух времени, исчезают подробности, но благодаря моей бабушке сохранились свидетельства из «кладовых памяти прошлого» – она иногда открывала тайники эти дочерям: моей маме и её сестре. Бабушка ещё застала времена родителей – своих и мужа, – которые также рассказывали о жизни предыдущих поколений.

Также, к счастью, чудом сохранился бесценный источник информации – записки деда – ёмкие, занимательные, поэтичные, яркие, с размышлениями и попытками заглянуть в будущее устройство мира… В этих записях возникает образ человека постоянно развивающегося, влюблённого в историю, в античную мифологию, увлекающегося древними поэтами: Гомером, Гесиодом, Овидием, Катуллом. Он цитирует их, восхищается культурой Возрождения… Конечно, он был мечтателем: любуясь прошлым, оптимистично смотрел на национальное будущее, осмысляя сущность мира, его глубинную реальность, его духовное бытие, надеялся на достижение такого состояния человечества, в котором будут господствовать гуманизм, справедливость, человечность, высокая нравственность. По рассказам тех, кто застал его ещё при жизни, он был не только блестяще образованным, но и человеком необычайной доброты, не терпящим насилия над чем-либо или кем-либо в окружающем мире: всякое насилие было противно его природе.

 

Почему театр?

Прежде всего потому, что именно театр живо откликался на стремительные сдвиги, происходящие в обществе, а мои предки жили во времена, до основания потрясшие установившийся миропорядок. Устная и письменная эстафета летописи нашей генеалогии, её сведения позволяют воссоздать палитру жизни тех далёких дней. Замысел написать о своих родных зрел во мне давно, хотя такая книга весьма своеобразна, и форма её должна быть достаточно свободной. Рассказать о тех, кого уже нет, и о событиях, связанных с ними, – трудная задача. Не будучи современником явлений и человеческих жизней ушедших времён, погружаясь в эту трансцендентность, пытаюсь проникнуть в мир, в котором они жили.

Проецируя на себя прошлое, опыт жизни родственников, осмысливаешь и личную судьбу, этот опыт воздействует на собственное существование.

Я пережил многие события своей эпохи. Стал свидетелем катастрофического распада Родины: рушилось привычное, деформировались нравственные ценности. Я столкнулся с превратностями человеческих судеб, трансформацией взглядов на диаметрально противоположные, трагическим приспособлением людей к новому порядку. Социалистический уклад жизни в одночасье поменялся на дикий капиталистический, что стало тяжким, часто губительным испытанием для людей.

Я стою на тёмной сцене, «на меня направлен сумрак ночи», как говорил Пастернак, зал гудит, но лиц не различаю, только вижу полутёмные фигуры персонажей, они благодаря моей памяти становятся реальными. Марсель Пруст говорил в своей книге «Обретённое время»: «Я никогда не достигал в реальности того, что было в глубине меня…». Это повествование не подчинено определённому систематическому плану, оно построено на воспоминаниях о событиях и людях, к коим я волею судьбы оказался причастным. Этническая принадлежность героев побуждает меня к краткому экскурсу по территориям проживания этносов, что помогает прийти к пониманию причинно-следственных связей.

 

 

Этим я и займусь: дав импульс творческому усилию мысли, из начала ХХI века попытаюсь перебросить мост в те далёкие времена, в которых рождались, жили, любили и покидали наш мир мои предшественники. Не всё в этой повести судьбы может соответствовать реальности описываемого – есть в ней и домысливание автора – оно неизбежно в контексте излагаемого. Это тот случай, когда память побеждает забвение ценностей, сопровождавших жизни моих предков, и как долго это забвение будет длиться, я не знаю.

