Silentium
«Мысль изречённая есть ложь»,
Подметил гений.
Мысль изречённая есть дрожь
Ночных сомнений.
С какой окраины души
Она явилась?
С какой глухой гнилой глуши
К душе прибилась?
И снова день, и снова в путь,
И снова слово
Смутить, утешить, обмануть
Всегда готово.
Обману разве ты не рад?
Он – брат надежды.
Но мне милей безмолвный град,
Где жил я прежде.
Там мысли не изречены,
Слова сокрыты,
Не найдены и не нужны,
И все мы квиты.
66-ой
Как знаки препинания в диктанте,
Давно пора расставить «нет» и «да».
Уже взошли такие холода,
Что и не снились Алигьери Данте.
И мне была божественная роль
Отведена – но только лишь в массовке,
(Сейчас уже сказали бы – «в тусовке»),
Где на миру не смерть красна, но боль.
И что с того, что видеть невтерпёж?
Не замуж, уж... Вот я и созерцаю.
И зубочистку, как копьё, ломаю.
А смерть что звать? Её не обойдёшь.
Когда же мой закончится диктант,
То за спиной появится сержант.
Апокалипсис
Сначала была Музыка.
Потом пришло Слово
и объявило себя Богом.
И был Бог,
и не было Бога кроме Бога.
Предисловие
считалось покушением на приоритет
и каралось.
Многословие
считалось намёком на многобожие
и каралось.
Послесловие
приравнивалось к метафизике
и тоже не поощрялось,
потому что после Бога
ничему не положено быть.
Но была Музыка
и она окружала Слово,
как белок окружает желток в яйце.
Мышка бежала,
хвостиком махнула,
яичко упало
и...
* * *
Апофеоз и инфернальность,
А между ними в тесноте
Ты, жизнь моя, моя реальность,
Где я не тот и все не те.
Своим ли занимаюсь делом?
Свои ль слова на языке?
Я слово заменил пробелом,
Теперь оно, как кот в мешке.
Я заменил средой субботу –
Исчез бесследно день седьмой.
Ещё не делаю работу,
Уже не праздную душой.
Я заменил на шило мыло –
Сменял верёвку на iPad,
И всё, что не было, то было,
А всё что было, того нет.
Апофеоз и инфернальность.
Потуже затяни ремни.
Не гениальность, но банальность,
И дни, простуженные дни.
Детство
Лето.
Трава пахнет солнцем и кузнечиками.
Если лечь на спину,
можно увидеть замок, конечно волшебный,
рыцаря на коне
и белый фрегат
с золотыми парусами.
А потом –
вскарабкаться на мачту
и плыть,
открывая неведомые страны,
сражаться с пиратами,
дружить с индейцами
(или наоборот)
и снова плыть
долго-долго,
пока мать обедать не позовёт.
* * *
Всё встанет на свои места,
Но ключ к себе не подобрать.
Сто раз я досчитал до ста.
Погасло сонное окно.
Так в мире пусто и темно.
Кому об этом рассказать?
Расчистив на драйвэях снег,
Спит иноземный городок.
Вернулся голубь на ковчег
Уже который раз ни с чем
И под водою Вифлеем
Не виден даже на вершок.
* * *
Вольные звуки в небо стремятся.
В стаи, в слова не хотят собираться.
В строчки не входят, в ритм не влезают,
Не покоряются и ускользают.
Думал – поймал. Но только лишь эхо.
Хруст скорлупы пустого ореха.
Слово прольётся, слово застонет,
Слово в журчащих звуках потонет.
Где вдохновенье терзает поэта,
Там и страдание с ним для дуэта.
Тускло мерцают кристаллы алмаза –
Чудище обло, огромно, чумазо.
Евронтида
Сан-Марино – пряжка на сапоге Италии.
Монако – пуговица на платье Франции.
Панамский канал – у Панамы на талии.
Всё это – не более, чем аберрации.
На платье давно протёрлась дыра.
На сапоге вместо лака резина.
Панама далеко, а Европа с утра
Приветствует обитателей криками муэдзина.
Колумбы рыщут по колумбариям
В поисках потерянной Евронтиды.
Пары цивилизации токсичней бария.
Атланты требуют признать их кариатидами.
Займите очередь за счастливым билетом:
Счастье каждому здесь и сейчас.
Кто окрестил тебя Старым Светом?
Хлопнули пробки и свет погас.
Были ли это шампанского пробки
Или взорвался кто-то неробкий?
Единорог
По шахматной доске
скакал единорог,
Не попадая в середину клеток.
О, если б хоть один
из нас представить мог,
Что он ворвётся в зал,
из-за кустов и веток.
Он, как заправский конь,
запрыгал буквой Гэ,
По вертикалям плыл,
причудливой ладьёю,
А рог его сиял,
и в бешеном броске
Сразил он короля
атакою двойною.
Потом он убежал,
он выпрыгнул в окно,
Напрасно мы его
обратно ждали.
Он в памяти застыл
причудливым панно.
А результат игры,
увы, не засчитали.
Карантин
На удалёнке, в карантине,
Где радуги над головой,
Он во всемирной паутине
Стоит на вахте трудовой.
Вся жизнь – в громадном мониторе.
Там и работа, и семья,
А мудрецы писали в Торе
Про неразрывность бытия.
Зачем цветут кусты сирени?
Зачем сегодня выходной?
Сжимается кусок шагрени.
Долбит ковчег библейский Ной.
Из комнаты
Чернеет ночь за рамами двойными.
Стоит луна среди вороньих гнёзд.
Прикрывшись облаками ледяными,
Как йог, спит небо на иголках звёзд.
* * *
За окошком вывесили вечер
На верёвку Млечного пути.
Пристегнули звёздами за плечики –
Не пройти.
© Илья Журбинский, 2021–2022.
© 45-я параллель, 2023.