(свидетельствует специалист с 85-летним стажем)
Вступление
Я вернулась домой после двухмесячной отлучки. Как я мечтала попасть в собственную квартиру! Войти в эти до каждой царапины на полу, до каждой акварели на стене знакомые комнаты! Упасть в собственную постель, пусть даже несвежую, но свою! И лежать в ней без мыслей, без движения, без планов. Разве что с книжкой в руках. Или под щекой... С любой... С первой попавшейся, сдёрнутой с полки... Наконец-то свободная. Наконец-то без оглядки и регламента. Наконец-то без дела…
Но четырежды прокрутив ключ в замке и, распялив во всю ивановскую дверь, чтобы протащить свой немалый багаж, я поняла, что мечты мои неосуществимы. Нет, осознание этого произошло не сразу. Сначала я шагнула во что-то вроде телевизионного парадиза, в мир светло-жёлтых стен, чудесным образом приподнявшихся потолков, убегающих прямо и направо, тоже светлых, дощечек ламината. И каких-то необыкновенно ярких светильников.
Это в моё отсутствие, милостями моей дочери, целая бригада строителей и сантехников преобразила мои так называемые «службы». Более подробно я рассмотрела все эти перемены позже, оценив все их громадные достоинства, и, конечно, (известная гадюка) отметив, на мой капризный вкус, мелкие неудобства и просчёты…
А сейчас я повернула направо и двинулась в комнаты. Вот тут-то и поджидало меня разочарование?.. огорчение?.. Нет, это всё мягко сказано… Настоящий шок!.. Я уже не говорю о том, что всё мешавшее рабочим творить в службах своё благородное дело (типа холодильника, вешалки, полок для обуви, микроволновки, телефона и т. д.) они втащили в две ближайшие комнаты и кое-как распихали, поцарапав при этом двери, а, главное – чудесную синюю краску, которой незадолго до смерти муж покрыл пол в своём кабинете.
Безусловно, я понимала, что вытащить эти вещи из комнат, найти им подходящее место – дело нескольких часов. Помощники найдутся… Но грязь и пыль, которые налетели в комнаты, когда ломали стенку между туалетом и ванной и ликвидировали антресоль (вот благодаря чему образовались высокие, барские потолки, и вот почему тазы для варки варенья и чемоданы со старой одеждой громоздятся на письменном столе)… Нет, как раз – пристроить тазы и чемоданы – решаемая проблема… Тем более – мытьё полов, обихаживание стен, потолков, мебели. Но книги…
Я расхаживаю по комнатам, озираю фронт будущих работ, и уже только от моих шагов, конечно, достаточно гиппопотамских, но всё равно только шагов, пыль со всех девяноста открытых книжных полок взлетает облачками, струйками, хлопьями. Стянуть же какой-нибудь из томиков для грядущего, намечтанного чтения лёжа я вообще не рискну. После такого действа понадобится немедленно принимать душ. А у меня для этого после дороги нет сил. Поэтому остаток дня провожу в собственной квартире с осторожностью десантника-разведчика: ступаю на цыпочках, стараюсь ни к чему не прикасаться. Пребываю главным образом в санузле и на кухне, где все сияет чистотой и красотой.
Неожиданно обнаруживаю в холодильнике какими-то доброхотами припасённую для меня еду. Умывшись и подкрепившись, забираюсь в ту самую «собственную постель». Но без всяких книжек. Спать ещё не хочется. Остаётся лежать и планировать: каким образом и в какой последовательности буду я приводить в порядок свои книги и сколько это займёт времени. Безусловно, много. Потому что ни влажной тряпкой, ни пылесосом тут делать нечего. Вариант единственный. К нему я прибегаю раз в полгода, во время весенней и осенней генеральных уборок. За несколько дней до этого мероприятия кто-нибудь из домашних или помощница по хозяйству спускает книги с самых верхних открытых полок. Этак штук пятьсот пыльных-препыльных набирается. А я их вытряхиваю в сумерки с балкона. Работа для старухи трудоёмкая. Укладываюсь в два-три дня. Потом чуть ли не неделю отлёживаюсь. Зато в книжках – ни пылинки.