 

Зимнее небо заволакивало, будто осенью, белыми кучевыми облаками, постепенно они темнели и превращались в грозовые тучи, и из этого облачного смешения вспыхивали неожиданные для зимы молнии, ярко освещавшие улицу, на которой я живу уже три десятка лет. Носит она название Делегатская и появилась на картах Москвы в 1940 году. Здесь располагался Дом Советов, где собирались со всех концов страны на свои съезды делегаты. Поэтому было принято решение о переименовании Старой Божедомки (Божедомского переулка) в улицу Делегатскую, а Новая Божедомка стала улицей Достоевского, но называют её просто «Божедомка». Здесь, на этой улице, родился Фёдор Достоевский, здесь волею судьбы живу я. Вот такие необычайные, мистические связи…

Моя Божедомка – довольно короткая улица протяжённостью всего в один километр, но имеет богатое историческое прошлое. Когда-то она называлась по фамилии местной домовладелицы Мешеховцев переулок, затем, до 1922 года, Божедомский переулок, и получила это название из-за стоявшего в конце её «Убогого дома», в народной речи переименованного в «Божий дом». Ныне здесь здание гостиницы Центрального дома Российской Армии. Выходя на прогулку, я знаю, что эта улица являлась частью старой Владимирской дороги в Кремль.

Мне кажется, я дышу воздухом того времени, когда прохожу по улице и, перейдя Садовое кольцо, выхожу к Каретному ряду, миную чудесный сад «Эрмитаж», иду по Петровке мимо Петровского монастыря до Столешникова переулка и оказываюсь у своего любимого Охотного ряда, что берёт своё начало от Театральной площади. Здесь, в Охотном ряду с его скучившимися лавками и палатками, поставлявшими лучшие съестные продукты, отоваривалась состоятельная Москва. Перпендикулярно Охотному ряду тянется в гору Тверская улица – главная улица Москвы – я жил здесь напротив Центрального телеграфа много лет. Пройдя Манежную площадь, выхожу к Троицким воротам Кремля.

Красное контрастирует с белым. Стою в глубоких раздумьях о смысле цвета. Всюду символика. Красный кирпич стен, Белая вечность метели…

И с этими мыслями неспешно иду на совершенно европейскую Никольскую улицу.

В исчезающих образах тающего воздуха времени возникают картины дореволюционной Москвы. Китай-город – центр московской торговли. Зарядье, где сосредоточены неказистые лавки купцов старого закала, Варварка – старинная улица с расположенным на ней домом бояр Романовых, Ильинка, одна из главных улиц Китай-города, играющая важную роль в торговой жизни старой Москвы. Никольская улица сильно отличается от предыдущих своим европейским видом – на ней помещается старинное здание Синодальной типографии и находятся многие монастырские дома. Здесь же сосредоточены магазины, торгующие парчой и церковной утварью. На Никольской улице определилась судьба художественно-общедоступного театра в Камергерском переулке. В ресторане «Славянский Базар», известному всей Москве названием и русской кухней, состоялась встреча К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко. Долгий ночной разговор за столиком ресторана дал новое название художественно-общедоступному театру – МХТ имени А. П. Чехова.

В этих прогулках я вспоминаю и размышляю о разном и всегда возвращаюсь к мысли о драматизме жизни, в которой так и не смог достичь равновесия между мечтой и действительностью... В душе, вопреки воле, поселился смутный, непонятный страх, она, душа, томится, словно лист осинов, томится разными предчувствиями, живёт своей странною «жизнею», болит, отдаёт дань страстям и мыслям...

 

 

Тревожное спокойствие царит на белом свете в прямом и переносном смысле, сумрачной кажется мне моя Отчизна, пытаюсь заглянуть в будущее и угадать, что несут нам годы 21-го столетия.

Закончилась зимы отсрочка, что не исключило её прихода: ночью просы́пался долгожданный таинственный снег, засинел за окном, соревнуясь с фонарём, победивший рассвет. Волхвы в пути. На небе звёзды. Рождество!

 

 

Наконец случился долгожданный мороз, русский холод отрезвляет ум. Тихонько приближаются метели – закружат, завихрятся, подхватят в снежной карусели чудом сохранившийся одинокий осенний лист, как последнюю надежду. От люков поднимается тёплый пар, голуби сидят на них и греют лапки, а у меня за окном на чёрном суку берёзы сидит ворона с полузакрытыми глазами, и кажется, что она медитирует, ищет смысл жизни... А землю снегом заметает, ветер звучит торжественным орга́ном, и всё кругом белым-бело.

