Илья
Корман

* * *

В облака играет ветер,
В небе лепит письмена,
Белым шрифтом пишет ветер
Дорогие имена.

Он сложил о них легенду
И твердил её везде:
В волосах играя лентой,
В камышах и на воде.

Он занёс её в подворье,
Бормотал её в углу,
А наутро с плоскогорья
Сдул в долину, как золу.

Чтоб она весёлой шуткой
Понеслась с материка,
Чтоб ныряла дикой уткой
В кучевые облака,

Чтоб застряла в гриве львиной,
Чтоб упала в ковыли,
Чтобы лапкой голубиной
Отпечаталась в пыли,

Чтоб, рассказанная в лицах
Парусами кораблей,
Стала притчей во языцех
И загадкой для детей.

* * *

Я заборы мурыжил,
С ворота́ми вожжался.
У пройдох и у выжиг
Я ума набирался.

Я взимал спозаранку
С них святые поборы:
Анекдоты и шванки
Городского фольклора.

Я расхристанной кроне
Проповедовал рьяно,
Пыль кружил на перроне,
Целовался с бурьяном.

Подгулявшим калекой
Я в низинах елозил,
Ибо колокол века
Свой язык отморозил.

* * *

От них слова уходят в маки́,
Унося патронташ обид,
А я по проводу главной строки
Запускаю первый флюид.

И в пику тем, кто слова не берёг
И как пену гнал, на фу-фу,
Я рифмовкой зачищу концы двух строк –
И замкну электрострофу.

* * *

Словесный подступил искус.
Пора, мой друг, пора –
В один присест, в один прикус
Гусиного пера.

Про то, как леса около
Буравилась земля,
Как выросла из кокона
Красавица-змея.

Про то, как утка-селезень
С Кащеевой иглой
Полнеба перемеряла,
Как маленький портной.

Как над вечерним берегом
Стежок вела крылом,
Как недошитым бережно
Махала рукавом –

Незаинтересованно,
За чистый интерес,
Как лучик, нарисованный
В тетради для чудес.

* * *

Пулемётные гнёзда строф
И абзацы – брустверы – бровки...
Лишь бы только хватило слов
Для трассирующей рифмовки.

* * *

То ли сад бормочет-кается,
Что не выучил урока,
То ли ветер спотыкается
О колено водостока.

Чтобы саду впредь не хмуриться,
Не дрожать понурым франтом,
Сорок тысяч белых жужелиц
Налетят ночным десантом.

И зима опустит, скромница,
Белые свои ресницы.
Белым сном кусты наполнятся
И согнутся в пояснице.

* * *

Своих недостоин верб,
Ни чахлых кустов, ни пыли,
И, раз ты забыл свой герб,
То имя твоё забыли.

И был на расправу скор
Тот праведный ветер сильный,
Который тебя истёр
В труху, в порошок синильный.

Слагать по тебе псалом
Охота ему всё реже,
Ворочая языком
Из кровельного железа.

* * *

То, что меня создало,
создаст второго меня.

Акутагава

Напрасно меня рисуют
Танцором, забывшим па, –
Я знаю, чем я рискую,
Где ляжет моя тропа.

Толчки кровяные эти,
Венозная их волна –
Ах, эти, как злые дети,
Сквитаться хотят сполна.

Улыбок не жду монарших,
И жить мне уже в обрез,
И всё же скажу уставшим
От каверз и контроверз:

Да, сердце моё устало
Жить, мучаясь и виня,
Но то, что меня создало,
Создаст второго меня.

Создаст – и укажет в небо,
Поднимет меня с колен,
Единое на потребу,
И нет ничего взамен.

* * *

Есть в «Грамматике грома» раздел «Облака»,
Малой сноской идут кучевые.
И – в щедротах горазда, в просветах легка –
Им луна раздаёт чаевые.

Ну, а сей, воздымающий пенный тюрбан,
Он бореньями дыбится древними:
Кораблями покачивает океан,
Словно ящер – наспинными гребнями.

* * *

Проглядела бирюза,
И учёные стрекозы
Зря надели на глаза
Линзы Цейса и Спинозы.

Ты ушёл в ходы кротов,
Не достанет звёздный зуммер,
Утаил от мудрецов
И открылся неразумным.

Ты пластами шевелишь,
Празднуя уход из сущих –
Повелитель корневищ,
Темноты подземной скупщик.

* * *

Дневные звуки умерли,
Уносит их вода,
Их вечер губкой сумерек
Стирает навсегда.

Но этим тихим вечером
Вдруг слышится мне рог:
Мол, ждёт меня отечество,
В котором я пророк.

* * *

Их общий путь – со стороны
И странен, и коро́ток.
У человека и страны
Свои перевороты.

Он был с ней рядом и впритык,
И наряду, и вровень,
Он был её нутро и крик,
И чад её жаровен.

Когда несходство их корней
Они вконец постигли,
Он был в одном расплаве с ней –
Но он воззвал из тигля.

Тогда – на всю катушку впрок –
Друзьям ли, антиподам –
Он был, как притча и урок,
Загадан и преподан.