Сегодня верхними полками не обойдёшься. Придётся трясти всю библиотеку. Открытые полки – точно. А может, и сорок закрытых. Это работа на месяц… Лежу, думаю, набираюсь сил… А главное – духу.
* * *
В реальности я приводила квартиру в порядок с помощью друзей и приходящей помощницы три месяца. Конечно, с промежутками, но небольшими. Трудов было гораздо больше, чем «перекуров». И главное время ушло на книги. Тем более, что пользоваться открытым балконом оказалось невозможно – зарядили осенние дожди. И приходилось таскать пыльные кипы в лоджию не только из моей спальни, но из двух других комнат. Задевая за вдруг ставшие узкими и неудобными дверные проёмы, спотыкаясь об мои любимые «паласы», в смысле – три куска дешёвого ковролина, купленного мною двадцать пять лет назад по счастливой случайности… Так кстати к нашему единственному тотальному «от» и «до» ремонту. Каким он нам тогда казался роскошным! И как жалко теперь выглядят его остатки, особенно по контрасту с безупречным «модерном» коридора, служб и кухни.
Что-то уползаю я все время то в ненужные подробности, то в давным-давно забытое прошлое. Это потому, что моё тело, мои руки, мои ноги до сих пор помнят, как я ползу по квартире к лоджии с книжками в охапке. Нет, охапками по шесть-семь я их носила недолго. Буквально через неделю так разболелась спина, руки, ноги, голова (эта-то от чего? от хлопанья пыльными томами друг о друга?), что пришлось сделать перерыв на несколько дней и подкрепить себя чтением лёжа и болеутоляющими таблетками.
Отдохнув немного, я перешла к методике ношения по две книги: вынесла, похлопала, вернула в стопку чистых на столе. Однако, этот способ я отвергла через день. Стало ясно, что с ним я не завершу работу не то что за два месяца, но и за полгода.
Четыре средней толщины книги (если потоньше, можно шесть) – вот было одновременно посильно и продуктивно. На лоджии я укладывала стопку на карниз окна и вытряхивала в два приёма. Потом – в обратный путь. Какие-то ещё у меня были в процессе уборки озарения рационализаторские. Что-то я подхватывала, передвигала. При этом работалось споро и – без особых трагических последствий (позвоночник, конечно, сел, но не сломался же).
А главное – ещё до наступления зимы на всех стеллажах стояли чистые книги, и в доме стало легко дышать. Да, вспомнила в чём заключалось моё «рационализаторство» − я несколько раз меняла периодичность ополаскивания под краном и способ развешивания на лоджии тряпки, которой я обтирала каждую «потрясённую» книгу.
И все равно – несколько закрытых полок остались необработанными. Хотя, конечно, надо бы… Но уже исчерпался резерв сил и времени. Всё, сдохла!.. А ведь ещё предстояло навести элементарный порядок в комнатах. При этом, воспользовавшись ситуацией, выкинуть кучу ненужных вещей, которые десятки лет дожидались своей участи…
Но это всё опять не по делу. А дело в том, что перетаскав взад-вперёд семь тысяч книг и попутно штук пятнадцать-двадцать из них прочитав¸ я сделала настоящее открытие, которое собираюсь записать в эту тетрадь, отчасти чтобы окончательно его сформулировать, но главное – чтобы насладиться им повторно. Кстати, а как реагирует человек на свалившееся на него открытие? Вот увидел Менделеев во сне периодическую таблицу. Проснулся, изобразил её на ватмане (существовал в те времена ватман?) и что?.. Стал размышлять о том, как облегчится теперь жизнь химиков и вообще всего человечества? Какие конкретные проблемы решит в ближайшие недели он сам с помощью таблицы? И как войдёт она в повседневные будни не только элитных лабораторий, а школяров всех видов, наряду с таблицей умножения?..