Двадцать восемь веков назад Бог остановил свой выбор на греке Ктезибии, живущем в Александрии Египетской. Бог знал, что Ктезибий сможет как никто другой осуществить его замысел: создать на земле такой инструмент, который мог бы своим звучанием дать образ Вселенной – глубокой и необъятной, дать представление о Божественной музыке, за которой открывается свет вечности, и человек как песчинка мироздания. Этот инструмент, самый мощный по силе звука, с огромным диапазоном звучания и богатством тембров, рождал удивительную по красоте и разнообразию музыку. Он должен был отличаться от всех других и великолепием архитектуры, и декоративностью отделки, и стать доказательством Божественного творения. Неземные звуки органа должны были так воздействовать на сердце и душу человека, чтобы они замирали от Божественной красоты и открывали непостижимые тайны Бытия. «Король музыкальных инструментов», сложное строение которого позволило организовать богатство звуковых эффектов и имитировать игру на других музыкальных инструментах, приравнивался к симфоническому оркестру. Так в Европе ХI века появился орган. Своего расцвета органостроение достигло в XVII – XVIII веках в Италии, где в 666 году орган стал неотъемлемым элементом католической церкви благодаря папе Виталиану, затем была Франция и, наконец, Германия, здесь Господь нашёл своего ученика, наградив его не только исполнительским мастерством, но и способностью создавать произведения для органа. Таким учеником стал великий композитор органной музыки Иоганн Себастьян Бах. Ученик Бога уже в 17 лет написал шедевр для органа – «Токкату и фугу ре минор», которую я впервые услышал в небольшом католическом соборе в Сибири, в Красноярске.

 

 

Я давно заболел Сибирью, она втянула меня в себя, в моей жизни был период, когда в связи с характером работы меня отправляли в командировки в этот удивительный край.

 

 

Сибирь для меня – магический кристалл, в котором светится красота природы, уникальность, она разная и невероятная в своей красоте и гармонии. Сибирь это фантастический, чарующий мир, в котором стройные сосны – их величавые кроны – держат синий свод небес, кедры, лиственницы и пихты, источающие смолистый аромат в летнем зное и звенящие в морозной, сверкающей бриллиантами зимней стуже, созвучны музыке органа, становясь единым организмом, сливаются в мощную песнь таежного многоголосия. Великое богатство Сибири – тайга, голубые озёра и поражающий воображение Байкал... Здесь живут люди будто с другой планеты: они сдержанны, добродушны с особой широтой сердца – это сообщество умных, образованных, любознательных, великодушных и благородных людей...

Здесь ко мне пришло то, что мы называем величием любви, я ощутил удивительный обмен энергиями, когда возникает желание творить, чувствовать, любить и быть любимым, ощутил любовь как революцию в своей жизни. Бог есть любовь. Как можно передать это величие любви человеческими средствами? И тогда Бог даровал греку Ктезибию талант, который позволил ему создать орган, только этот инструмент с его неземными звуками и музыкой Божественной красоты мог передать величие любви, которая есть цель всякого человеческого существования, и всё, что нас окружает, обретает смысл, когда мы любим и делимся этим чувством.

Апостол Павел в своём послании к коринфянам дал исчерпывающее определение любви «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносит, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит».

 

В очередной командировке в Сибирь я увидел эту девушку у знакомых, куда она зашла на минутку, и этого было достаточно, чтобы я на долгие годы запомнил эти синие глаза, каштановые волосы, свет улыбки. В моей памяти жила эта минутная встреча почти 20 лет, но судьбе было угодно, чтобы мы встретились вновь. Сейчас мы соединены сердцами, но разделены расстоянием... Человек так устроен – в нём всегда живёт потребность любви, и я телепортирую свою любовь на далёкое расстояние. Так сложилось...

В одну из наших встреч она пригласила меня на концерт органной музыки в местном католическом соборе. В репертуаре были произведения И. С. Баха и его органная жемчужина, живущая более 300 лет, «Токката и фуга ре минор». Зал был небольшой – мы сидели в седьмом ряду, и в Москве я живу в квартире 77. Это удивительно – встреча с Татьяной для меня уже была чудом, и семёрка – это цифра чуда, божественное число, священное и, если следовать древнейшему языку чисел, семь толкуется как Божественное вмешательство в судьбу человека, наверное, поэтому стала возможной наша встреча спустя многие годы. Масса значений у этой удивительной цифры, и квартира с двойной цифрой семь, как у меня, находится под покровительством мифологической планеты Кету, такая квартира полна загадок и тайн, здесь мощная энергетика знаний, впрочем, достаточно... Вернусь к «Токкате и фуге ре минор». Я был невероятно взволнован объёмным космическим звучанием, мне казалось, что под воздействием этой музыки произойдёт прорыв чувств, так долго копившихся во мне...

