Инна Кашежева

Инна Кашежева

(12 февраля 1944 – 14 мая 2000)

 

Инна КашежеваИз книги судеб. Инна Иналовна Кашежева – советская поэтесса и переводчица кабардинских поэтов – яркий, представитель поэзии шестидесятников. Автор стихов почти трёх сотен популярных песен, среди которых знаменитый «Нарьян-Мар». Автор 20 поэтических книг.

Отец – Инал Шахимович, адыгеец из кабардинского села Кармохабль, полковник, лётчик-испытатель, мать – Ксения Фёдоровна Васильева, русская, юрист по образованию.

Её отец и мать встретились на фронте, и Инна Иналовна имела полное право писать о себе и своём поколении:

 

Мы – дети солдат,

мы – дети солдат,

мы – дети Победы.

 

Она родилась и выросла в Москве, но, будучи внучатой племянницей кабардинского просветителя – Талиба Кашежева, духовно всегда была связана с Кабардой и Балкарией.

Первые стихи опубликовала шестнадцатилетней школьницей в журнале «Юность». В 1962 году в Нальчике вышла первая книга стихов «Вольный аул», на которую обратил внимание Кайсын Кулиев, высоко оценив национальное своеобразие молодой одарённой поэтессы.

Окончила Литинститут (училась с 1963 по 1972).

Рано вступила в Союз писателей СССР (1967), вместе с Риммой Казаковой много ездила по стране от Всесоюзного бюро пропаганды художественной литературы при Союзе писателей СССР.

 

Остро переживала начало перестройки, совпавшей с личными трагедиями – смертью родителей, автокатастрофой, в которой сломала себе ноги, потерей близких. В конце 1980-х впала в глубокую депрессию и сознательно отошла от литературной среды. О смерти Инны Иналовны сообщили только спустя некоторое время. Говорят, Кашежева не хотела, чтобы те, кого она любила, видели её мёртвой. В последний путь легенду советской поэзии провожали только её родная сестра Вера и близкие родственники.

Кашежева – лауреат Государственной премии Кабардино-Балкарской АССР (1973), журнала «Работница» (1983).

Похоронена в Москве на Хованском кладбище рядом с родителями.

 

Составлено по материалам сайта Википедия

 

«Кавказ – надо мной…»

Доминанты художественного мира Инны Кашежевой

    

Белый снег и зелёный склон,

веток тихие мановенья

и цикад неумолчный сонм –

это все и есть моя вера…

Инна Кашежева

 

Горы – преодолевающие самое время, возвышающиеся до небес и рождающие высоких людей. Синоним всех вершин. Эталон высоты и низости… Горы как выстроенные самой природой храмы – вечности  минарет.

Начиная с первого сборника стихов Инны Кашежевой (Вольный аул, 1962) и заканчивая ее последним сборником (Старинное дело, 1994), Кавказ становится не только одной из главных тем и образов ее творчества, его определяющим хронотопом, но и той прочной, несомненной основой, на которой вырастает художественный мир поэтессы. Кавказ в этом контексте осмысляется ею как уникальное географически-природное и социально-историческое пространство, как  особый этнокультурный мир, но, прежде всего, как горное измерение бытия.

Поэзия Кашежевой начинается с изучения алфавита гор, с постижения ею таинственного букваря вершин. Этот учебник становится затем не только первой и главной для поэтессы книгой на свете, но и вместилищем всех  книг – некой вселенской библиотекой, которая дарит ей все новые и новые открытия.     Поэтессой по-особому ставится сакраментальный вопрос о человеческих истоках: что же такое родина? с чего она начинается? где пребывает? насколько ее ощущение и притяжение зависит от непосредственного, «физического», взаимодействия с ней?

Внимательное, вдумчивое и любовное чтение библиотеки гор приводит ее к осознанию своеобразного закона, формулируемого в поэзии Кашежевой предельно коротко и предельно емко. Это некий закон при-над-лежности, в котором изначально взаимодействуют вера и преданность, верх и низинность и акцентируется полярность их устремленности – к  небу или к заземленности.