Правда, моё открытие касается не прогрессивного человечества, и даже не его избранного круга, а лично меня… Но тем ближе к сердцу я его приняла… Буквально ощущала и осязала…
А началось всё со случайного пустяка… В одном из давно не открываемых шкафов обнаружилось странное, бессистемное книжное скопище: абсолютно новенькие, перестроечных времён книги соседствовали с томами изданного в 1904 году Шеллера-Михайлова, выпавшими из лопнувшего коленкора. И тут же ютились невзрачные, напечатанные на газетной бумаге книги военных лет. А вот случайные, разрозненные тома из каких-то подписок времени застоя. И роскошный, упакованный в футляры шеститомник «Гариков».
Образовалась эта мешанина постепенно из тех книг, которым я почему-либо не нашла точного места. Туда толкала двойники, пока не решила, кого ими осчастливить. А также книги почему-либо меня не заинтересовавшие (то ли выше моего разума философия, проблемы науки и техники; то ли – наоборот – простоватые; или насквозь знакомые) но! связанные воспоминаниями о каком-то человеке или каком-то событии. И у меня – не хватило духа с ними расстаться. А иные появились в неподходящий момент, в суматошный час. Например, вручены в юбилей с кучей бытовых предметов и были сунуты в шкаф, чтоб освободить руки для объятий. И застряли там по забывчивости…
Но вот сегодня я туда залезаю, в это неудобное, редко посещаемое место, и обнаруживаю там довоенный «Юго-Запад» Багрицкого, о существовании, которого я сто лет не вспоминала (томик более поздний и более полный стоит в главном шкафу, на видном месте). Но ведь именно «Юго-Запад» в пятьдесят четвёртом году перевернул моё представление о поэзии. О! А вот «Рабы ГБ» Юрия Щекочихина, которую мне никак нигде не удаётся ухватить. И ведь смутно представляла, что мне её, кажется, дарили. И вроде, кто-то тут же перехватил «на недельку». А она вот где! Дождался Щекочихин своего… нет, моего часа.
И в Шеллер-Михайлова я, наконец, загляну. А то так и полощется у меня в голове эта фамилия с чьим-то несмываемым клеймом – «писатель второго ряда». Пора бы составить и собственное мнение. Особенно сегодня, когда я уже знаю, как непросто достаётся насыпание (написание?) этих скромных холмов словесности, благодаря которым постепенно, шаг за шагом, меняется пейзаж литературы: нулевая равнина превращается в горные цепи, сначала Лесковых и Панаевых, потом Гончаровых и Тургеневых, чтобы увенчаться пиками Толстого, Достоевского, Чехова.
Впрочем, честно говоря, в тот момент никаким «мудрым размышлизмам» я не предавалась, а просто уткнулась в эти неожиданные находки. Которые вместе с десятком других, раньше непрочитанных книг (а я-то всегда хвасталась, что у меня в библиотеке их не больше двух-трёх!) доставили мне целый месяц удовольствия. После трёх месяцев тяжёлой, неприятной работы (тоже неправильно сказано: тяжёлой – да, а неприятной? Сколь было воспоминаний! открытий! радости! а даже если и огорчений, то всё равно по высокому поводу! всё равно – чувств, которых так не хватает! И с таким счастливым финалом).
Давно я так не читала: таким запоем, так разнообразно, совершенно без помех и отвлечений! Исключительно лёжа! Не лезьте с наставлениями, что это вредно! Восемьдесят пять лет читаю преимущественно лёжа, а зрение не хуже, чем у людей. Не может быть вредно то, что делает человека счастливым! И постельное бельё наконец у меня было свежим. Даже из-под утюга, которым я последние годы стала пренебрегать по лени. И сама я блистала чистотой, посещая ежедневно новую душевую кабинку. Жаль, что не смываются морщины и болячки.