 

Как много возникает ассоциаций! Какое удивительное переплетение стран, судеб, жизненных дорог! Как много ярких личностей, наполненных внутренним светом, любовью, проявлением разных граней человеческого характера: доброты, благородства и мужества! Каким мистическим образом сплетались ветви древа судеб. Революция в начале ХХ века радикально и необратимо повлияла на судьбы людей, в том числе моих родственников...

Война! Страна вовлечена в круговорот невероятных страданий, самых страшных в истории человечества. Мир погружён в царство ненависти и всеобщей муки. Пламя войны полыхнуло и в нашей семье: дедушка был брошен в тюрьму и за отказ сотрудничать с немцами, и за протест против убийства своего друга: узнав о расстреле его семьи, он побежал в комендатуру и там этот кроткий, добрейший человек превратился в грозного обличителя нацистов. Из тюрьмы он не вышел и вскоре погиб.

Иная шкала ценностей, установленная после Революции и войн, внесла драматические изменения в сложившийся уклад семьи, повлияла и изменила судьбы её членов, всё её жизнеустройство. К сожалению, семья раскололась. У прадеда было два сына, один из них, мой дедушка, воспринял Революцию как объективную закономерность, неизбежное развитие социальных процессов в обществе – как обновление, великий социальный эксперимент, он понимал значение революции для будущего устройства мира. Но его брат видел в Революции только посягательство на собственность, которая была конфискована новой властью, как, впрочем, и всё имущество моего деда. В доме, разделившемся в себе, погибают сложившиеся в течение столетий традиции, устои, патриархальный уклад жизни – такой дом разрушается изнутри.

 

Я давно живу один, не ожидая никаких перемен этого положения. Говоря о своей одинокости, я могу сказать, что это ощущение пришло из детства: я жил в созданном мною мире, не похожем на окружающий, и я лишь притворялся, что участвую в жизни этого мира – это был способ защиты себя. К счастью, книги, их герои помогали мне жить в этом особом мире, наполненном фантазиями и мечтами... Обратная сторона моей одинокости – это любовь к животным, и судьба подарила мне Марселя – очень умного котёнка, золотошёрстного красавца. Как это случилось?

Однажды мне предложили путёвку в дом отдыха в Подмосковье, поразмыслив, я согласился.

Место, в котором располагался санаторий, мне нравилось, и воображение тут же нарисовало завораживающий пейзаж: чистейший прохладный воздух, золото бредящей листопадом осени. Душа уже настроилась на его простоту и красоту и была отзывчива, как тонкая струна, что сыграло свою роль в событиях, развернувшихся позже. Санаторий оправдал мои ожидания: был и золотой листопад, и шалый, терпкий, вкусный воздух, и длинный пролёт лестницы, идущий от корпуса через лес к реке. От всяких процедур я отказался. Оставалось наслаждаться всей этой красотой и уходить в мир книг, которые я предусмотрительно привёз из Москвы. Минуло три дня моей безмятежной жизни.

Мысли плели ткань задуманной повести о генеалогии моих родов, ничто не предвещало перемен. Надо отметить, что от главного корпуса до склона были разбиты цветочные клумбы, и благодаря тёплой осени на них ещё сохранилось цветочное ликование. Справа и слева от клумб были ряды качающихся на цепях скамеек, всегда занятых отдыхающими. На последней, у корпуса, сидел я с книгой, читал. Шёл четвёртый день моего отдыха. Не в моём характере такой статичный отдых, а потому тихо тлела стихия страсти, которая неизбежно должна была прорваться... Вдруг я почувствовал, как кто-то вспрыгнул мне на колени. Отложив книгу, я увидел крохотного котёнка, который, свернувшись в клубок, тут же задремал.