Горы осмысляются Инной Кашежевой как универсальное земное воплощение движения и неподвижности, энергии и покоя. Следование этому закону раз и навсегда определяет высшую точку отсчета поэтессы и ее всеобъемлющий критерий: это лаконичное и всеобъемлющее над, вбирающее в себя  вознесенность, высокость как противоположность всему косному, статичному, инертному, лежачему.

 

Забыть склоненья ради склонов,

забыть все сразу падежи,

поскольку здесь из всех законов

царит один – принадлежи!

 

Страна Эльбруса является для Инны Кашежевой мерилом подлинности бытия, его соответствию или несоответствию закону принадлежности. Собственно, Кавказ Кашежевой – это синкретический, многоуровневый, многосоставный образ, в котором невозможно отделить «внешнее» от «внутреннего». Это пристальное вглядывание в то, что предстоит взгляду и оборачивается движением вглубь – постижением нутра, глубин, недр, которые и порождают высоты и вершины.

Так, уже в раннем стихотворении Кабарде (1962) –

 

Ты весною исходишь садами,

зацветает в горах алыча…

Со своими седыми снегами

почему же ты так горяча?  

 

И пастушьи тревожные трели

долетают до облаков,

и в моем непроснувшемся теле

просыпается горская кровь.

 

И себе я кажусь исполином,

и слова созревают во рту…

Я оставлю покой свой равнинам

и пойду штурмовать высоту.

 

Мои ноги быстрей, чем у лани.

Кабарда! Отдала мне ты

и мечту, и простор, и пыланье

в половине своей смуглоты – 

 

поэтессе важно подчеркнуть нерасторжимость гор-равнин, вершин-подножий, неба-земли; то, что можно определить как ясно осознаваемую ею целокупность мира гор. Она предстает в поразительной, порой парадоксальной взаимообусловленности горных снегов и цветения алычи; пастушеских трудов и дней и заоблачной жизни; жара-нетерпения горской крови и покоя-холода вершин.

Обращаясь к вглядыванию-сопоставлению этой великой и величественной Страны с другими сакральными локусами Земли, с иными векторами геомантики, поэтесса делает акцент на главенствующем качестве этого Про-стран-ства с большой буквы: она определяет его как насущность – незаменимую, неизменную, как ту потребность-необходимость человеческой жизни, которая выражается в поиске Сущности мира и себя.

Как это свойственно поэзии Кашежевой – поэзии напряженного интеллектуально-духовного поиска – все, попадающее в ее орбиту, осмысляется в нескольких системах координат. И если речь заходит о выявлении сущностных свойств Страны Эльбруса как пространства особой жизни, это происходит у нее и на уровне физики, и на уровне лирики: физические характеристики здесь неразрывно связаны, а точнее – являются оборотной стороной начал ментальных, этических, экзистенциальных.

Равнины и скалы, простор и теснины, пределы и беспредельность. великость гор и малость человека… Парадоксальная взаимосвязь-противостояние, соизмеримость несоизмеримого волнуют Инну Кашежеву на протяжении всего ее творчества в его простирании в беспредельность мира и души.

 

Ношу я в сердце горные вершины,

Как в древности носили амулет…

 

Отметим преобладание в поэзии Кашежевой горных образов, связанных с дыханием, обонянием, осязанием.  Они, в свою очередь, органично связаны со следующим семантическим рядом: ветер-движение-простор-воздух-дыхание-душа. И сколь бы ни была отзывчива поэтесса на красоту гор, на поразительное разнообразие горных ландшафтов, ее невозможно назвать пейзажистом. Повторимся: Инну Кашежеву интересует именно горное измерение бытия. Так, стихотворение Из путевого блокнота (1972), построенное на развернутой метафоре дыхания жизни, соотносимого с ветрами Приэльбрусья, может быть прочтено как запись экзистенциального кода поэтессы –

 

С разлукой никогда не примирюсь я.

Не оттого ль, куда там ни летят,

ментоловые ветры Приэльбрусья

мне губы, обжигая, холодят?

 

Под раскаленным куполом Хорезма,

на грани совмещения веков

ртом ощущаю я бальзам пореза

высокогорных ключевых ветров. 

 

И в облаках великого Памира

с необъяснимо радостной тоской

вдыхаю хвою, что навек пленила,

как будто бы передо мной – Терскол.