Но главное!.. Главное… Это моё открытие… Которое мелькнуло во время многонедельной уборки. Которое подкрепилось всеми её обстоятельствами. Утверждалось моим упоительным чтением. Привело к погружению в детали собственной биографии. И в конце концов властно потребовало поговорить о нём с другими людьми.
Можно бы ограничиться узким кругом, но я уверена, по важным вопросам наши мнения с друзьями совпадают. Впрочем, лет двадцать назад об этой проблеме одинаково думало (когда думало) чуть не всё человечество. И вдруг всё отменилось, заменилось на свою противоположность. А я хочу не только вернуть к жизни то, старое, мнение, но придать ему силу закона, непререкаемость аксиомы…
Я совсем запутала терпеливого читателя своими недоговорками, намёками, эвфемизмами. Про это открытие… Обратимся лучше к событиям тех недель с их видимыми и скрытыми подробностями. Мелкими и крупными фактами…
Например, разглядывая в томиках Шеллер-Михайлова тексты с «ять» и «твёрдым знаком», я вспомнила, что впервые встретила эти буквы шестилетней девочкой в сказках Оскара Уайльда «Счастливый принц», «Преданный друг», «Звёздный мальчик». Перетряхивая остатки детской библиотеки (всего четыре полки, прочее расползлось по внукам и правнукам), я в который раз засокрушалась: куда, в конце концов, пропали мои любимцы и одновременно уникумы: «Кто?» Введенского, «Нелло и Патраш» Уйды и «Марсельцы» Гра? И одновременно порадовалась что «Сердце» Эдмона де Амичиса наличествует в двух экземплярах (56-го и 93-го годов издания) – один для детей Сашки, второй для вероятных детей Ильи. Расставляя в абсолютно непонятном мне самой порядке на книжной полке книги авторов 30-х годов: Леонова, Федина, Кина, Виноградова, Крымова, Макаренко погоревала, что «Города и годы» у меня не в том издании, не с теми выразительными иллюстрациями, по которому я в сорок шестом году знакомилась с Андреем Старцевым и Мари.
Но главное, с какой бы полки, из какого бы шкафа я ни тащила книги на лоджию (или не тащила, как ускользнувшую от пыли поэзию), какие бы ни читала при свете настольной (вернее прикроватной) лампы, моментально вспоминались мне связанные с ними, с ней истории: покупка, разговор, впечатление. Или возникали неожиданные мысли по поводу конкретного тома. Или его автора. А то просто рисовалась сценка из прошлого: ночная перекличка в очереди за подпиской на Бальзака; дискуссия (черт возьми, опять ночная!) между мной, Виталькой и Роговым по поводу «Брат мой, враг мой» Митчелла; а то вдруг разговоры мои о «Сирано де Бержераке», с Роговым – в своё время, с Генрихом – в своё. И какие разные они были – и люди, и, соответственно – разговоры. Хотя речь шла об одной и той же пьесе. Но этими оттенками в восприятии такого далёкого от нас Ростана, и ещё более далёкого де Бержерака, видимо, определялся мой выбор, будущая судьба…
И вот под воздействием этих воспоминаний, этих, казалось бы, бытовых подробностей, этих внезапных находок, этих маленьких потерь (где же вы «Марсельцы»?) во мне зарождается, зреет и, наконец, окончательно формулируется то самое открытие.
Я осознаю, что все главные удовольствия в жизни я получила от книг, от чтения. Нет, сказать «главные удовольствия» – значит, ничего не сказать. От книг, из книг прямо и опосредованно, мне досталось абсолютно всё: знания (это уже расхожая истина, банальность «Любите книгу, источник знаний»), самые разнообразные эмоции, в том числе такие, о существовании которых я даже не подозревала и вдруг их испытала. Книги приводили ко мне друзей (или меня к друзьям). Помогали мне их выбрать. Учили любить и дружить. Объяснили, в чём смысл жизни. Даже о самой себе я составила представление с помощью чтения. А уж долепливала себя точно по книжным образцам. Составляя в юности «План жизни» – по пунктам, по датам (в духе Госплана) приводила в качестве ориентиров конкретные названия авторов: Б. Горбатов «Обыкновенная Арктика», В. Кетлинская «Мужество». А потом уже в голове, не на бумаге, вносила коррективы, опираясь теперь не на биографии персонажей и авторов, а на их дух, их миросозерцание. И выбирала в друзья, в учителя, в примеры для подражания Искандера, Володина, Бёлля.