Он был жалкий и щемяще трогательный. Я тихонечко встал, прижал к себе его крохотное тельце, отнёс в номер. Там он уютно устроился на подушке и уснул, а я побежал в магазин купить для него еды. Ел он с удовольствием, и вообще видно было, что ему нравится ход событий.

Поразительны были его глаза янтарного отлива и необычайно умный, внимательный взгляд. Он был маленьким, но с широкими сильными лапами и крупными ушами. В его облике проявлялся какой-то врождённый аристократизм, что проявлялось и в поведении. Что-то метафизическое было во всём этом происшествии – неслучайность его. Существует же невидимый для нас мир, энергии высшего уровня, эзотерика с её тайными знаниями о человеке. И эти таинственные существа, кошки, как будто обладают подобными знаниями, не случайно их наделяли особыми свойствами с древних времён, например, в Древнем Египте. Вот и мой котёнок, что-то знающий обо мне, выбрал меня. И действительно, как поменялась моя жизнь! Я как будто вышел за грани восприятия реальности и с помощью своего нового спутника делаю попытки установить взаимосвязь с другим миром и другим уровнем Бытия.

Впрочем, стоп, меня, кажется, заносит. Вернёмся к нашей реальности.

Неизбежно встал вопрос, что делать дальше? Ответ для меня был очевиден. Уже на следующий день мы погрузились в машину и укатили в Москву. Квартиру котёнок воспринял так, будто жил в ней всю свою короткую жизнь. Местом его отдыха и сна стала камышовая хлебница, пришлось ею пожертвовать ради его комфорта. Он сразу определил для себя место гигиенических процедур, избавив меня от всяких лотков и наполнителей, а чистота для меня очень важный фактор, и он отнёсся к этому с должным пониманием. К сожалению, чуть позже начались проблемы: он перестал есть, пить, взор стал грустным. Конечно, я отвёз его в ветлечебницу, где ему сделали УЗИ, определили возраст и породу. Очень внимательный ветврач поставил диагноз: оказалось, у него вирусная инфекция, ещё оттуда, из природы. Был назначен курс лечения, состоящий из уколов и капельниц. Каждое раннее утро на протяжении десяти дней мы исправно приезжали на назначенные процедуры. Надо отдать должное Марселю, так я его назвал, он мужественно и стойко переносил выпавшие ему испытания. Я привил его от всяких напастей, дали ему в лечебнице таблетку от гельминтов. Лечение оказалось эффективным: появился отменный аппетит, в квартире он не просто перемещался, а летал по воздуху, охотился за моими ногами и руками, видимо, вспомнив, что как никак он из львиного прайда. Одновременно с этими проявлениями он был очень нежен со мной, как только утром я открывал глаза, Марсик тут же ложился мне на грудь, заводил свою кошачью мелодию и тёрся головой о мой подбородок, таким образом выражая свою признательность. Он всегда располагался рядом, когда я читал, когда писал или занимался хозяйственными делами. Удивительно благородное и благодарное существо! Так и плещемся мы в волнах житейского моря, испытывая гармоничную взаимосвязь.

Небывалая осень… Тайные мечты, осеняемые вечной силой красоты… У Афанасия Фета в прилагательном «осеняемые» звучит время года, и душа настраивается на осень, время, когда на кронах деревьев появляется позолота, багряно-огненное солнце, угасая, бросает свои лучи на багряно-золотые листья, сливаясь с ними. Золотой листопад кружится над головой. Москву засыпает жаром и золотом опавшей листвы, прощальной мелодией октября. Осень, в которой прошли все сроки её начала. Прощаясь, лето дарило свою усталую нежность: рано меркли края облаков, поспешала ночная мгла, а на бескрайнем тёмном полотне открывалась красота звёздного неба. Октябрь оставил свой янтарный след и передал эстафету ноябрю, открывшему себя для обзора: лишённый покоя порывистый ветер снимал последнюю позолоту с крон деревьев и сносил оставшиеся листья на землю, обнажая кожу стволов. Всё чаще проливался дождь, то усиливаясь, то слабея, и в каплях его иногда проблёскивали редкие снежинки.

 

 

Знакомо всё в сём мире бренном:

 

 

Скоро начнёт писать свои узоры на стекле долгополая зима, я вижу, как за окном, на чёрной ветке дерева ворона сидит, куда-то задумчиво смотрит.