 

И кубок неба Азии так светел,

и так желанен каждый вздох земной…

Все оттого, что приэльбрусский ветер, -

такой родной! – всегда, везде со мной.

 

В какой далекой дали ни проснусь я –

Они по праву нам принадлежат –

ментоловые ветры Приэльбрусья

мне поцелуем губы освежат.    

 

Кавказ Кашежевой – это всегда вполне определенные географические, исторические, культурные координаты и аллюзии, необыкновенно точные и яркие детали и образы, в которых преобладают синестезия и многовекторная метафорика:

 

пахнущая ледником роса;

лакум,  издающий запах детства;

вершины,  развесившие свои снега на ветру;

горные склоны, заставляющие забыть грамматические склоненья;

звенящая  уздечка звуков;

гром – гордое эхо гор;     

пещеры- газыри, в которых  гильзы рек мерцают лунно;

как гения строка – река Баксан;

ливень, схожий  с волшебной гривой коня Нартов;

больничные  уколы, бессильные перед иглами хвои,

сшивающими  лоскуты зари для весеннего бешмета;

черкеска, белеющая, как древняя фреска,

на куполе неба, живом, голубом;    

арбуз в снегах рожденного восхода…

 

Синкретизм поэзии Кашежевой заслуживает отдельного разговора. Здесь же отметим лишь то, что является его истоком: горы как единство стихий космоса; как поразительное сочетание первоэлементов – воздуха, огня, воды, земли. Отсюда возникает единое целое звуков, цвета, запахов, мыслей, чувств, душевных движений в кашежевской поэзии. И, как уже отмечалось, для поэтессы нет «чистой» географии, как нет только ландшафтных красот: они просто немыслимы в этом художественном мире одномоментного проживания-переживания-осмысления бытия.

Кавказские горы Кашежевой – это особый отсчет времени, календарь Земли, в котором так явственно проступает современное, сегодняшнее на фоне вечного.

 

А прошёл всего лишь год.

Целый год без этих гор!

………………………….

Как же это? До сих пор…

Жить без них, любить без них…

Но без них и мир – безлик.

 

Календарь, ты мой палач.

Слышишь стоголосый плач?

Все дни года голосят,

Ровно триста шестьдесят.

А прошел всего лишь год.

Целый год моих невзгод,

Неудач, печалей, ссор,

Потому что все – без гор!

(А прошёл всего лишь год, 1970)

 

С этим связана на первый взгляд невероятная, но такая очевидная для Инны способность гор хранить, казалось бы, ушедшее, превращая его в пребывающее, неизменное, непреходящее. Абсолютно выс-око-е во всех смыслах. Кавказ осознается Кашежевой как бесценное и уникальное наследство. Наиболее драгоценная часть этого наследства – отважные предки, легендарные Нарты:

 

И сгинул народ наш давно бы,

но рядом невидимо шли

Сосруко и ты, Бадыноко,

отважные предки мои!

 

Отметим и столь важную для поэзии Кашежевой мысль о ее личной ответственности за сохранение этого наследства – Мной вексель и поныне не оплачен, о ее особой поэтической призванности – посредника между Прошлым и настоящим. Для того чтобы исполнить эту миссию, необходимо осознать высь как завет гор людям, как нравственный закон, воплощенный в них. Этот закон делает их беспристрастными судьями. Суд же гор – прямой и беспристрастный, не терпящий компромиссов и попустительства, слепой жалости.

 

Когда для счастья сердце мне мало,

когда печалят мелкие раздоры,

я обращаю мысленные взоры

к тебе, Кавказ, –

            чистилище моё,

к вам, мои судьи,

           к вам, родные горы!

 

Поэтесса безошибочно точно осмысляет себя – поэта и человека – как образ двух миров. Эти два мира – отцовский и материнский, единожды вступив во взаимодействие, затем обнаруживают свойство взаимопроникаемости и взаимоотражения, той продуктивной разности, которая тяготеет к парадоксальному тождеству.

 

И я – Кавказ. И я оттуда,

где пахнет ледником роса,

где мне дарованы два чуда –

на мир взглянувшие глаза.

………………….

И я – Кавказ. И я оттуда,

в нем до конца растворена,

а он во мне…

           Мы два сосуда,

в которых кровь течет одна.