А в какие необыкновенные сюжеты ввергали меня книги! Иной из них сам мог послужить источником, если не романа, то рассказа! А разве хватит места в этой тетради, чтобы перечислить все жизненные ситуации, в которых чтение помогло мне жить (а, может, и выжить?). Но некоторые назову. От голода отвлекало (конечно, не уровня Ленинградской блокады, но от несостоявшегося обеда и непредполагаемого ужина – да!). От «несчастной любви» – первое средство! От одиночества, неустроенности – безусловно! В случае профессиональной неудачи – тоже хорошее утешение. Но и был совершенно забавный случай – никак не получалась серьёзная статья за подписью главного инженера завода по вопросам технического планирования. Горел номер, задерживалось запланированное обсуждение проблемы, рушилась моя репутация. И внезапно, как с неба, свалилась в руки статья? книжка? о тенденциях современного западного кино. От полной безвыходности, от ненависти к себе я в неё погрузилась, тем более читалось легко и увлекательно… Дочитала ли текст? Не помню. И вдруг всё в голове сложилось, все проблемы заводские выстроились, зацепились одна за другую… Когда я потом этот феномен осмыслила, то поняла, что знаток западной кинематографии невольно для себя и меня подсказал мне, как выстроить сюжеты, что из чего вытекает, зависит, чем что управляет. Законам композиции одинаково подвластны проблемы организации производства и коммерческого кинематографа… Нет, не так в лоб… Просто талантливый, умный текст сначала отвлёк мои мозги, потом их прочистил – они заработали (заструились) в нужном направлении.
И это в абсолютно парадоксальной ситуации! В тривиальных же книги приходили на помощь постоянно. Чаще всего – получить высокую отметку на уроке, на экзамене, будучи к нему совершенно не подготовленным, но мобилизовав в памяти одну или несколько чуть не в детстве прочитанных книг. Но и чувствовать себя уверенно в любом интеллектуальном обществе, понимать самые серьёзные разговоры и принимать в них, по мере необходимости, участие… Опять какие-то частности, какая-то пошлая практичность. А сколько ситуаций поистине приключенческих преподнесла мне любовь к чтению! Но всё же, всё же – главное – это постижение человеческой личности, неугасаемый интерес к ней. Разве не книги это во мне пробудили, поддерживали всю жизнь и продолжают поддерживать? И таким образом определили выбор занятия, деятельности. Получая столько удовольствия от чтения, я твёрдо решила никогда с книгами не расставаться – раз. Более того, подойти к этому источнику наслаждения с другого конца, другим способом – сочинять их, стать писателем.
Задумано было широко, смело, в довольно раннем возрасте. Осуществлялось медленно, методом проб и ошибок и маленьких удач. Но что выросло, то выросло. И я о своём выборе не жалею. Потому что главное в профессии литератора – не результат, а процесс.
Но удивительно другое. Сегодня, на старости лет, я поняла, что главная-то моя профессия не писатель, а читатель. Был во времена застоя известный анекдот, как на экзамене графомана из народа, задумав обеспечить его дипломом о высшем образовании, спрашивают: Кто ваш любимый писатель? ожидая получить в ответ – Пушкин или Толстой – и заполнить, наконец, диплом, поставить печать. А экзаменующийся высокомерно отвечает: «Чукча вам – не читатель, чукча – писатель». Так вот и я любому экзаменатору, и Вам, любезный читатель, и себе отвечаю: – Чукча – не писатель, чукча – читатель.