Я вспоминаю прогулки в переулках и дворах старой Москвы, в которых расположены купеческие дома, усадебные комплексы и чудом сохранившиеся деревянные избы. Здесь, казалось, струясь и сливаясь в общем фокусе, сходились три луча: архитектура, история и таинственный московский дух. Эти прогулки по Арбату, Ильинке, Пречистенке, Кузнецкому мосту, Китай-городу... Перед глазами возникали колоритные детали, приметы эпохи навсегда ушедшей, но оставившей след в литературе, архитектуре и исторической памяти. Остались ещё в старой Москве такие тихие уголки, мимо них стремительно проносятся будни современного огромного города, не тревожа их и обтекая, как островки. Они удивительно похожи на воспоминания детства своей нетронутой памятью о былом, и прекрасно, когда новое, возникшее рядом, не только не нарушает их гармонии, но торжествующе продолжает её. Мы видели панораму современного города – красочного, со стройными пропорциями и перспективой. И мы, жители разных городов России, чувствовали внутреннюю, сокровенную связь с Москвой. Мы говорили о настоящем, пытались разглядеть нити судьбы на полотне жизни, вспоминали ушедших наших предков и приходили к выводу о необходимости извлечь из этих «консервов» времени всё, что знаем, помним, и рассказать об ушедших людях и событиях, связать ткань времён.

Это тем более важно, что, как говорил Альберт Эйнштейн, «…опасаюсь, что обязательно наступит день, когда технологии превзойдут простое человеческое общение, тогда мир получит поколение идиотов». Кажется, мы уже видим признаки этого времени.

Я не ставлю перед собой задачу анализировать настоящее – об этом говорят, пишут, его показывают очень много разных людей, умных и не очень. Я живу с ощущением, что мы находимся в огромном пространстве, которое назвал бы территорией беды – территорией безжалостных социальных контрастов и холодного безразличия… На государственных телевизионных каналах постоянно идут передачи, где показываются самые неприглядные стороны жизни известных артистов, зачастую её интимные стороны. Престарелые известные стране люди уходят из от нас. Появляются неизвестно откуда родственники этих людей. Они претендуют на наследство, и закипает котёл безудержной алчности, лжи и низменных проявлений. Нам показывается полное отсутствие морали, достоинства, чести и нравственности. Таких передач множество, что и кого могут воспитать эти передачи, после которых остаётся ощущение зловонных ям?! Лживыми и лицемерными кажутся бесконечные политические шоу, в которых препарируется всё что угодно, но не происходящее в стране… И ещё – эта навязчивая отвратительная реклама, раскрывающая секреты интимной жизни женщин и мужчин. И кажется мне, что за этими растленными мерзостями просматривается лик и весь кошмар политической элиты, управляющей Россией.

Исчез Советский Союз – эта потрясающая воображение бескрайняя территория с её взлётом государственности, культурной революцией, с её великой Победой в войне, с её лучшим в мире образованием и медициной, с её социальной защищённостью, с её космосом. И всё-таки остался мистический духовный порыв, направленный не к материи, не к деньгам, а ввысь, в мечту, где высокая духовность, где вера в справедливость и вера в то, что люди могут построить новый, лучший мир.

 

Это была последняя беспечная прогулка.

Мы знаем, что на вершине мирозданья существуют христианские ценности, и уже на их основе вырабатываются политические цели и задачи, которые определяют экономику как уровень человеческого бытия, но это бытие будет оцениваться уровнем духовного и нравственного развития Человечества. Культура – иммунитет народа, не убиваемый толерантностью ко всему чуждому. Смена научных и социальных парадигм преобразит культуру. Неизбежно произойдут драматические сдвиги в мышлении и сознании миллионов людей, которые приведут к переоценке ценностей, изменят мировосприятие. Стремление к богатству, приобретение престижных автомобилей, модной одежды, драгоценностей, роскошных домов, яхт и самолётов ведёт, в конечном счёте, к пустоте. Стратегия жизни по этой максиме приводит к пониманию – психология от «материализма» пагубна. Сейчас рождается новая реальность, и Человечество – этот огромный механизм – будет пытаться излечить себя. И природа очистит себя, прозрачный воздух обнимет каждый лист, каждую травинку, она оживёт без вмешательства людей, возликует без царя природы, возвратятся к родниковой чистоте самоочищающиеся воды.