 

Особо хочется отметить удивительное взаимодействие в творчестве Инны Кашежевой универсального и индивидуального начал, тонкого умения через единичное выразить общее, акцентировать личностно-субъективное в объективно заданном. Императивом ее поэзии становится трансцендентность: обретение реальностью высшего выражения в искусстве слова, расширяющем и раздвигающем самые высокие земные горизонты. В этом контексте  для поэтессы естественна мысль о Кавказе как  о высокой награде,  и одновременно – благородном даре и благословении:

 

«Кавказ подо мною…» –

                       а тропы все вверх,

туда, где туманы сплошной пеленою.

Ах, Пушкин! В какую затею ты вверг

Меня этой фразой: «Кавказ подо мною…»!

«Кавказ подо мною…»

                     А он – надо мной.

Скажи, что мне делать с твоею строкою?

Хотя высоко я…

………………..

                     А Пушкин

по праву владеет Кавказом и мной.

………………

И вечно, как Пушкин,

                   Кавказ – надо мной!

 

Горы – это всегда кругозор, дальнозор, панорамность, идет ли речь о земле, людях, истории. Знакомясь со Страной Эльбруса Инны Кашежевой, видишь ее как удивительно яркий, целостный мир, в котором уникальное и универсальное, осязаемое и прозреваемое, внешнее и внутреннее  немыслимы друг без друга, осмысляются друг через друга. Так проявляет себя ее Муза, воплощением которой становится… кабардинский скакун (Как люблю я тебя за дикость, 1966), потомок двух крылатых коней – Альпа  и Пегаса, ведь одним из наиболее характерных, определяющих свойств поэзии Инны Кашежевой является транскультурность, органичное для нее взаимодействие трех культурных пространств. Их можно обозначить как кавказское, российское и западноевропейское, разумеется, отмечая при этом неизбежную искусственность и условность подобного разграничения.

 

Высшее воплощение философии гор Инна Кашежева находит в  передаваемых ими из века в век, буквально, зримых здесь Истине и Чистоте, непреложности высокого горного  Знания.

 

…Какие ни готовятся невзгоды,

какие испытания ни ждут,

я просто тихо позову вас:

                                     «Горы!»,

как истину во все века зовут…

 

Появление в этой поэзии бессмертия как синонимичной сущности гор, пожалуй, может быть названо своеобразной доминантой орографии Кашежевой, равно как и ее вовек неизлечимая высокогорная болезнь. К слову сказать, когда поэтесса говорит о себе, о терзаниях и муках души, определяющими образами при этом становятся именно образы горного тезауруса Кашежевой с его напряженными экзистенциальными контрастами пропастей-склонов-перевалов-вершин:

 

Сегодня наградит Кавказ

меня высокою любовью.

С вершины первозданных чувств

Все станет лучше, чище, дальше…

 

Как замечает Юрий Лотман, «являясь описанием самого стабильного, казалось бы, закрепленного в своей неподвижности фактора нашей ойкумены, география наиболее чутко реагирует и на самые различные аспекты социально-культурной истории»[1].  Кавказ приобретает  в поэзии Инны Кашежевой узнаваемый облик, сотворенной ею именной горной системы, вбирающей в себя и правремена – до гор, без гор  в их космогоническом проявлении; и многомерную статуарность гор-символов: абсолютных величин, этического кодекса и творчески-творящего начала.

Кавказ Инны Кашежевой – это найденный ею пароль бытия в его вечности, подлинности, сиюминутности, иллюзорности, естественности, несомненности, осязаемости, трансцендентности. И горы здесь – символ веры и верности, подлинное чистилище для души. Это – Страна Эльбруса: про-стран-ство, обладающее поразительной способностью быть не только неизменным внешне, но и неизменным в своей внутренней сути – высокого измерения бытия.

 

Наталья Смирнова

 

Нальчик

 

Иллюстрации:

портреты Инны Кашежевой разных лет;

обложки некоторых книг Инны

и пластинок, связанных с её творчеством;

вечер памяти Инны Кашежевой…

 

[1] Лотман Ю. Современность между Востоком и Западом // Ж. Знамя, №9, 1997

Подборки стихотворений