Но ведь так оно и есть. Читатель – это единственная профессия, которой я владею достаточно хорошо (хотела сказать «в совершенстве», но всё-таки усомнилась…). Но, во всяком случае, вот дело, которому я предаюсь с наибольшей охотой, которое мне никогда не надоедает, никогда не разочаровывает. Вы скажете, что это – не дело, не профессия, а развлечение, отдых, удовольствие. Но и в области развлечений тоже могут быть мастера, а у них – вершины достижений. В своих «Записках» (которые я как раз и перечитала с великой пользой для дела в эти месяцы) Екатерина II описывает насыщенную, увлекательную светскую жизнь, которую организовывали профессионалы при дворе Елизаветы Петровны. И скуку, пустоту, идиотизм ничегонеделанья, воцарившиеся после её смерти, когда сценарии придворной жизни взялся сочинять любитель-режиссёр, к тому же психопат, Пётр III.
Да, профессия, конечно, труд, создание ценностей. Но не только осязаемых, очевидных, таких, как продукты питания, одежда, машины, железные дороги, атомные ледоколы, но и оратории, симфонии, и даже – философские системы.
Профессией, например, безусловно, является управление государством. Поэтому более-менее продвинутые государи и старались подобрать для своих наследников надёжных наставников. Например, (обратимся к отечественной истории) Александру Второму достался в домашние учителя не более, не менее как Жуковский! Стоп! Вот новая ниточка! Василий Андреевич был ведь не просто гуманный, образованный и мыслящий человек, но ещё и поэт!
То есть, безусловно, в качестве воспитательных средств пользовался литературой, книгами. А если учесть, что личным другом Александра Освободителя с юности стал и всегда оставался Алексей Константинович Толстой, то не влияние ли двух больших поэтов, не чтение ли хороших книг подтолкнули Александра Второго ко всем его реформам? Хотя профессиональным читателем я его не назову (недостаточно осведомлена). Но даже если литература была только его хобби, то способствующим профессиональным удачам.
А вот Екатерина Вторая, та, безусловно, была читателем-профессионалом. Я хочу подробно поговорить об этой личности, раз она мне так вовремя подвернулась под руку. Я бы сказала, мистически. Почему-то же именно её «Записки» я вздумала перечитать во время уборки.
Она, конечно, была успешным государем (государыней?). И оставила заметный след в российской истории («Крым наш!», кстати, её заслуга). Вскользь отметим, что и по части придворных развлечений у неё было всё прекрасно, тем более, в написании их сценариев участвовала такая фигура, как Ломоносов. Да и сама императрица не лишена была литературно-режиссёрских способностей. Но я о другом!
Я уверена – своими успехами в управлении государством Российским – в экономике, в международных отношениях, в освоении Юга России и даже в осуждаемом сегодняшней историографией подавлении бунта Пугачёва, Екатерина была обязана тому, что с юных лет овладевала и овладела профессией «читатель».
Толкнули Екатерину к чтению, может быть, и житейские обстоятельства – она была заброшенным ребёнком. Но то, что она выбрала именно это утешение и занятие, свидетельствует о своеобразии личности. Да ещё ей повезло на встречу с графом Гюлленборгом, который обратил на девочку внимание, сказал, что у неё философский склад ума, который требует детального исследования и который нужно питать самым лучшим чтением.
После чего порекомендовал Екатерине читать Плутарха, Монтескье и Д’Аламбера. Этих авторов девочка сумела разыскать, приложив серьёзные усилия. И написала «Портрет философа в пятнадцать лет», в котором сделала попытку проанализировать свою личность. А Гюлленборг, прочитав рукопись, написал к ней дюжину страниц комментариев. О которых Екатерина пишет, что «они послужили к образованию и укреплению складу моего ума и души».