Я пишу в странно притихшем городе, растекается вокруг непривычная тишина затаившегося в тревоге огромного мегаполиса. Тускнеет сияние гаснущего неба, и в наступающих сумерках закатное солнце кажется отлитым из красного золота, отражаясь бронзовым блеском на чернеющих вершинах деревьев, и постепенно исчезает за горизонтом. Рождается слабый блеск первых звёзд, и приходит ночь, посеребрённая луной. Я пишу повесть, которая поведает прежде всего обо мне, расскажет о знаниях, чувствах, эмоциях тех, кто, уйдя, оставил свой жизненный опыт нам, генеалогию материнского и отцовского родов. К сожалению, подробности жизни семьи – со всем её простором, со всей глубиной и интенсивностью, теряются в потоке времени, но, думая о них, у меня возникает иллюзия единения душ и сознаний, и это хотелось бы передать тем, кто останется после меня, и таким образом сохранить память об их неповторимой индивидуальности. Я мысленно встречаюсь со своими предками, и воображение рисует образы, несущие чистоту помыслов, радость, любовь! Все они жили, по словам Льва Толстого, с уверенностью, «что смысл жизни для каждого из нас – просто расти в любви. Без любви жить легче, но без неё нет смысла».

Жизнь возникает только из существующей жизни – это закон биогенеза.

Да и первый закон термодинамики говорит, что общее количество энергии и материи во Вселенной остаётся постоянным, но меняет форму, продолжая существовать, то есть мы, сегодняшние, однажды возникнув, повторяем наших пращуров, образно говоря, в «других одеждах». Зёрна нравственных ценностей, высеянных нашими предшественниками, прорастают и формируют нас.

Наш великий учёный, создатель учения о необратимой эволюции биосферы и переходе в стадию ноосферы – академик Владимир Иванович Вернадский и исследователь Дэвид Гамильтон говорят, что всё сознание всегда существовало во Вселенной в виде квантовых частиц. При рождении эта энергия направляется в физические существа. Отсюда следует, что квантовые частицы живущих до меня родных перешли ко мне.

Воздух времени постепенно выдыхается – уходят подробности, но я воспользуюсь устной и письменной летописью, чтобы восстановить события тех лет. Уже нет никого, остался я, последний в этой истории, и моя дочь, к счастью, ей интересно прошлое семьи.

 

Перед моими глазами Крым.

Примерно в 14 – 15 веках на крымском полуострове, который более 2000 лет назад находился под господством скифов, стал формироваться коренной народ этих мест. Как самостоятельный этнос этот народ сформировался в результате слияния множества народов, населявших эти земли: скифов, гуннов, сельджуков и печенегов, тавров и готов, тюрко-болгар, греков и италийцев. Чудится мне, что все эти народы – мои предки. В начале 15 века здесь возникло Крымское ханство, основателем ханства и династии крымских правителей стал Хаджи Герай (Гирей) – потомок Чингиз-хана, с него начался Золотой Век Гиреев (уже после господства Золотой орды), так называлось это время под покровительством могущественной и культурной Турции, завоевавшей Крым в 1475 году – он стал периодом крымского Возрождения особенно под управлением сына Хаджи – поэта-правителя Менгли Гирея, правившего ханством 40 лет. Это был период развития экономических отношений, культурного роста, процветания интеллигенции. Государство непрерывно поддерживало людей культуры и искусства и институт меценатства. Династия Гиреев, писал исследователь Усеин Боданинский «…дала ряд замечательных и просвещённых ханов, поощрявших, кроме военного ремесла, ещё учёных, поэтов, философов, зодчих, художников и ремесленников. Богословская школа “Зынджерли-Медрессе”, основанная Менгли Гиреем в 1500 году, была известна за пределами крымского ханства; изящная поэзия и архитектура процветали в Бахчисарайском дворце… изделия (ремесленников) отличались тонкостью, изяществом; садоводство и сельское хозяйство стояли очень высоко…»

Об этом времени писал Максимилиан Волошин: «Никогда – ни раньше, ни позже эта земля, эти холмы, и горы, и равнины, эти заливы и плоскогорья не переживали такого вольного растительного цветения, такого мирного и глубокого счастья…» Здесь было положено начало нашему роду по материнской линии, и я перейду к началу времён их появления.