Во всяком случае, девять лет жизни в России после странного её замужества, мучительных, унизительных, она превратила в сплошное чтение. Пока двор Елизаветы Петровны наряжался, веселился на маскарадах, в поездках, пока великий князь Пётр играл в солдатики, молодая одинокая женщина читала, читала, читала в своих покоях, в случайных приютах на выездах, в карете. Про изучение русского языка, обычаев, истории я не говорю. Оно было упорно и успешно. Но имело совершенно конкретную и практическую цель. Но громадный объём чтения перехлёстывал узкую целесообразность. Екатерина читала каждую свободную минуту (их было достаточно), изыскивала источники литературы (в «Записках» под грифом NB читаем: «В Вильне, в библиотеке Св. Троицы довольно древностей, касающихся до истории Российской находятся», «В большой Кабарде в горах церковь христианская стоит цела…, в ней сказывают, много книг греческих находится…»). А в хронологических описаниях российской жизни чуть ли не через три-четыре страницы Екатерина упоминает то о прочитанном Плутархе, то рассказывает, как целый год читала одни французские романы, но, случайно «напав» на письма госпожи де Севинье, а потом на Вольтера, стала искать книги с большим разбором.
Но она же не просто эту отборную литературу читала. Она её… рецензировала, анализировала. Причём письменно. К «Запискам» приложены «Заметки» на книгу Струбе-де-Пирмонта, в которых Екатерина защищала Монтескье от автора, и на книгу аббата Денина о Фридрихе II, где она также вступает в спор со многими мнениями аббата. Ещё интересней «Извлечения из чтений», в которых Екатерина выписывает явно для себя из Монтескье, Д’Аламбера и Тацита мысли о государстве, законотворчестве, личности правителя, которые считает мудрыми, но и те, которые наводят её на размышления.
И вот в результате такого запойного чтения, когда Екатерина взошла на престол, она не только успешно справилась со своими государственными обязанностями, но, вступив в переписку с французскими просветителями (хороший выбор, хороший вкус!), показала себя настолько образованной, умной, что они, включая язвительного Вольтера, сочли эту переписку для себя полезной и интересной.
А также следует отметить, что, обретя власть, Екатерина из читательницы, пусть даже и выдающейся, превратилась в активную участницу российской литературной жизни. Она не только знала, что в этом мире происходит, но общалась, как сейчас бы сказали, сотрудничала с самыми крупными фигурами: Державиным (он был её статс-секретарем), Капнистом, Сумароковым, Новиковым. К сожалению, нет у меня уже сил и времени разбираться в подробностях её личного участия в новиковском «Трутне» (да и цель у меня другая). Но в тех же «Записках» есть психологический портрет Елизаветы Петровны, который сделал бы честь профессиональному писателю.
Да и в биографии Екатерины-государыни много поступков, которые своей правильностью и своевременностью наводят на мысль, что подсказаны они примерами из мировой истории и знанием человеческой психологии, почерпнутыми из книг. Мне, например, таким кажется её умение сохранять дружбу и сотрудничество с бывшими фаворитами. (Вот бы поучиться всем разводящимся супругам у них с Потёмкиным). А как быстро и безошибочно она разрушила предубеждение всего российского общества против вакцинации, сделав прививки от чёрной оспы себе и маленькому сыну. (Впрочем, это была ещё не Дженеровская вакцинация, а всего лишь инокуляция – внесение здоровому человеку гноя из папулы больного. Но лиха беда начало, тем более – увенчавшаяся успехом.)
Но, может, я не тем примером увлеклась. Могла бы выбрать что-нибудь посовременней – и, заглянув в мировую историю и даже просто оглянувшись на круг своих знакомых (что я ещё сделаю), назвать сотни, тысячи одержимых читателей, в жизни и судьбе которых книги сыграли важнейшую роль, были учителями, руководителями, вдохновителями, оружием, инструментом. Но я хочу из этих фактов и примеров сделать вывод ещё более кардинальный. Профессия «читатель» не только привлекательна и полезна. Она – насущна, и ею обязан овладеть каждый. Независимо от того, что в дипломе и трудовой книжке записано – и профессор, и дворник, и мореплаватель, и плотник. Конечно, оттенки и уровни владения этой профессией у них будут разные. Вкусы и направления – тоже. Но уровень не ниже третьего разряда. А обязательность – как сдача норм ГТО.