 

...я вздрогнул: в этот момент вспыхнула настольная лампа на режиссёрском столике и осветила лицо сидящего за ним.

Зазвучал знакомый низкий голос с лёгкой картавинкой: «Да, верно, но необходимо раздвоение».

Я узнал этот голос, но никогда в реальности (впрочем, что есть реальность, большой вопрос) не видел его обладателя. И вот свершилось. Конечно, читатель, по всей видимости, догадался – это был Константин Сергеевич Станиславский. Всё во мне затрепетало, и было отчего: в театре ходили легенды о его жёсткой требовательности, о беспощадном отношении к тем, кто позволял малейшую небрежность и нарушение дисциплины. На репетициях он ставил актёру психологические задачи, в силу своего темперамента преувеличенно и страстно переживая происходящее... и ждал ответной реакции от актёра, в процессе репетиции придумывал новые приспособления, добивался всеми способами того, что помогает достичь «истины страстей и правдоподобия чувств…». Всё, что я знал и слышал о нём, вызывало во мне двойную реакцию: испуг и любопытство. Одновременно с этими чувствами я испытал восторг от осознания того, что сам великий Станиславский принимает участие в репетиции. Константин Сергеевич поднялся из-за стола, и я увидел человека огромного роста, воистину исполина в прямом и переносном смысле.

Меня поразила грациозная пластика, с которой он поднялся из-за стола, поднёс лорнет к переносице, мельком взглянул на страницу, сверху лежащую на стопке машинописи, и пошёл к сцене. На его прекрасном лице выделялись густые чёрные брови и такие же густые чёрные усы, совершенно седая голова. Была в нём немыслимая гармония, красота, сила, изысканность в одежде, артистизм. Возникало ощущение, что к сцене движется «солнце и гроза».

Он произнёс:

– Без выявления сверхзадачи вы не решите проблемы… Вы можете погружаться в самые древние времена, перечисляя так называемых родственников, но… Зачем?!

Я в растерянности пожал плечами, смутившись.

– Мне хочется раскопать всю генеалогию моего рода… – мягко начал я, но Станиславский прервал.

Он выразительно вскинул руку к залу и поставленным мхатовским голосом, то повышая, то понижая интонацию, начал:

– Мы живём в сплошных и постоянных повторах уже бывшего! Продвижение людей по жизни есть продвижение по кругу. Гомер ещё не родился, но он придёт и споёт свою «Одиссею». Споёт, потому что не умел писать и был слепой. Гомер – имя, которое встречается в Библии задолго до появления самого Гомера. Слово «химера» прямо выходит из имени Гомера. Всё есть химера, и всё тленно. И счастье заключено только в процессе. Человеческий тираж по образу и подобию учесть и зафиксировать невозможно…

С этими словами Станиславский уверенной походкой военачальника прошёл от левого портала сцены к правому, вернулся в центр и, освещённый светом рампы, хотел продолжить, но я с неизвестно откуда появившейся смелостью опередил его, воскликнув:

 

 

И ещё:

 

 

– Горечь сжимает мне горло. – Даже табличек не остаётся на кладбищах, а если остаются, то лишь прочерки между исчезнувшими датами рождения и смерти, – закончил я и уставился на Станиславского.

Константин Сергеевич вскинул брови в изумлении, затем сдержанно поклонился зрительному залу и тут же попросил меня произнести несколько фраз из начала моей повести.

Я, как мне показалось, довольно выразительно отчеканил:

– В предлагаемых обстоятельствах, в центре спектакля, в театре играющего автора…

Этот начальный текст по его настоянию я повторил раз 15-20, пока он не дождался того звучания, интонации, что были необходимы ему.

 

Иллюстрации:

работы художника абстракциониста,

лауреата премии Кандинского Екатерины Васильевой

и фотографии из архива автора

 

--

Везде, где не указано имя поэта, приведены стихи автора книги.

 

Продолжение следует

 

© Ион Строе, 2023.

© 45-я параллель, 2023.