И это не я, и не сегодня придумала. Когда в XVIII–XIX вв. зарождалась, внедрялась в умы, осуществлялась идея всеобщего обязательного образования, то, начиная с простейшего – ликвидация неграмотности, она как раз имела конечную цель: приобщение человечества ко всему массиву культуры, накопленному за тысячелетия, к развитию с помощью чтения нашего мозга до высшего предела его возможностей, к совершенствованию нашей нравственности, расширению эмоционального мира на литературных образцах.
И представьте, неплохо удавалось. Во-первых, благодаря Гутенбергу. Во-вторых, усилиями титанов Возрождения. И, наконец, в ходе длительной, пусть путаной и сложной истории установления всех видов демократии. Человек, который тысячи лет становился прямоходящим, столько же, если не дольше – говорящим членораздельно, потом – пишущим (это все тысячелетия!), за какие-то двести-триста лет стал читающим! Казалось бы, чтобы стать всему человечеству профессиональным читателем, нужно на каких-нибудь 30–50 лет дружно, весело, радостно окунуться в книжный мир и, сочетая приятное с полезным, освоить это море разливанное. Но оказалось, что сделать это сегодня труднее, чем в средние века, чем в эпоху Возрождения, чем даже в XX веке при поголовной грамотности.
Если благодаря Гутенбергу книги потекли в массы сначала робкими ручейками, потом читаемыми и почитаемыми реками и стали в конце концов фундаментом, столпами мировой культуры, то в начале XX века – кино, в средине – телевидение, а в конце и особенно сегодня, в XXI веке интернет отвлекает, завлекает, заманивает человечество в свои объятия. Более того, владельцы и пользователи компьютерных сетей уверяют, что интернет уже овладел большинством человечества, что читают бумажные книги, собирают личные библиотеки только считанные чудаки или задетые альцгеймером старики. Что постепенно все книги перекочуют на помойку, освободив сотни километров полезной площади. А если кому-то понадобится всё, что написано человечеством, то его можно будет вывести на экран одним нажатием кнопки, прочитать одним глазом и вернуть в утробу удобному гаджету.
Порочная, лживая конструкция! Её ещё в зачаточном состоянии в годы победоносного нашествия телевидения убедительно, казалось бы, развенчал Бредбери («4510 по Фаренгейту»).
Но рано торжествовали любители чтения! Теперь у врагов бумажной книги появился новый могучий союзник – вездесущий и действительно безгранично полезный интернет, без которого сегодня не обойтись ни в одной отрасли человеческой деятельности. И с его помощью, в частности, упростилась, облегчилась вся процедура оформления книги, набора, печатанья рукописи, контакта между автором, редактором, корректором, распространение тиража. А люди других специальностей назовут ещё тысячи процедур, выполняемых интернетом. Но как бы ни был он могуч и вездесущ, уверяю вас, книгу ни он, никакие новые технические и биологические перевороты (включая фантастическую передачу мыслей на расстоянии) не заменит.
И я решила, что должна, обязана доказать это вам, любезный читатель. На собственном жизненном опыте. Который, мне кажется, заслуживает изучения. Потому что он очень велик – восемьдесят пять лет, но одновременно принадлежит достаточно объективному человеку. А ещё я отношусь к совершенно уникальному сообществу, поколению читателей, которое выросло и сформировалось в особое время, в особом месте, особым образом. И поэтому, если бы читателям давали разряды и звания, то мы, дети войны, почти все оказались бы «мастерами чтения». Или читателями шестого разряда.
Иллюстрации:
Рафаэль Санти «Мадонна-Конестабиле»;
Караваджо «Святой Иероним за книгой»;
Николай Богданов-Бельский «Ученицы»;
Михаил Нестеров «Наташа Нестерова (на садовой скамейке)»;
Александр Дейнека «Портрет девушки с книгой»;
Валентин Хабаров «Портрет Милы».
© Инна Калабухова, 2023.
© 45-я параллель, 2023.